«If you want some more

Get down on the floor

What you’re waiting for?

It’s your night

Go and live your life

Just don’t turn the knife

Fade into the light

It’s your night»*

Не впервые в жизни песня убеждала меня в чём-то. Сейчас она сначала за шкирку поставила меня на ноги, а потом здоровенным пинком выбила из меня всю нерешительность. Я выдохнула и вышла на веранду. Джонни услышал, как разошлись и сошлись створки двери, но даже не обернулся. Я покрутила головой по сторонам и подошла к нему с наиглупейшим, как тогда мне показалось, вопросом:

— Джонни, вам что-то принести? — Саркастичная натура во мне радостно хлопнула в ладоши, ибо это был первый раз, когда я обратилась к Деппу просто по имени.

— Нет, спасибо. — Он даже не взглянул на меня.

Однако я отступать не собиралась, в меня вкололи такую дозу уверенности, что я не побоялась сказать:

— Знаю, я просто прислуга и напрашиваюсь на законное «Не лезь не в своё дело», но… — Я чесанула бровь и попыталась придать голосу улыбки: — Хмурее неба над Лос-Анджелесом только вы. — Депп удивлённо посмотрел на меня. Я уверенно кивнула. — Да, это не моё дело, извините. — Я ожидала, что Джонни улыбнётся, но он отвернулся и выпустил новое колечко дыма. — Я могу для вас что-то сделать? — тихо спросила я.

— Это вряд ли. — Тон голоса, отрешённый взгляд, Джонни всем видом давал понять, что не настроен на какие-либо беседы. Особенно с настырными горничными.

Я поджала губы и понуро направилась обратно в дом. «Why is it so hard to find someone who cares about you, when it’s easy enough to find someone who looks down on you?» — спросило внутреннее «Я» голосом Адама Гонтье.

Я остановилась. Люди — чудные, противоречивые существа. Порой нужно то, чего совершенно не хочется, порой нужно то, что кажется совершенно бесполезным. Я выдохнула и нагло уселась на ступеньки, развеяв облачко дыма.

— Как-то летом в лагере я посещала курсы психологии… — намекнула я, разглядывая носки кед, и тут же прикусила себя за язык. Но слово не воробей, я как всегда сморозила откровенную глупость. — Я просто хотела сказать, что… — А что я хотела сказать? Я же не психотерапевт, да и Джонни не станет прямо всё выкладывать мне на блюдечке. Помолчав с минуту, я обняла колени и заговорила: — Когда я была маленькой, услышала, как мама с папой ужасно ссорятся. Папу уволили с работы и ещё были какие-то проблемы. Он потом сидел на балконе и дымил сигаретой, прям как вы. Мне тогда это казалось таким странным и неправильным, что ли. Я подошла, обняла его и сказала: «Папа, всё неважно, ведь я тебя люблю». Помню это очень хорошо, хотя мне года четыре было, наверное. — Я усмехнулась воспоминаниям. — Это я к тому, что лучшее лекарство от всех проблем — это дети, они умеют поддерживать и поднимать настроение лучше всех. — Я уставилась на свои коленки, боясь глянуть на Джонни. Откровенно говоря, стоило добавить, что дети, при этом, должны быть маленькие и милые, как панды, но тогда всё снова вернулось бы на мои привычные круги абсурда.

Джонни согласно закачал головой, прикрыв глаза.

— В том-то и проблема, — спустя несколько секунд проговорил он.

Я не сразу поняла, что он имел в виду, но, когда сообразила, в моей голове родился коварный план. Я вытащила наушники из телефона, заиграла музыка, и я под тем предлогом, что мне звонят, сбежала с веранды. Не думаю, что Джон вообще обратил на это внимание. Я взбежала на второй этаж и уверенно распахнула дверь в комнату Лили. Она сидела на кровати и листала какой-то журнал, а Джек сидел за ноутбуком.

— Привет, народ. Чего такие хмурые? — Лили подняла на меня недовольный взгляд и, надувшись, уткнулась в журнал. — Ясно. Обиделись на кого-то? — Я закрыла дверь и бухнулась в кресло. — Может, поделитесь?

Дети переглянулись, и Лили ответила:

— Это всё папа. Мы хотели уехать с мамой в Испанию, а он не отпустил.

Я мысленно выдохнула. Совсем недавно и я была подростком и умело могла раздуть шекспировскую трагедию из ничего.

— И вы закатили истерику, обиделись на своего папу и, наверное, сказали что-нибудь едкое? — понимающе спросила я.

