Свечей было много — ярких и тёплых. Цепкий глаз Джека тут же поймал ссадины на костяшках правой руки. Кэп аккуратно взял меня за кисть и, многозначительно дёрнув бровью, спросил:
— За что он поплатился?
— Как всегда, подумывал убить меня. — Я взглядом указала на треуголку. — И не хотел её отдавать.
— Мерзавец! — наигранно прорычал Джекки. Я активно закивала. Пират обернулся к столу: — А это что?
Я выглянула из-за его плеча.
— Карты и бортовые журналы. Надеюсь там отыскать что-то про Анжелику.
Не выпуская моего запястья, Джек приблизился к столу, увлекая меня следом, задумчиво обвёл ворох бумаг внимательным взглядом, а затем одним резким движением смахнул всё на палубу. Я и опомниться не успела, как спиной оказалась на столе, а надо мной склонился Джек, упираясь руками по обе стороны от меня. Пряди длинных волос и позвякивающие украшения защекотали шею и грудь, так что я невольно поморщилась. Многострадальная треуголка куда-то исчезла, и я с чрезвычайным вниманием уставилась на подвеску, что болталась поверх красной банданы. Просто потому, что могла. И всё же от проникающего в душу, согревающего и растапливающего остатки самообладания взгляда мне было не скрыться. Да и не хотелось. Я желала раствориться в этих глазах — всегда разных, всегда важных. «Всё подождёт», — шепнул Джекки, прежде чем накрыть мои губы долгожданным поцелуем.
И ночь длилась бесконечно, потому что была только нашей.
— Джек, мне нужен ребёнок! — Воробей выронил циркуль, задел локтем канделябр, едва не опрокинул кружку с ромом и судорожно ухватился за стол, чтобы уж совсем позорно не свалиться со стула — а замену капитанскому креслу всё ещё не нашли. За всем я наблюдала с абсолютно невинным выражением лица, будто совершенно не заметила вполне определённой двусмысленности. Просто мне нравилось его дразнить. Честно признаться, всегда нравилось.
Пристукнув себя по грудине и одними глазами выразив, наверняка, уникальный возмущённый словесный поток, Джек изогнул бровь:
— Ну и зачем, мисси?
— Как я выгляжу? — Я расставила руки, позволяя знающему пиратскому взгляду изучить вполне обычный наряд: платье лёгкого мятного оттенка с небольшим кружевом у манжет и декольте. Волосы, долгие дни мариновавшиеся под солёными волнами и ветрами в тугих косах, радовали стойкими локонами, так что оставалось только присобрать их в «ракушку» на затылке.
— Прекрасно, — честно ответил кэп, видимо, помня, что обыкновенно другое дам не устраивает.
— Именно, — отчётливо кивнула я, — на мне даже есть корсет. — Под пиратскими усами засветилась хитрая улыбка. — Но всё равно от этого будет мало толку, он вряд ли купится. — Воробей задумчиво почёсывал подбородок. — Так что, надо достать ребёнка, ведь, согласись, дама в беде или дама с невинным дитём в беде имеют разную ценность.
«Чёрная Жемчужина» готовилась к отплытию, хоть и с серовато-зелёно-белыми парусами. В команде тоже людей прибавилось: увязался не только Серхио Коста, но и крепко стоящая на ногах часть рыбацкой деревни. У берега пиратский корабль держало только твёрдое намерение его капитана ограбить банк Кастильосы, чтобы потом закупить орудия. И намерение это было столь сильно, что Джеку Воробью потребовалась одна ночь, два схематичных плана зданий, четверть бутылки рома и моё обиженное за прерванный сон сопение под боком, чтобы родить пугающий своей гениальностью план.
— По мне, так это очевидная глупость! — не сдержалась я, когда впервые выслушивала цепочку необходимых действий.
Джек тут же вернул язвительно и слегка рассержено:
— Менее очевидная, чем тащить из банка целый сейф? — Я не стала возражать, мол, это было всего лишь одно из множества наших предположений, и мы прекрасно понимали, насколько оно абсурдно. И всё же капитан Воробей вполне мог убедить мертвеца восстать из могилы, что уж говорить о своей команде, которая, к слову, недавно в море творила не менее «очевидные глупости».
