Джеймс медлил: не то чтобы ему не хотелось помочь Солнцу, но впечатления о последней (первой?) попытке создать что-то силой воображения были еще свежи, и теперь он судорожно обдумывал вероятность вытащить какую-нибудь другую «большую и черную» банку, отнюдь не с протеином. И, если так, то кто знает, что опасное, разрушительное или, по меньшей мере, неприятное может в этой банке оказаться.
— Давай же, — подбодрил Солнце, и Джеймс, зажмурившись, с мужеством отчаяния принялся шарить в недрах сундука с другого края.
Ощущения оказались странными: там, внутри, конфет определенно не было, и ничего твердого тоже не было, лишь размытые неясные формы: не то слишком плотный туман, не то чересчур жидкое желе — но время от времени под пальцами оказывалось что-то мало-мальски осязаемое, и тогда Джеймс пытался вытащить это что-то наружу, рывком, словно рыбу из пруда. Иногда оно, словно рыба же, срывалось, иногда — нет, и постепенно возле сундука начала выстраиваться их добыча. Большой термос, пустой контейнер для чая (Солнце сказал, что покажет его Брюсу), огромная дорожная свеча в металлической банке, нечто трудноопределимое, но, по словам Наташи, явно имеющее отношение к декоративной косметике — все черное, как смоль.
— М-да, — Солнце разглядывал то банку ваксы, вполне обыкновенную, если не считать угрожающих размеров, то свои потертые грязно-белые кроссовки, словно бы прикидывая, как эту ваксу к ним применить. — Боюсь, так у нас ничего не выйдет. Следовало просто поставить его на полку, но кто же знал, что он еще понадобится. Наташа, ты не помнишь, как выглядел мой протеин?
— Спроси Брока. — Юркие черные лапы перебирали вымытые картофелины, порой нерешительно подкидывая их, словно Наташа хотела жонглировать, но вовремя себя одергивала. — Вы вместе его покупали.
— Попозже, — решил, к облегчению Джеймса, Солнце и, дождавшись, пока Джеймс уберет руку, захлопнул крышку. — Давайте сперва дочистим.
Какое-то время они молча работали втроем, потом к Наташе подбежала Ванда, повеселевшая, улыбающаяся, что-то горячо прошептала ей на ухо и утащила в трейлер, Наташа только и успела, что виновато взглянуть на Солнце, но тот лишь кивнул, глазами уверяя, что управятся и без нее.
— Куда вы ездили? — спросил Джеймс еще немного погодя — он был не вполне уверен, вправе ли любопытствовать, но печальный вид Ванды после этих прогулок никак не давал ему покоя.
— По магазинам, в основном, — ответил Солнце. — Надо было кое-что купить.
Джеймс кивнул:
— Понятно.
И уставился на полуочищенный клубень, соображая, стоит ли расспрашивать Солнце, или же это будет невежливо по отношению к Ванде, и лучше спросить ее саму. В итоге он решил, что попытка не пытка, во всяком случае, Солнце уж точно не станет его наказывать, даже если вопросы окажутся неприемлемы, а решив, осторожно проговорил как бы сам себе:
— Ванда снова грустная. Как и вчера.
— Она скучает по брату, — легко откликнулся Солнце. — И сегодня она снова его не нашла. Как и вчера.
Джеймс ожидал услышать нечто в этом духе — то, что Ванда переживает потерю — это стало бы ясно каждому, кто видел ее номер; ему только непонятно было, зачем она ищет брата в городе, ведь все потерянное ждало их на краю радуги, так к чему напрасно тратить силы и время?
— Какой он был? — спросил Джеймс. — Ванда рассказывала о нем?
Солнце погладил подбородок уголком картофелечистки.
— Немного. Он был… быстрый. Но, очевидно, недостаточно. Не переживай, Баки, она найдет его. Мы все найдем то, что ищем.
— М, — коротко отозвался Джеймс и вздрогнул, когда их руки соприкоснулись, встретившись над последней картофелиной. — А что ищешь ты?
Он смотрел на длинные пальцы Солнца поверх своей кисти и не поднимал лица, боясь, что ослепнет, потому что Солнце сейчас улыбался так, что второе солнце там, наверху, должно быть, померкло от зависти.
— Ничего, — Солнце рассмеялся негромко и торжествующе. — Я уже нашел все, что хотел, и даже сверх того. Мой Баки… Можно?
— Да, — твердо сказал Джеймс.