Лили бросила на меня взгляд, сдавший её с потрохами, и ответила:

— Нет. С чего ты взяла?

— Сама такой же была, — пожала я плечами. Она закатила глаза и отвернулась к окну. Джек всё продолжал делать вид, что невероятно увлечён. — Вы двое сейчас, как ёжики, колетесь иголками, но это всё до первой вкусняшки. Понимаю, вам сейчас это кажется жутко несправедливым, будто весь мир обернулся против вас, никто не слышит и не понимает, и, чтобы обратить на себя внимание, вы готовы язвить, обижаться и даже намеренно причинять близким людям боль. Что-то типа «на войне все средства хороши»?.. — Лили глянула на меня через плечо, Джек наконец оторвался от ноутбука. — А если глянуть на ситуацию под другим углом, м? Вы приехали совсем недавно и вместе с папой провели не так уж и много времени. Неужели вы думаете, что он по вам не соскучился? Вместо того, чтобы сидеть тут и дуться на папу, пошли бы вниз и обняли его. Вы чего? — Я картинно воздела руки к небу, потом послала каждому долгий взгляд. — Знаете, мои родители развелись, когда я была уже достаточно взрослой, с отцом видимся раз в пару месяцев, и никакое море, никакая Испания не сравнится с какой-нибудь обычной прогулкой по парку с ним. Да, это понимаешь не сразу, потом кажется таким очевидным. Неужели вы за своим папой не скучали?

— Скучали.

— И если, допустим, я смогу уговорить его отпустить вас в поездку прямо завтра, зная, насколько дорого вашему папе проведённое с вами время, будете паковать чемоданы?

Дети переглянулись.

— Вообще здесь тоже есть море. Даже океан! — широко улыбнулся Джек. Лили покосилась на него.

— Знаешь, — она глянула на меня, — такой себе из тебя психоаналитик. — Я фыркнула, закатив глаза. — Но ты вроде права…

— Именно! — довольно оскалилась я. — Испания никуда не денется. Смекаете?

— Да, — единогласно ответили детишки-Депп.

— Молодцы. Так можно надеяться, что вы выползите из своей норки, спрячете колючки и пойдёте к папе?

— Да!

Я заулыбалась и, подмигнув им, ушла. Что же, одно хорошее дело было сделано, плюс один к карме. Спустившись вниз, я вновь вышла на веранду. Джонни, казалось, и не пошевелился ни разу. Похоже, правда, сильно повздорили с Ванессой, а потом ещё и дети обиделись на папу — будешь тут весёлым, как же. Я вновь уселась рядом и молча стала смотреть на небо. В тишине под шум пальмовых крон прошло с четверть часа. Я всё ждала, когда подействует моё «мозгопромывание», но детей слышно не было. Как вдруг…

— Можешь ответить на один вопрос? — спросил Джонни совершенно спокойно. Только вот голос был другим.

Я посмотрела на него, он тоже вдруг повернулся ко мне. О Боже! Если бы кто-нибудь видел его в тот момент. Обвините меня в излишней чувствительности, но моё сердце кровью обливалось. Если есть пределы у грусти, то в глазах Джонни этот предел давно остался позади. В его глазах отражалась целая вселенная — вселенная, в которой в этот самый момент он был совершенно одинок. Разговор с Ванессой, по всей видимости, не был обычным спором. У меня подступили слёзы к глазам, а в горле застрял комок. Я опустила голову и звучно сглотнула, тут же захотелось исчезнуть, но я уже вмешалась не в своё дело.

— Конечно.

— Я никогда не видел тебя грустной. Как тебе удаётся?

Я удивлённо уставилась на него: Джонни, действительно, спрашивает меня?! Из меня не самый подходящий советчик, хотя на его глазах я, и правда, никогда не показывалась зарёванной и расстроенной. Только испуганной до чёртиков.

— Вам просто повезло. — Я мягко улыбнулась и отвела взгляд. — Вообще я та ещё любительница залить слезами подушку, — призналась я. — Сейчас, правда, другое дело, но было время, когда искренне хотелось сдаться, бросить всё, потому что кругом проблемы, которые казались невыносимыми. Просто хотелось свободно вдохнуть, знаете. У меня, как вы, верно, заметили, весьма странные отношения с удачей, так что иногда кажется, что моя зебра-жизнь ненавидит белый цвет, но… всегда есть очень важная причина, из-за которой все слёзы и неудачи не стоят и плевка с Empire State Building.