Солнце предложил Дикси вернуться с Тенью в трейлер и подождать там, но та цеплялась за него, мотала головой и тщетно вытирала зареванное лицо о его рубашку. Джеймс решил было, что эта река слез никогда не остановится, но тут Дикси икнула, замолчала на мгновение и вполне отчетливо воскликнула:

— Лошадка! Покататься! Ты обещал!

И все трое посмотрели на Джеймса, а он — на них, а потом — на то единственное, что осталось от радуги.

Вот и все.

— Это твое, Баки, — тихо сказал Солнце.

Цвет был фиолетовый, но совсем не темный, приятного теплого оттенка, и когда Джеймс подставил металлическую ладонь, она словно покрылась фиалками. Там, внутри этого красивого цвета, жила его жестокая кровавая память, и туда ему предстояло уйти, в эту память, совсем одному. Она оплетет его склизкими щупальцами и больше не отпустит, как бы он того ни хотел, а Солнце и Тень останутся здесь, с Дикси, на золотом поле под ярким, умытым небом. И будут счастливы.

Наверное, он должен был злиться, что все так вышло.

Наверное, он это заслужил.

Мысленным взором Джеймс окинул прошедшие дни: бусины в волосах, чудесный сундук, Вещь с красным бантом, праздничный торт, руки и губы Солнца, улыбки, признание и принятие, детский смех…

Что ж, передышка и без того слишком затянулась. Он должен быть благодарен и за это.

— Спасибо, — выдавил Джеймс, бездумно поворачивая руку под потоком света, глядя, как он вспыхивает на гладком металле. — За все.

— Ты вернешься, — хрипло сказал Тень. — Задни… Э-э-э, задним мозгом чую. Ты вернешься, и у нас будут большие проблемы.

— Мы их решим, — уверенно добавил Солнце. — Баки?

Джеймс все же оглянулся на него — не смог не оглянуться — и всем телом качнулся в последний цвет радуги.

========== Эпилог ==========

Эпилог

Он упал на колени, и вскочил, и снова упал, и, разглядев перед собой человеческую фигуру, с криком встал на дыбы. Горячее стекало по щекам, по задней ноге, бедро пылало болью, и ужас от содеянного застилал ему глаза.

— Брок, держи Дикси, отходите, отходите!

— Да он взбесился! Стив, не лезь! Он тебя в кашу растопчет!

— Баки, Баки, тише, это я, ты вернулся, все получилось, все хорошо.

Но это была неправда, ложь, полный абсурд! Ничего не было хорошо, даже близко. Как хоть что-то могло быть хорошо, когда он… он…

— Стив… — простонал Джеймс (потому что его на самом деле звали именно так, Солнце угадал) и опустился на все четыре ноги, а потом — на колени, и застыл так, крупно дрожа. — Кем я был… Что я делал… Господи…

Отчаяние и ужас снова завихрились вокруг, грозясь захлестнуть его, и раздавить, и размолоть остатки в пыль, однако голос, знакомый, мягкий, но настойчивый голос велел:

— Баки. Открой глаза.

Не сразу, но Джеймсу удалось разлепить ресницы — Солнце держал его за щеки большими горячими ладонями и смотрел в самую душу. И то, что он там видел, не заставляло его кривиться в страхе и отвращении, он не называл Джеймса убийцей, не отдергивал руки, не отворачивался в презрении, и мало-помалу дыхание Джеймса успокаивалось.

— Я не знаю, какие у тебя были причины, — негромко сказал Солнце. — Но наш договор о трех днях по-прежнему в силе. Что касается твоих воспоминаний, это целиком и полностью твое дело. Ты можешь рассказать и уйти, а можешь рассказать и остаться. Ты можешь ничего не рассказывать, а потом уйти или остаться — все, что захочешь, это тоже твое право. Ты понимаешь меня?

На словах все звучало просто, слишком просто, так просто, что верилось с большим трудом, но в голове вертелось чересчур много всего, поэтому Джеймс лишь кивнул, и Солнце, улыбнувшись, чмокнул его в нос.

— Молодец. Давай, вставай.

Дождь кончился, и радуги больше не было, и мокрое жнивье под ногами переливалось на солнце. Тень стоял в стороне, прижимая к себе Дикси, смотрел с недоверием.

— Ой, — прошептала девочка. — Лошадка поранилась.

Вспомнив о резкой боли, ожегшей бедро, Джеймс повернулся посмотреть: там, где светлело клеймо, теперь зияла свежая рана, и темная кровь вольно бежала по ноге, смешиваясь с дождевой водой.

— Ого, — расстроился Солнце.

Из кармана шорт он выдернул белый платок и некоторое время осторожно изучал пострадавшее место.

— Обширная, но неглубокая, — был его вердикт. — Будто лоскут шкуры срезали. В трейлере найдем, чем обработать, будем смазывать, может, и шрама не останется.

Не заботясь, что испортит одежду, Солнце пихнул запачканный платок обратно и улыбнулся Джеймсу.

— Идемте?

— А покататься? — одновременно с ним встрепенулась Дикси.

Тень начал было качать головой и что-то объяснять, однако Джеймс его перебил.

— М-можно, — всхлипнув в последний раз, он утер остатки влаги со щек. — Мы же обещали.

Тень глянул с сомнением:

— Уверен?

— Да, — отозвался Джеймс. — Меня это успокаивает.

И правда, вес на спине (пусть едва ощутимый, потому что Дикси не особенно потяжелела, превратившись из призрака в настоящего ребенка) будто по волшебству настроил его мысли на более или менее спокойный лад.

С неба приятно пригревало, золотистые стебли хрустели, сминаемые его шагами; Дикси обнимала его за пояс, хватала за мокрые косички и щебетала, словно птенчик — что-то непонятное, но легкое и веселое. Солнце и Тень шагали по обе стороны от него, придерживая Дикси за босые ноги.

Возвратившаяся память, сколь горька бы она ни была, изменила в нем что-то, сделала его целостнее, крепче. И хотя Джеймсу еще многое предстояло объяснить и заново пережить, хотя рану тянуло и кровь не унималась, хотя предсказанные Тенью большие проблемы наверняка были отнюдь не за горами, Джеймс как никогда отчетливо ощущал в себе силы все это пережить.

Солнце сказал верно: они справятся. Он справится.