Это хороший сон.

Томас чувствует это в крови, в вибрации самой кожи. Все спокойно и понятно. Нечего бояться.

Ночь. Он идет сквозь фиолетово-синюю темноту, над головой сияют звезды. Он не видит, куда идет — повсюду одна лишь кукуруза — но он также уверен, что ему не требуется видеть. Его бережно ведут, направляют — за руку, ноги, сердце.

Осознав, он тут же понимает, для чего все это. Трещина в земле. Длинная глубокая прореха, словно некое огромное ужасное существо погрузило руки в почву и разорвало ее.

Чувствуя невыразимую печаль, Томас опускается на колени.

Тянется коснуться, и земля вздрагивает.

Знание пронизывает его, как золотая жила. Что-то спит под городком Снейкспринг. Что-то старое. Что-то огромное. Глубоко-глубоко внизу, под пылью, грязью и мелом. Внизу, где лежат мертвые кости и плавают слепые рыбы.

И теперь оно просыпается.

Слишком рано.

Слишком рано.

Слишком рано.

***

В дверь стучат.

Обшарив кухню, Маркус нашел в холодильнике яйца и сосиски. Теперь они жарятся на сковороде, масло шипит и брызгает, пока сосиски любезно отдают яйцам свой аромат. Маркус, опершись на кухонную стойку, тыкает в них лопаткой. Томас, который готовит очередную порцию дрянного кофе, так захвачен врасплох неожиданным звуком, что едва не бьется головой об один из шкафчиков.

Стук раздается вновь, на сей раз громче.

— И часто к тебе так приходят? — зевает Маркус.

Выглядит он отвратительно, тени под глазами темнее, чем прежде. И он не брился. В глазах Томаса он выглядит совершенно не тем человеком, с которым хочется быть застуканным за совместным завтраком.

— Нет, — на ходу вытирая руки, Томас идет к двери. — Но я здесь совсем недолго.

Бросив полотенце на стол, он широко распахивает дверь. Солнце встает по другую сторону дома, двор расчерчен широкими полосами желтого и черного. Человек на пороге строен и симпатичен, на нем изношенные ботинки и красная рубашка. Сложив руки на груди, он едва заметно тянет шею, пытаясь заглянуть внутрь. Несколько секунд Томас не узнает его, а потом из-за ног человека показывается маленькое бледное личико.

У Грейс большие любопытные глаза. Она смотрит на Томаса, как на уродливую многоногую тварь, найденную под камнем.

— Мистер Ким, — тут же вспоминает Томас и улыбается. — Какой сюрприз.

— Привет, — отзывается тот. — Можно просто Эндрю. Или Энди.

Грейс тянется к его руке и дергает, как веревку колокола. Энди ей позволяет.

— Тут есть над чем поработать, — замечает он. — Было бы неплохо подновить краску — погода не пошла ей на пользу. И ограда, — он кивает в сторону дряхлой изгороди. — Она же разваливается. Надо бы заново расставить столбы и покрасить.

— Ну, — благодушно отзывается Томас, — я только что въехал. Еще не успел заняться ремонтом.

— Могу помочь, — предлагает Энди. — Я неплохо управляюсь с краской.

Грейс продолжает висеть у него на руке и сверлить Томаса взглядом. Заметив девочку, Маркус, занятый сервировкой завтрака, оживляется и дружелюбно машет рукой.

Глаза Грейс распахиваются еще шире. Она сильно дергает Энди за руку, и тот, бросив на Томаса извиняющийся взгляд, опускается на корточки, слушает, пока она шепчет, прикрыв рот ладошкой.

Что-то меняется в его лице.

Поднявшись, Энди через плечо Томаса смотрит на Маркуса.

— А это кто? — его тон слишком небрежен для выражения глаз. — Приезжий?

— Да, — выдавливает Томас, коротко глянув за спину. — Да, он тоже священник, и ему негде жить, поэтому пока он здесь. Мои двери всегда открыты тем, кто… Простите, а вы по какому поводу?

— Просто зашел проверить, как вы тут. Меня попросили удостовериться, что вам ничего не надо. По дому, в смысле.

Энди неопределенно указывает на крыльцо.

— Спасибо, не сегодня. А кто вас отправил? — осторожно интересуется Томас.

— Доктор Беннетт, — ответ запаздывает на какую-то долю секунды, и Томасу становится тревожно.

