Я беззвучно вздохнула следом: груз с души почему-то не спал. И уже вроде бы с самобичеванием покончено, а что-то мерзко-гадкое всё ещё грызло душу. От завтрашнего дня будет многое зависеть. Даже среди пиратов рациональный подход чаще преобладал над методом тыка. «Куда лучше бросаться в погоню, зная, что за тобой не пустятся следом и не будут стрелять в спину», — как-то раскрыл простую истину старик Барто.

— Что с тобой? На тебе лица нет, — обеспокоенно произнёс Джеймс. Я попыталась отделаться улыбкой, но требовательный взгляд заставил ответить.

— Я размышляла насчёт завтра… Пожалуй, мне лучше остаться. — Уитлокк открыл рот, чтобы запротестовать, но я не дала сказать. — Сегодня я всё испортила. Снова. И не в первый раз. Я словно создана для того, чтобы рушить все планы. Так, где гарантии, что завтра всё пройдет иначе?

Уитлокк развернулся всем телом. Его губы растянулись в доброй улыбке, в улыбке наставника.

— Ты не права, — мягко возразил он. — Этот мир чужд тебе, и потому ты словно ребёнок, который учится ходить. Тебе необходимо стать на твердые ноги, а для этого, да, придётся несколько раз упасть.

Губы невольно тронула улыбка. Однако я часто закачала головой.

— Ты, наверное, прав, но… Прости, Джеймс, твоё спокойствие, с которым ты принимаешь меня и мои… россказни о будущем…

— Я понимаю тебя, — просто ответил он.

Я вздохнула.

— Вряд ли…

— Нет, бесспорно, за моими плечами не лежит удивительный мир грядущего, в котором, я уверен, есть то, что мне сейчас даже трудно вообразить. Но точно так же, как ты, недавно и я шагнул в новую для себя реальность. Я жил иллюзиями о жизни. Далёкими от истины. То, что недавно было чёрным, вдруг обернулось белым и наоборот. Меня словно выбросило на берег иного мира, в котором привычные идеалы рушились каждый день. Я понимаю твоё смятение, ту жажду, с которой ты готова бросаться в очередное приключение, и то досадное чувство, словно не хватает чего-то важного, которое возникает в моменты одиночества. И, конечно, мне знакомо ощущение собственной никчёмности, что изматывает после каждой ошибки. Поверь, я знавал и худшие времена. Тебе лишь нужно немного времени, чтобы привыкнуть, и понять, что не следует играть чью-то роль, чтобы чувствовать свою значимость. Нужно просто примириться с другой реальностью и быть собой. Ты и не заметишь, с какой легкостью мир изменит тебя сам.

Я неотрывно глядела в его светлые глаза, в которых плясало отражение пламени, и буквально чувствовала, как произнесённые слова оседают внутри. Разум воспринимал каждое слово подобно придирчивому оценщику, рассматривающему редкий камень. Я ненавидела речи успокоения. Они зачастую призваны сказать то, что ты хочешь услышать. Долгие, пространные, витиевато они всегда пытаются убедить тебя в одном и том же — всё будет хорошо. А так ли нужно это слышать? В попытке помочь люди часто твердят, мол, жизнь подобна зебре, и чёрные полосы рано или поздно закончатся. Нужно лишь потерпеть. Но Уитлокк говорил о другом. Он так ясно понял то, чего я не сказала, в чём не признавалась и самой себе. И убеждал лишь в одном — что не стоит сопротивляться и пытаться быть кем-то, кто чужд тебе.

— Вот почему я люблю эту реальность и ни за что не уйду, — спустя пару минут произнесла я. — В моём мире людей интересуют совсем иные вещи… — Брови Джеймса недоверчиво приподнялись. — Ну ладно, — сдалась я, — ценности — богатство и счастье — со временем меняют лишь форму, но не содержание, да. Но, поверь, человеческие души с каждым витком времени всё дальше друг от друга, — печально закончила я.

— Настолько, что некоторые из них сбегают в тёмное прошлое, — остроумно заметил Уитлокк. Я улыбнулась, но слова вызвали какой-то странный отголосок в душе.

— Иногда светлое будущее бывает гораздо темнее.

— О чём ты? — недопонял Уитлокк.

Я на секунду задумалась, подбирая объяснение.

