Поколебавшись секунду, капитан Воробей опустил пергамент на стол и придвинул к Элизабет. Лукавый янтарный взгляд обратился к Барбоссе.
— Что ж, ты умеешь уговаривать, — улыбнулся кэп. Его пальцы по очереди отпустили бумагу. Элизабет без промедления забрала листок.
Я пребывала в оцепенении. Какая-то часть мозга, как мантру, повторяла: «Он знает, что делать», другая же исходила ядом и пламенным гневом. Ещё до того как я метнулась к краю стола, партнеры по переговорам дружно поднялись и направились к двери: спешили, пока Джеймс не вышел из ступора и не помешал им. Но Уитлокк, слегка повернув голову, спокойно глядел им вслед. Отчего-то мне хотелось верить, что это лишь напускная умиротворенность, что внутри у капитана также всё клокочет от недоумения и возмущения. Резво ковыляя ко входу, Барбосса проговорил напоследок:
— С вами приятно вести переговоры… Капитан.
В этой фразе под толстенным налетом самодовольства и бахвальства слышалась натуральная обеспокоенность, что всё проходит так легко. В голове всплыли пугающие слова Уитлокка: «Стоит вам только показать нос за эту дверь, дюжина моих людей сочтет за честь спустить курок лишь потому, что не услышат нужного слова». Неужели в состоянии аффекта бывалый морской волк забудет об этом? Неужели все ставки на это и сейчас прогремят выстрелы? Но секундную тишину, повисшую под потолком, прервали не хлопки взрывающегося пороха, а всего лишь два слова. Но эффект от них был почище, чем от ракетного комплекса.
— Ну… удачи. — В словах Джека Воробья не было ни капли искренности, зато их насквозь пропитали нотки иронии, двусмысленности и намека на то, что соперники остались с носом.
Элизабет уже вышла в темный коридор, Барбосса держался за ручку двери. Замерев, пират под скрип своего протеза обернулся, раздраженно закатывая глаза. Миссис Тёрнер остановилась, её глаза засветились готовностью действовать. Уитлокк, что всё это время сидел по центру стола, неспешно поднялся и отошел к окну. Заложив руки за спину, он устремил рассеянный взгляд на темный лес на склоне. Джек Воробей с абсолютно наигранным интересом рассматривал грязь под ногтями, словно надеясь обнаружить там зачатки новой жизни. На его лице, щедро освещенном светом канделябра, царило то самое ехидное выражение, что любого может довести до исступления. Прочитав на физиономии некогда своего капитана красноречивое признание собственной опрометчивости, Барбосса злобно вырвал карту из рук Элизабет.
— Эй! — только и вскрикнула та.
Меньше минуты старый пират вертел листок в руках, подносил вплотную к глазам и даже, как мне показалось, принюхивался. Затем костлявая ладонь с черными когтями с грохотом приземлила его на стол.
— Она пустая.
— Вот незадача-то, — тут же отозвался Джек. — Хотя даже будь на ней что-нибудь, путь к сокровищу вам всё равно не сыскать.
Барбосса обреченно приземлился на стул.
— Я внимательно слушаю. — Мрачный взгляд его глаз подтвердил, что капитан не из тех, кто любит проигрывать.
Джек, предоставленный сам себе, довольно потер руки. Повернув перстень на большом пальце, он опустил локти на стол.
— Скажу прямо, чтобы отыскать то, что все мы ищем, придется ненадолго забыть о желании поубивать друг друга и стать союзниками. — Я едва не грохнулась с табурета на спину, потеряв равновесие. Взмахнув руками, я опустила взгляд и виновато засопела. Тем временем в голове с истеричными криками носилась обезьянка, что увлеченно бьет в тарелочки, когда тебе предстоит над чем-то подумать. Мне казалось, все вокруг знают правила игры и неуклонно им следуют, а я лишь предмет мебели, не особо-то здесь и нужный. Поэтому я просто слушала, как и положено мягкому пуфику… — А как найдем, — продолжал Воробей, — можно будет взяться за старое.
— Нет, так не пойдет, — неожиданно вступил Феникс.
— Согласен, — почти одновременно прохрипел Барбосса.
— Что? — Брови Элизабет взлетели вверх. — Нет! Он опять всех обманет!