«И на этот раз — никаких салфеток», — хотел прибавить он, но Солнце, сомкнув пальцы на его запястье, уже потянул его на себя, в жаркую сверкающую солнечную корону, и он растворился там, рассеялся, вспыхнул, как мелкая космическая пыль, перестал быть.
Джеймс вынырнул нескоро (вернее ему пришлось вынырнуть, потому что дыхание совершенно сбилось и сердце колотилось совсем уж неровно), перед глазами было темно, как бывает, если посмотреть на яркий свет, а кожа казалась чувствительной, словно после ожога, но в хорошем смысле.
— Обожаю пастораль. Это так мило.
Кое-как проморгавшись, Джеймс увидел Тони: тот сидел на траве возле сундука, с пакетом яблок на коленях, и грыз одно, утирая воображаемые слезы, а Дубина, встревоженно жужжа, описывал круги вокруг.
— Разве не чудесно? — продолжил Тони, заметив, что Джеймс на него смотрит. — Любовь в сельской местности. Травка, птички, солнышко… Овечек вот не хватает, зато есть лошадь. Или больше похоже на «Горбатую гору»? Положим, если бы Джек отправился пасти овец без Энниса, а только со своим конем…
— Тебе что-то надо, Тони? — перебил Солнце — он, закатав рукава рубашки, домывал очищенный картофель.
— Меня прислал птичка, — Тони сообщил это очень недовольно, явно не считая нужным скрывать, как относится к данному поручению. — Они с Ведьмой и Вдовой устроили в трейлере филиал «Адской кухни» и так заняты, что не могут оторваться. Впрочем, учитывая заляпанный патокой пол, не исключено, что они действительно не могут оторваться…
Джеймс, в голове, да и во всем теле которого все еще было слишком легко, хихикнул, и Тони швырнул в него яблоко из пакета, неожиданно резким движением, и Джеймс сам не понял, как оно оказалось у него в руке.
— Хорошие рефлексы, — буркнул Тони и поставил пакет на траву. — Птичка попросил передать вам это. И еще он попросил узнать, нашли ли вы протеин.
— Нет, — сказал Солнце, — не нашли. Я не помню, как он выглядит.
— Лузеры, — припечатал Тони, перекатился на колени и открыл сундук.
— Я припоминаю что-то такое, — бормотал он, болтая внутри рукой. — Большая черно-белая банка…
Банка, которую он извлек полминуты спустя, действительно была большая и черно-белая, а еще с дозатором на крышке, и Тони уставился на нее, покусывая губу.
— Вау, — сказал он с приятным удивлением. — Не знал, что ее выпускают в емкостях такого размера.
— Это протеин? — спросил Джеймс, пытаясь разглядеть буквы на банке, но Тони держал ее слишком неудобно.
— Нет, Флаттершай, — осклабился Тони, — это употребляют с другого конца. Но вам тоже пригодится. Учитывая твои размеры.
Пока Джеймс хлопал глазами, силясь понять, что он имеет в виду, Солнце без всякого труда поднял гигантскую кастрюлю, подошел к Тони, отобрал у него банку и вручил взамен кастрюлю, отчего Тони охнул и слегка согнулся.
— Спасибо за яблоки, Тони. Будь добр, отнеси в кухню.
— Я вам курьером не нанимался, — проворчал тот, но послушался и ушел, сопровождаемый взволнованным Дубиной, а Солнце мельком глянул на банку и закинул ее обратно в сундук.
— Не протеин, — подтвердил он. — Но теперь я вспоминаю, что банка и правда была черно-белая, не черная. Ешь яблоко, Баки. Они сладкие.
Яблоко пахло изумительно и на вкус оказалось ничуть не хуже, спелое, сочное, и Джеймс, почувствовав на языке хрусткую сладковатую свежесть, не останавливался, пока от яблока не остался тоненький остов. Джеймс выбросил его в траву, подумав, как будет здорово, если тут, на этой земле, которая к тому времени давно его позабудет, вырастет яблоня.
— Бери еще, — сказал Солнце, и Джеймс с готовностью послушался.
— Сегодня никуда не едем? — поинтересовался он между двумя восхитительными кусками.
— Нет, — ответил Солнце. — И представления тоже не будет.
— Выходной?
— Да. Вроде того, — улыбнулся Солнце и зачем-то подмигнул.
Вскоре пронзительно-синее небо усыпали облачка, круглые белые и пушистые, словно комочки ваты, и лишь одно из них выглядело чуть серым, как бы дымчатым, но дождь, которым оно пролилось, был сильный и по-осеннему холодный, потому Джеймс, по настоянию Солнца, вернулся в трейлер и там, ощутив сонливость, задремал и спал до самой темноты.
