Ньют Скамандер обращается к мадам президенту Серафине Пиквери и министрам своей страны со всей выдержкой профессора, который читает свою четыреста двадцать восьмую лекцию на тему брачных предпочтений североамериканского рогатого змея по сравнению с его европейскими и евразийскими сородичами.

То есть, он и близко не так запуган, как предпочел бы каждый из присутствующих.

– Я прибыл в страну на маггловском… на пароходе не-магов из Лондона, – рассказывает мистер Скамандер. – Предъявил паспорт на их таможне и скрыл истинное содержимое своего багажа. У меня не было намерений извещать о своем присутствии Магический Конгресс США, но когда я столкнулся с аврором Тиной Голдштейн…

– Простите, – перебивает Пиквери.

– Да, мадам президент? – говорит Скамандер.

– Внесите в протокол, что Тина Голдштейн не является аврором МАКУСА с ноября этого года.

– Сделано, – отвечают ей.

Ньют ждет секунду.

– Могу я продолжать?

– Продолжайте, – позволяет Пиквери.

– Встретившись с Тиной Голдштейн, я умышленно исказил цель своего визита, заявив, что намеревался нелегально приобрести Аполосских Пушишек у заводчика, которого сотрудники МАКУСА закрыли в прошлом году.

Если бы в голосе мистера Скамандера звучало разочарование, президент Пиквери могла бы испытать легкую гордость за эту мелочь. Но мистер Скамандер говорит как слегка скучающий человек. Или как типичный британец.

– На самом деле из Нью-Йорка я собирался отправиться в штат Аризона, чтобы вернуть птицу-гром в естественную среду обитания, – продолжает мистер Скамандер. – Разумеется, на территории действия МАКУСА обладание живой или мертвой птицей-гром является незаконным. Несмотря на это, животное было контрабандой вывезено из Америки, переправлено через Атлантику и попало в личную собственность в Египет, где я его и нашел.

Мадам Пиквери хмурится – как и от большей части показаний мистера Скамандера. Это становится особенно заметно, когда речь заходит о мистере Персивале Грейвзе.

– Впервые я заподозрил, что мистер Грейвз не тот человек, за которого себя выдает, когда он никак не отреагировал на гром-птицу, наличие которой у меня откровенно противоречило законодательству. Затем он подозрительно заинтересовался Обскури, которого я получил после смерти носителя, девочки из Судана. Таким образом у меня появились две версии: либо мистер Грейвз, директор Отдела магического правопорядка, разделял взгляды Геллерта Гриндевальда, либо он и был замаскированным мистером Гриндевальдом.

Ньют очень осторожно складывает руки на столе перед собой и внимательно смотрит на президента МАКУСА.

– Я рассудил, что даже вы, американцы, не поставили бы на важный пост такого садиста, – поясняет он. – Из чего следовало, что вторая версия, какой бы возмутительной она ни выглядела, более правдоподобна. В конце концов, к этому моменту я уже некоторое время находился в компании мисс Тины Голдштейн, и она не раз успела показать себя очень законопослушной, невероятно умной и сострадательной. Раз уж она была аврором, то очевидно, что человек, стоявший во главе американских авроров, не мог быть тем существом, которое мы перед собой лицезрели.

Вскоре должностные лица устают от лекции, и Ньюта отпускают на обед. Он находит Тину Голдштейн двумя этажами выше: та безучастно смотрит в большое окно, сжимая чашку кофе в обеих руках.

– Кажется, я начинаю привыкать к вашему кофе, – говорит он нарочито жизнерадостно.

Приятно позволить себе переменить тон. И просто смотреть на Тину тоже приятно, но о кофе сказать легче, чем об этом.

– Я… – начинает Тина, однако опускает голову и впивается взглядом в свою чашку. – Наверное, чай у нас тут не очень хороший. У тебя дома наверняка лучше.

– Да, конечно, – соглашается Ньют. – Дома все лучше.

Тина морщит лоб, Ньют, отвернувшись, кладет руку на стол и ругает самого себя.

– Я не имею в виду, что тороплюсь скорее уехать, – поспешно добавляет он.

– Ничего страшного, – говорит Тина. – На твоем месте я бы торопилась.

