— У меня только один вопрос, — без обиняков обратилась я к Пальма, — где Анжелика Тич? — Тот выпятил нижнюю губу и пожал плечами. — Не знаешь? Где её корабль?
Коста чихнул и поспешно перевёл:
— Говорит, не её, а короля.
— Вот как? — Я скрестила руки на груди. — Мне плевать. Где он? — Пальма попытался развести руками, но кандалы помешали. — Когда ты видел Тич последний раз? — «Говорит, уже и не помнит». — Так, ясно, — выдохнула я. Затем, обведя каюту беглым взглядом, вплотную подступила к Флоренсе. Ему с трудом удавалось смотреть мне в глаза. — Послушай, сеньор, ты помнишь меня, да, но с тех пор, с того самого сражения у архипелага, многое изменилось. Сейчас ты и только ты стоишь между мной и последним незавершённым делом. Тогда погибло много хороших людей, и почему ты так уверен, что не способен разделить их судьбу? Только более жестоко. И кроваво. Не смотри на него! — прикрикнула я, когда взгляд Пальма попытался обратиться к Серхио. — Ты, — палец чувствительно ткнулся ему в плечо, — сейчас зависишь только от меня. Милосердие — хорошая добродетель, но, видишь ли, мир весьма жесток, чтобы даровать ею каждого.
Капитан Пальма с трудом протолкнул ком в горле и заговорил тихим, подчиняющимся голосом.
— Они с этой мадам разошлись в Пуэрто-Нуэва после сражения, и больше он о ней не слышал. — Коста перевёл на меня выжидательный взгляд. — Вроде правду говорит…
Я отрешённо кивала, размышляя, что в случае его молчания стоит хотя бы карты и бортовые журналы забрать. Ищущий взгляд плыл по каюте и, повиновавшись какому-то внутреннему толчку, застрял в дальнем углу на объёмной корзине. Я прищурилась, сжимая рукоять шпаги. В голове кто-то зашёлся ликующим смехом. Быстрой походкой я пересекла каюту и выудила из корзины треуголку. Пальма поменялся в лице, вытянулся и являл собой красноречивое воплощение удушающего ужаса. Я любовно провела ладонью по потёртому краю шляпы и подняла голову.
— Не видел, значит? — Флоренсе отчаянно закачал головой, сжимаясь. — А это? Твоё? — Он моргнул и отступил на полшага. — Врёшь, — скалясь, протянула я, а затем в точности повторила движение, которым, играючи, Анжелика когда-то водрузила себе на голову Джекову треуголку. — Я это помню. И разговор наш должен поменять русло, сеньор, ведь я предла…
В каюту ввалился Салли.
— Пора валить, там ещё один корабль! — От ярости я едва не воткнула ногти в ладонь, сжав кулак.
На горизонте, ещё достаточно далеко, появилось большое судно — испанское и, притом, военное. Пираты суетливо перебрасывали через борт скудную добычу, что состояла в основном из разного оружия, то и дело опасливо поглядывали на юг, а о том, чтобы реквизировать орудия с брига, уже и речи не шло — времени оставалось в обрез. Нам пришлось спешно уходить, бросая всё, что не было жизненно важно. Пальма я променяла на ворох карт и журналы, чтобы не давать испанцам лишний повод для погони. Злость бурлила через край. Раздражали тросы, попадающие под ноги, скользкие доски палубы, перекрикивания команды. Я зашвырнула кипу бумаг в сундук и со всей силы хлопнула крышкой. В итоге самой ценной добычей стал изрядно воспрявший боевой пиратский дух.
«Сизый лунь», подгоняемый ветром и страхом погони, преодолел мили до берега куда быстрее обычного. Моряки громко радовались возвращению и уже сочиняли тосты на вечер, Коста привычно выспрашивал о следующем рейсе, игнорируя грубые ответы команды, а я хмуро жевала сушёное яблоко и тащила мешок с бамбуковым волокном в одной руке и треуголку в другой. На причале нас встретили плотники, мистер Гиббс завёл с ними оживлённый диалог, а я самозабвенно выковыривала кожуру меж зубов, стараясь не замечать навязчивого присутствия Серхио за плечом. Он, подобно остальным пиратам, был невероятно воодушевлён и, похоже, за время всех авантюр так и не научился воспринимать разбойничье ремесло всерьёз, а не как опасное развлечение. Обменявшись дружеским похлопыванием по плечу, плотники направились по размытой дождём тропе. Мистер Гиббс махнул рукой, скомандовав отправляться следом.