 — Ну, знаешь, в том времени, откуда я, есть множество вещей, дивных вещей, о которых я даже сейчас вспоминаю с ностальгией…

— Как аспирин?

— Ага, — одобрительно улыбнулась я. — Но, кажется, стократ больше того, чему бы лучше не существовать. Ещё одна причина, по которой мне так дорог этот мир, — люди. Здесь есть место чести, отваге, верности принципам, закону, Кодексу. А там… у человечества будто не осталось ничего, кроме жажды власти и денег.

— Прости, но, по-моему, ты идеализируешь, — возразил Феникс. — Взгляни на нас: мы рискуем собственными жизнями в погоне за сокровищем, а сам пиратский промысел — что же он, если не жажда наживы?

— Многие становятся пиратами не ради богатств, а ради свободы, — заметила я.

— Многим просто не остаётся другого выбора, — покачал головой пират.

Я сдалась и всплеснула руками.

— Хорошо. Дай мне время, я найду слова, чтобы объяснить, что имела в виду. — Передёрнув плечами, я добавила: — Всё равно люди здесь, и вправду, более живые и настоящие. — Джеймс слегка улыбнулся. — И мудрые, — победно закончила я.

Обрадованный гомон со стороны костра возвестил, что ужин, наконец-то, готов. Обернувшись, я приметила кэпа, с интересом наблюдающего за нами. Едва наши взгляды пересеклись, Джек напустил безразличный вид и увлёкся поеданием свинины.

====== Глава XVII. Поиски ======

Тропический лес погрузился в синеватую темноту предрассветных сумерек. С листьев звонко падала роса. Позевывая, мы продвигались в утреннем тумане. Лишь шорох веток под подошвами нарушал сонную тишину леса. Несмотря на затянувшийся вечер пираты выглядели вполне бодро, особенно учитывая употребленное количество рома. У меня же прошедшая ночь вызвала противоречивые чувства. И речь не о дружном моряцком храпе — к этому постепенно привыкаешь, выбора не остается. Я долго ворочалась, пытаясь пристроить уставшее тело так, чтобы в него впивалось как можно меньше сучков, камней и кочек. Стоило облегченно вздохнуть, с трудом скрутившись буквой «зю», как на охоту вышла кавалерия насекомых, привлеченная подрагивающим светом затухающего костра. Кто-то летал над головой, нервозно жужжа крыльями, чьи-то крохотные мохнатые лапки шустро сновали по шее и оголенным рукам. Злобно почесываясь, я уже представляла, как утром дежурный разбудит лишь мой обглоданный скелет. Усталость всё же взяла верх, и, к радости микроскопических пираний, я наконец провалилась в сон, перестав суматошно размахивать руками. И сон этот оказался, воистину, чудесен! В качестве компенсации Морфей позволил вновь прожить недавнее воспоминание — долгожданный поцелуй. В сюрреалистической реальности время текло иначе, и тот короткий момент показался достаточно долгим, чтобы подарить приятное послевкусие на весь день. Да и во сне всё было не так сомнительно и забавно. Одним словом, когда зазвенели склянки, а вместе с тем предрассветный холод как раз сомкнул свои ледяные объятья, я проснулась в отличном настроении, готовая к любым испытаниям. Хотя отлежанный бок и постанывающие кости ещё не раз не преминули напомнить о себе.

Долина, что мы пересекали, равнодушно встретила заморских путников. Утренний воздух будоражил свежестью. Солнечные лучи выползали из-за моря, призывая обитателей зарослей к пробуждению. Пестрые птицы с привычной радостью встречали новый день. Трава шуршала под сапогами, неохотно пригибаясь к земле. Все были явно обрадованы, что гористый путь сменился обширной равниной. Правда, до тех пор пока небесное светило не поднялось достаточно, чтобы мы могли с грустью подумывать о тенистой прохладе леса. Местность монотонно тянулась на восток, где возвышался небольшой холм, скрывший от глаз поселение. С высоты хребта деревенька больше походила на хутор или даже туристический лагерь — тесно жавшиеся друг к другу крохотные домики с острыми крышами. По ходу продвижения на восток из-за горизонта выплыли гористые силуэты двух ближайших островов — Сент-Эстиатиус и Сен-Мартен. Голландские и французские владения, наверняка, связывала с этим огрызком суши вынужденная торговля. Во всяком случае, иных путей для выживания здесь пока не наблюдалось.