Они смотрят друга на друга и синхронно отводят глаза.

– Что… что здесь можно поесть? – спрашивает Ньют.

– Сандвичи тут… ну, съедобные.

– Можно я куплю тебе сандвич?

– Я не слишком голодна.

Ньют смотрит в окно, а Тина долгую секунду разглядывает его профиль.

– Но мы можем взять один и разделить, – неуверенно предлагает она. – Я плохо позавтракала.

– Я тоже, – говорит Ньют.

Он заказывает кофе для себя и один сандвич на двоих. Вспомнив, что Тина не любит ветчину, просит положить ростбиф, размышляя об объяснении Куинни, почему та ест только курятину и рыбу. Видимо, сильные легилименты могут воспринимать даже мысли высших животных.

Они тогда обсуждали эту тему, а Тина сидела на диванчике возле Ньюта и читала книгу. Это был довольно приятный вечер, учитывая предыдущий день, проведенный в подробных рассказах практически о каждом привезенном в чемодане существе.

Несколько минут Ньют, засунув руки в карманы, смотрит Тине в затылок, затем приносят его заказ.

– Я забыл взять дополнительные приборы, – спохватывается Ньют, как только снова оказывается возле окна.

– Ньют, – говорит Тина. – Это сандвич.

И улыбается, пусть и довольно бледно.

Взяв по половинке сандвича, они принимаются за еду, причем, сами того не замечая, приноравливаются откусывать так, чтобы не было возможности начать разговор. Просто стоят и жуют. Тине даже горчица кажется опилками. Ньют тоже не находит еду вкусной, хоть это далеко не самое худшее, что ему приходилось есть.

– Как ты думаешь… – начинает Тина, вытирая пальцы платком.

Не дождавшись продолжения, Ньют спрашивает:

– Что я думаю?

– Как ты думаешь, может быть такое? – она откашливается в платок. – Вероятно, что Криденс мог… выжить?

Тина смотрит на Ньюта, и тому не нужно уметь читать мысли, чтобы знать, какого ответа она ждет. Выражение ее лица умоляет обнадежить, сказать, что такое возможно.

– Только честно, Ньют, – добавляет Тина.

Он сглатывает.

– Я не знаю. Обскури не может жить без носителя, Обскура. Если носитель умирает, Обскури рассеивается.

– И… Да, ты же там был, – говорит Тина. – Это мы и видели… как он рассеялся, да?

Ньют кивает, стараясь не отводить от нее глаз, потому что она продолжает на него смотреть. Быть может, она готова расплакаться, и Ньют понятия не имеет, что будет тогда делать. Однако Тина просто выглядит усталой.

– Но Криденс… – добавляет Ньют. – Я раньше не видел никого подобного.

Он думает не о волнах тьмы, бушующих среди небоскребов со свирепостью шторма в Гибралтаре. Он может думать лишь о том, что видел в воспоминаниях Тины.

– Так что, кто знает, – заключает он, стараясь заставить голос звучать обнадеживающе.

Попытка улыбнуться проваливается.

– Я хотела бы, чтобы ты мне не врал, Ньют, – говорит Тина.

И отворачивается. Ньют лихорадочно подбирает слова извинений.

– Прости, Тина, – выпаливает он одновременно с ее «Должно быть, это к лучшему».

– Прости, – говорит она.

– Прости, – эхом откликается Ньют.

Оба устремляют взгляды за окно, хотя Ньют смотрит скорее на отражение Тины, нежели на клубы темного дыма и стаи голубей в небе.

После обеда Ньют продолжает читать лекцию. А Тина продолжает отвечать на одни и те же вопросы.

– Как долго вы знали, что мистер Бэрбоун является Обскуром, прежде чем связались с агентом МАКУСА?

– У вас есть причины полагать, что мистер Грейвз инициировал контакт с мистером Бэрбоуном?

– Вы были в курсе природы их отношений?

– Природы их отношений? – переспрашивает Тина.

Вчера у нее такого не спрашивали и позавчера тоже.

– Что вы имеете в виду под «природой их отношений»? – ее голос становится громче. – Я вообще не знала, что у них отношения.

Мари-Жанна Эбигвайт напротив Тины осторожно переплетает пальцы на столешнице.