Он снова оглядывается: Маркус, кажется, напрочь забыв про еду, изучает Энди с ужасно озабоченным видом, потом смотрит на Томаса и хмурится, как бы пытаясь что-то сказать ему.

— Папа, — ноет Грейс, — пойдем, пойдем.

До этого момента Томас не замечал ветра. Он дует с запада.

Холодный.

Энди открывает рот, закрывает. И вдруг смеется — так неожиданно, что Томас почти отшатывается.

— Если вам что-то понадобится, — говорит он, — вообще, все, что угодно, вы только…

— Папа, — теперь Грейс сердится. Маленький кулачок яростно комкает край клетчатой юбки. — Я хочу уйти.

— Как скажешь, милая, — поспешно соглашается Энди.

Он быстро тянется погладить ее по голове и уводит с крыльца. Грейс оборачивается на застывшего в пороге Томаса — и Маркуса позади него. Она не улыбается. Ее пальчики крепче сжимаются на ладони Энди, и Томас чувствует, как нечто похожее сжимается у него в животе — так больно, что он морщится.

Подсадив Грейс на заднее сиденье фургона, Энди закрывает за ней дверцу. Коротко машет Томасу в подобии салюта, садится за руль и поворачивает ключ. Колеса вздымают облачка пыли.

Только тогда Томас захлопывает дверь, разворачивается к Маркусу, и комната взрывается их голосами.

— Ветер, ты почувствовал?

— Он всегда такой?

— Не знаю, я его один раз встречал!

— А девочку ты видел?

— Ее глаза, как они…

— Я знаю!

— Черт… — бормочет Томас, вдавливая в лоб ребро ладони, а другую руку прижимая к животу, где минуту назад лопнувшими струнами отдавалась боль. — Я не сумасшедший, я не теряю разум…

— Нет, — истово заверяет Маркус, — отнюдь нет.

В три широких шага он пересекает кухню, распахивает дверь и вглядывается в медленно рассеивающиеся клубы пыли.

— Это демоническое влияние. Этой семьи коснулось зло.

— Может, мы преувеличиваем, — лихорадочно говорит Томас. — Делаем из мухи слона…

— Его глаза, Томас. Как он стоял, как двигался. Я знаю приметы. Нечто довлеет над этим человеком и его дочерью, как проклятие, — Маркус возбужден и не уходит с порога. — В приходе есть другие дети?

— Много, — Томас тяжело опускается за стол, потирает лоб. — Dios mío… У миссис Рэнс две девочки. Одна утром была в церкви, но я с ней не говорил. И миссис Грэм, — вспоминает он, щелкнув пальцами. — У нее дочка тяжело болеет, не хочет никого видеть.

— Чем болеет? — настораживается Маркус.

— Вроде бы какая-то болезнь крови.

— И какого дьявола это значит?

— Откуда я знаю! — рявкает Томас. — Я не доктор!

Через несколько секунд запал проходит, и он стонет.

— Прости, я не должен был на тебе срываться.

Маркус выдыхает. Подходит, шумно подтягивает к себе стул. Легко трогает Томаса за руку.

— Значит, не доктор, — мягко произносит он. — А какого-нибудь доктора ты знаешь?

— Только доктора Беннетта. Он встречал меня на станции.

— Знаешь, где он живет?

«Самый большой дом в городе, — вспоминает Томас. — Если не считать поместья Уолтерсов».

— Да. Найти смогу.

— А миссис Грэм?

— Тара говорила, она живет где-то на углу Хэймэйкер и Питч, но я не… я точно не знаю.

— Хорошо, — заключает Маркус. — Слушай. Ты хотел мне помочь.

— Хотел. И хочу.

— Мне нужно, чтобы ты поболтал с доктором Беннеттом. Выясни, знает ли он что-нибудь о девочке Грэм и правда ли он отправил к тебе Энди.

— Ладно, — нетвердо выговаривает Томас, прикрыв рот ладонью. — А ты?

— Навещу миссис Грэм. Попробую повидаться с ее дочкой, если выйдет. Надо проверить, все ли семьи в городе под угрозой или только одна.

«Возьми меня с собой», — хочет сказать Томас.

Он много чего хочет сказать, но вряд ли это пойдет на пользу.

— Хорошо, — соглашается он. И по наитию добавляет: — Будь осторожен.

Маркус поднимает брови.

— Ага, — тихо отвечает он. — Постараюсь.

Они разом поднимаются из-за стола, шарахнув ножками стульев по линолеуму, и одновременно же покидают дом.