— Не отчаивайтесь, мисс, — подбадривал старпом по дороге, — не прошло там с пушками, значит, надо так было. У нас же есть ещё вариант…
— Нету! — Я злобно пнула попавшую под ногу ветку. — Ни черта мы не придумаем, Гиббс! Я не грабитель банков. Я не пират. И стратег из меня, как из Коста Морской Дьявол!
Старпом по-доброму усмехнулся.
— Ну будет вам. Даже злой рок не вечен.
— Злой рок? Вы серьёзно? — фыркнула я. — Он же был в наших руках! Этот испанец! И ему было страшно. Ещё чуть-чуть и он бы заговорил! Я так хотела отыскать Анжелику, даже поверила, что это возможно! Нужно было лишь немного времени… В итоге — ни орудий, ни Тич. Просто блеск! Я так хотела исправить хоть что-нибудь! И вроде даже начало получаться, но кончилось закономерно — фееричным провалом! Что такого? — вспыхнула я, заметив, что Джошами тихо посмеивается в ответ на мою гневную разочарованную тираду.
— Вы с ним похожи, — я непонимающе сдвинула брови, — с Джеком.
Я вздохнула, подбрасывая мешок на плече.
— Не-а, я сопьюсь куда раньше.
Тропинка уводила к каменистому берегу, где плотники, заручившись поддержкой умелых местных, корпели над «Чёрной Жемчужиной». Последний раз я посещала фрегат перед первым отплытием, не желая больше наступать на больную мозоль, хотя мысли о его состоянии меня никогда не покидали. Теперь же, уткнувшись взглядом в сапоги боцмана, что шагал впереди, я поймала себя на забавном чувстве стыда — ибо возвращаюсь ни с чем, и «Жемчужина» этого не потерпит. Поначалу в нос забрался аромат печёных яблок, вызвав нежелательный приступ дежавю, затем кто-то выругался с неопределённой интонацией, но, не успела я и глаз поднять, как носом ткнулась в потную спину моряка. Джошами Гиббс засмеялся. Я резко обернулась к нему, готовая взглядом молнии метать, но старпом глядел совсем не на мою персону. Голова медленно склонилась в бок.
— Святой ёжик!.. — Я почти слышала звук, с которым челюсть отъехала вниз. Бриз щипал солью распахнутые глаза, но веки открывались всё шире, стараясь впустить как можно больше света.
Гиббс, посмеиваясь, иронично заметил:
— Сойдёт за то, что вы хотели исправить? — Я закрыла рот ладонями, выпустив поклажу и даже не пытаясь сдержать подступивших слёз счастья.
Она была прекрасна. Порой я представляла себе тот миг, когда Джек Воробей договорился с Джонсом и Дьявол поднял со дна возрождённую из пепла «Чёрную Жемчужину». Теперь я могла это видеть. Небо золотилось первыми лучами, что предвосхищали закат, с востока тянулась лёгкая позёмка полупрозрачных облаков. Море было тёмное, сапфировое. У берега вода пенилась среди скал, играючи подбрасывала баркас. «Чёрная Жемчужина» мерно покачивалась на волнах в дюжине ярдов от суши. Оголённые мачты без единого паруса казались невероятно хрупкими, несмотря на то что я знала их истинный размер. Чёрное матовое дерево лоснилось под солнцем. Переплетение бесчисленного множества тросов испещряло небо, превращая лазурно-золотистые тона в необычный витраж. Поблёскивали стёкла каюты. В так мною любимых фонарях на корме вновь танцевали белые огоньки. Арка над судовым колоколом, что раньше держалась на честном слове, теперь стояла основательно, отбрасывая длинную тень на полуют. Я почти слышала, как поскрипывают смольные ванты и штаги. При должном умении, потратив немало времени, «Жемчужину» можно было бы обрисовать одной непрерывной изящной линией, что начиналась бы у нока утлегаря, скользила по бушприту, далее по выглаженному сильными руками плотников и волнами планширу уходила к корме, извивалась, обрисовывая резьбу акростоля, затем, прочертив румбы штурвала, уносилась к мачтам… Уже на шкафуте я запрокинула голову, расставила руки и принялась неспешно кружиться, наблюдая, как вращается небо, точно в калейдоскопе, среди рангоута. Наружу торопился восторженный смех, а вырвался уже диким в своей свободе, громким и счастливым улюлюканьем.
— Не могу поверить, — ошарашенно выдохнула я, принюхиваясь к свежей краске на перилах трапа. От созерцания капитанской каюты, что выглядела едва ли не лучше прежнего, у меня вовсе сердце зашлось радостным приступом.