— И ты променял меня на это? — с презрением усмехнулась Анжелика. — Чем же она лучше?

Я поджала губы. Кэп мгновенно ответил:

— Не пыталась меня убить. — Теперь мы оба знали, что это если и не ложь, то яркая ирония.

Тич запустила левую руку за полу модного камзола. Словно бы могла увидеть через ткань, как её пальцы подхватывают ритуальную куклу из внутреннего кармана, я в самый последний миг заговорила — удивительно ровным голосом:

— Анжелика, стой. — Она вскинула голову. Взгляд тёмных глаз пропитало раздражённое недоумение. — Не делай этого. Отдай куклу, иначе тебе совсем не понравится то, как эта история кончится.

Её глаза вспыхнули, как раскалённые угли под порывом ветра.

— Думаешь, всё так просто?

Я протараторила сквозь зубы:

— Брить подмышки без зеркала обломком офицерского палаша — вот это непросто. — Она непонимающе вытаращила глаза. — Если мы не покончим с этим сейчас, ты так никогда и не освободишься — от жажды мести, хотя уже и не в ней дело, от злости, от сожалений…

Рука Анжелики всё ещё скрывалась в кителе. Я едва уловила движение её губ. Послышался сдавленный стон. Я резко обернулась: Джек схватился одной рукой за горло, и его лихорадочно блестящий взгляд будто бы пытался испепелить испанку.

— Прекрати! — сипло прикрикнула я.

Будто бы не слыша меня, Анжелика заговорила:

— Как же я понимаю эту жажду привязать милаху-Воробья к себе, приручить эту своевольную пташку и тем самым отомстить за каждый день, каждый шаг, кажд…

— Нет! — рявкнула я, порываясь вперёд. Шпага оказалась в руке.

Мгновенно моего горла коснулась сабля.

— О, какая самоуверенность! — Тич усмехнулась, закатывая глаза, и холодно напомнила: — Кажется мы это уже проходили: ты проиграешь.

— Да? — Я дёрнула губой. С тихим свистом шпага отлетела в сторону на несколько ярдов. — Я не буду с тобой сражаться.

Анжелика плавно отвела взгляд к брошенному оружию, посмотрела на Джека, затем на меня.

— Ты действительно готова за него умереть?

Я сделала ещё полшага ближе, насколько позволял испанский клинок.

— Ты скажи мне. Глядя прямо в глаза. — Тич приподняла подбородок. Взгляд её был ледяным и в то же время обжигающим. Испанка молчала. Я двинула бровью. — Знаешь, через пару столетий один хороший человек скажет, что слишком просто обвинять других в прошлом за собственную ненависть к себе. — Анжелика насмешливо фыркнула. Губы её поджались от раздражённого несогласия.

Спину закололи невидимые иголочки. Я медленно растянула улыбку, а затем резко рванула её руку с саблей на себя. Отклонилась вправо. Клинок прошёл вскользь по рубашке. Удар коленом вышиб из её лёгких воздух. Левой ногой я шибанула её по голени и мощным толчком сбила на землю. Смольные локоны взбили пыль, роскошная шляпа отлетела в сторону. Анжелика мгновенно подорвалась и тут же замерла: я придавила её коленом, и горло чуть выше серебряной цепочки с крестом царапнуло острое лезвие кортика. Надавив сильнее, я быстро вытащила куклу: крошечная копия Джека в растерянности растопырила негнущиеся руки. Глянув через плечо, я бросила её точно в руки кэпу — тот от неожиданности подпрыгнул, покачнулся, подбросил её вверх, как горячую картошку, поймал и двумя руками прижал к груди. Я чуть не засмеялась, а Анжелика процедила что-то сквозь зубы. Её грудь часто вздымалась, глаза метали молнии, рука отчаянно пыталась дотянуться до выбитой сабли. Постепенно слух пропустил в разум взбудораженные голоса и шарканье ног: команды встрепенулись и синхронно замешкались, не зная, каков будет итог «кошачьей драки».

— Кто… учил тебя драться? — выплюнула Тич.

Я оскалилась хищной улыбкой.