— Другого выхода нет, красотка! — съязвил старый пират.
— Я не стану заключать с ними союз! — Джеймс гневно наступал на Джека.
— А в чем это проблема? — тут же с вызовом отозвался Барбосса.
Все находящиеся в комнате стали одновременно спорить друг с другом, успевая отвечать на каждую реплику. От гомона голосов легонько позвякивали хрупкие стекла в крошечном окошке. Я окончательно потеряла не только нить разговора, но и смысл всего фарса, что поглотил комнату. Язык прилип к небу, но хотелось громко закричать и грубо заткнуть всех пиратов. Передо мной словно разворачивалась плохая, неотрепетированная пьеса с «особым авторским видением». Либо это сумасшедший дом, либо я просто слишком глупа, чтобы понять это.
К счастью, окончилось всё действо так же внезапно, как и началось. За дверью раздался быстрый топот, и, едва не снеся дверь с петель, в комнату ворвался незнакомый матрос.
— Капитан! — Трое мужчин тут же обернулись. Растерянно расширив глаза, матрос на всякий случай уточнил: — Капитан Барбосса! Солдаты!
— Черт их подери! Уже успели донести! — недовольно проворчал тот, поминая посетителей таверны ещё десятком недобрых слов.
Джек, коротко зыркнув на Уитлокка, сверкнул глазами. Барбосса повернулся к нему.
— Восемьдесят нам, двадцать ваши, — подвел Воробей итог их спора.
Гектор обиженно надулся.
— С чего это? За кого ты меня принимаешь?
— А с того…
Кэп придвинул на центр стола карту, недавно ставшую объектом торгов. Требовательное движение его пальцев заставило Барбоссу медленно и крайне нехотя извлечь из внутреннего кармана его собственную часть карты. Однако класть на стол и демонстрировать её на всеобщем обозрении он не торопился. Джек, поведя глазами, вытащил из сапога следующий кусок и помахал им в воздухе. Лица соперников удивленно вытянулись.
— Двадцать — это даже много, — ехидно подметил капитан «Жемчужины».
Не сводя глаз с Воробья, Барбосса опустил бумажный лоскут на стол и совместил края частей. То же проделал и Джек. Все сгрудились вокруг маленького кружка света, уставившись на белеющие пергаменты. Новая часть карты была длинной и узкой. Вместо того чтобы разглядывать рисунки и открывшиеся пути, я отчего-то обернулась к Джеку. Огонь в пиратских глазах угас, а некогда блестящее самодовольством лицо обратилось в крайне разочарованную мину. Больше из любопытства к перемене настроения, чем из-за тяги к знаниям я склонила голову. Ромбовидный и абсолютно бесполезный кусок карты с острова Саба лежал в центре, по-прежнему неспособный на что-либо указать. Обтрепанный треугольник, что мы добыли в Нассау, примыкал к нему с левого верхнего угла, а нижним краем совмещался с новой частью, любезно предоставленной Барбоссой. В итоге получилось приличных размеров нечто, которое язык не поворачивался назвать «картой сокровищ». К слову, Барбосса праведно возмутился по поводу раздела добычи, ибо его часть плана оказалась самой понятной и красочной, в прямом смысле. Ровные поля (за исключением верхнего) ясно давали понять, что эта часть паззла венчает собой края. В правом нижнем углу небрежной рукой был изображен щедрый пучок водорослей, наверное, составитель карты любил морскую капусту, а чуть ближе к центру — с завидной детализацией шел по невидимым волнам трехмачтовый галеон. Бушпритом он почти касался едва заметной линии, что пересекала карту в нескольких местах. В её пределах, у самой границы с центральной частью, находились два ряда «горбатых бугров», а темные пятна (пятна ли?), что начинались где-то в центре, переходили с длинного отрезка на верхнюю часть, образуя явно неслучайную фигуру. Но все эти открывшиеся подробности не имели ровно никакого значения, ибо, во-первых, основная информация скрывалась в нечитаемом центре, а во-вторых, явно не доставало ещё одной, заключительной части. Займи она свое место в правом верхнем углу, и карта наконец-таки приобрела бы свой пусть слегка обтрепанный и не совсем ровный, но практически первоначальный вид.
Пальцы Джека прошлись по изрезанным краям карты. Кэп выпрямился, слегка отклонившись назад.