Изо дня в день я шаталась по нескольку часов по Кастильосе с зонтиком на плече и теперь встречала выплывающий из утренней дымки город без особой радости. Под боком пританцовывал Коста, поймав за ухо носящегося егозой по палубе сына. В три с половиной года мальчишка имел сноровку в морском деле чуть ли не лучше отца, но его суета была опасна для нового костюмчика, что Луи принял без особой радости. Я улыбнулась и протянула ему леденец, как и положено «доброй няне», — точно на стоп-кран нажала, ибо леденец был огромный и суровый, как кожа на сапогах, а потому занял всё внимание Луи до самой городской площади. Имея в виду ребёнка, я не рассчитывала, что он окажется столь мал и непоседлив, но Коста, у которого их было ещё девять, просто отмахнулся, будто, случись что, ему бы не было жаль мальчишку.
— Ну, давайте, удачи, — шепнул Серхио, растворяясь в переулке, когда из-за крыш показался третий этаж банковского здания. Я кивнула, взяла на руки Луи, чтобы он не исчез где-нибудь, и двинулась к кованым дверям.
Время близилось к полудню — именно тогда каждый день, как по часам, в банк являлся держатель ключей от нового сейфа и главный счетовод, сеньор Франсиско Эррера Веста. Щуплость и невысокий рост компенсировались раздутым эго: Веста пренебрежительно задирал нос, платье носил слишком дорогое для своего статуса и обращал внимание лишь на женщин с французскими румянами на щеках — я чихала без остановки минут пять под заливистый хохот Воробья, когда впервые наносила их. Он кичился своей должностью, что гарантировала ему проживание в доме губернатора, двух солдат сопровождения и, на первый взгляд, полную неприступность с нашей стороны. За четыре встречи на площади перед банком мы с гордым Франсиско не обмолвились и парой слов, но, если верить Джеку, что со спокойствием сенсея наставлял меня, а затем наблюдал за происходящим, моя сдержанная кокетливость и менее сдержанное, чем положено, декольте уверенно подсадили испанца на крючок.
Часы на городской башне начали полуденный звон, и я вошла в приоткрытые из-за духоты двери банка. Луи вырвался, и я едва успела ухватить его за рукав. Франсиско Эррера Веста сидел у дальней стены возле гигантского сейфа, отделённый решёткой и тремя служащими, что суетливо подавали бумаги. В банке было немноголюдно, близилась сиеста. Веста поднял голову, бросил беглый взгляд, затем резким толчком сдвинул писца в сторону и растянул под хиленькими усиками кривозубую улыбку. Я укрылась веером ресниц и тоже слегка улыбнулась.
«Шесть!» — мысленно вскрикнула я при ударе часов, и тут же в двери ввалилась рычащая и палящая в потолок банда. Испуганно закричали. Луи прижался ко мне, я рванулась прочь, но проворная рука — чересчур сильно — поймала за волосы. К виску прижался пистолет. Стукнул внутренний засов на дверях.
— Дамы и господа, всем сохранять спокойствие! Это ограбление! — Голос Джека оглушил правое ухо, так что мой собственный крик показался слишком тихим.
— Помогите! Умоляю! У меня ребёнок! Пощадите, прошу! — на тщательно отрепетированном испанском бесконечно взывала я.
Трое пиратов бросились к столам, где обслуживали клиентов. Франсиско влип в стену и боялся дыхнуть, а остальные служащие пытались спрятаться за мебелью. Серхио Коста с платком на лице лихо перепрыгнул через опрокинутый стул, хотя этого вовсе не требовалось, и просунул меж прутьев ружьё: «Llaves! ¡Vamos!». Веста затряс головой. Джек, захватив меня локтем за шею, поволок ближе к сейфу. Я заверещала, моля о помощи и часто поминая Бога. Луи хныкал, и стоило недюжинных усилий удерживать его вертлявую руку. Дуло пистолета переместилось под горло. Коста прокричал что-то угрожающее. Я воткнула пропитанный слезами взгляд во Франсиско и, задыхаясь, залепетала: «Por favor, señor, se lo ruego! ¡Te lo ruego! No dejes que nos maten! Mi hijo… ¡Por favor, señor, en nombre de Dios!». Воробей немного утратил контроль, и дышать стало труднее. Я едва заметно пихнула его ногой, как вдруг пират схватил меня за многострадальный пучок волос, так что у меня глаза на лоб полезли. Щёлкнул взведённый курок. Голос Джека Воробья, отсчитывающий секунды, был поистине пугающим — даже для меня, и внутри невольно проснулась радость, что я на его стороне. В последнее мгновение Веста вскинул руку с ключами.