— О, сам Дьявол. — Я ослабила давление кортика. — Вот в чём суть, — сбитое дыхание заставляло голос часто подрагивать, — тебе явно не пришлась по душе пиратская жизнь, ты подалась в каперы, пытаешься выслужиться перед Короной и при этом отчаянно цепляешься за Джека как за виновника всех бед. Но без него ты бы провела всю свою жизнь в стенах монастыря, не зная никого, кроме сестёр-монахинь и Господа, не отыскала бы отца и много чего не распробовала… Ты правда жалеешь об этом? — Её глаза блестели то ли от гнева, то ли от цепляющих слов. Мышцы на лице напряглись, не желая пропускать признаки кипящих эмоций. Я покачала головой: — Нет. Если бы так, то кукла в твоих руках давно возымела бы действие. Ты просто не хочешь разделить вину на вас двоих. Это нелегко, да, я знаю. — Я приподняла плечи. — Но без этого никак. Так что признайся — не Господу, не священнику в исповедальне, — а самой себе, что всё это был так или иначе твой выбор, перетерпи муки совести и двигайся дальше. — Я приосанилась, бросив на испанку ироничный взгляд сверху вниз, плавно поднялась и протянула руку: — Отпусти и забудь.

Анжелика молчала, шумно дыша и прикрыв веки. Юсуф медленно подступал к нам, блики солнца с его мачете слепили глаза, заставляя прищуриваться. Я чувствовала возбуждённое биение сердца, подрагивающий нерв под коленом, но при этом с абсолютным спокойствием ждала её решения. Звякнул пистолет за спиной; Юсуф замер, когда прозвучало предупредительное «Не-а, приятель». Раскрыв глаза, Анжелика Тич скрипнула зубами, бегло глянула на Джека и ухватилась за протянутую ладонь. Поднявшись и смерив меня внимательным взглядом, она неспешно подошла к Воробью, нежно провела пальцами по его щеке, отчего кэп буквально оцепенел, и, наклонившись к самому уху, что-то проговорила. Джек одарил её долгим взглядом и сквозь лёгкую улыбку ответил: «Никогда и не было».

Обстановка разряжалась с тем, как Анжелика быстрыми движениями поднимала с земли саблю, отряхивала шляпу и сбивала пыль с волос и кителя. Прежде чем уйти со своей командой, она обернулась. Голос зазвучал решительно, громко и правдиво:

— Если в течение двух часов вы не уберётесь отсюда, бриг Королевского Испанского флота откроет огонь без предупреждения за вторжение в территориальные воды и на землю Империи.

Чтобы остров скрылся за горизонтом, «Чёрной Жемчужине» понадобилось чуть более двух часов. Приближался шторм, и я заблаговременно убралась к себе в каюту, ибо совсем не хотелось быть смытой за борт в момент триумфа. Триумфа, свершённость и реальность которого всё никак не умещалась в голове.

— И что теперь с ней делать? — взглядом указала я на куклу, когда шлюпка отчалила от берега.

Джек Воробей улыбнулся одной стороной губ, нарочно блеснув золотым зубом.

— К счастью, на Карибах найти жреца вуду теперь проще, чем свободный порт.

Прокручивая эти слова в мыслях снова и снова, я светилась широкой улыбкой, а взгляд прыгал по доскам над головой. Видно мне не было, но не отступало ощущение, что улыбка эта немного дурацкая, как у человека, что отходит от наркоза, а учитывая грохот волн за бортом, ещё и неуместная. Однако видеть меня было некому, а наедине с собой я уже падала куда более низко, так что вдобавок к улыбке присоединилось бессмысленное, но вроде весёлое постукивание пальцами левой руки по переборке: правой пришлось ухватиться за койку, чтобы при очередной волне не загреметь на палубу. В разуме царила счастливая пустота.

Вместе с тем как отступила буря, поблёкло и радостное настроение. Парадокс прекрасных моментов заключался в их сравнительной недолговечности, не в пример чему-то неприятному и печальному, что хотелось поскорее забыть и что, как назло, никак не шло из головы. Пролежав бревном с блаженной улыбкой в странной полудрёме до самого вечера, я с ленивой зевотой выбралась на верхнюю палубу. Доски ещё не просохли после дождя, сверху срывались звонкие капли, от пропитанного свежестью воздуха слегка кружилась голова. Большая часть команды разделяла в кубрике заслуженный отдых: у штурвала стоял Билли Ки, о чём-то расспрашивая приятеля, в тени парусов фок-мачты несколько человек разделывали кролика на ужин. Я обхватила руками планшир и принялась гоняться взглядом за водными барашками. Вскоре на шканцы вышел капитан, похрустывая замлевшими суставами. Завидев меня, Джек просиял лукавой улыбкой и фривольной походкой направился к фальшборту.