— Что случилось, мисс? Кто это? — забеспокоился мистер Гиббс, увидев, как сжались кулаки до побеления.
— Я не знаю, — скорее прорычала, чем ответила я, а потом обернулась к старпому, тыкая в приближающийся бриг: — Но он был с Анжеликой! На её корабле!
Мистер Гиббс отвернулся к кораблю, а я вновь приникла к глазку трубы.
— А что сейчас? Она там?
— Не знаю. Не вижу её. Но это же не тот корабль. Но его я узнала, узнала!
Почти месяц минул со встречи у архипелага Искателей. Мы вынуждено скитались в испанских водах, и я не упускала возможности спрашивать у встречных капитанов о «La Presciencia de Dios» — «Божьем Предвиденье», — и каждый встречный капитан отрицательно качал головой. Теперь, после стольких дней пусть и пассивных, но поисков наконец объявился достоверный знак, а потому все здравые взвешенные размышления отступили перед кипятящей кровь решимостью — той самой, что ещё вчера обуревала пиратов и мне была непонятна. Я вцепилась руками в волосы, понимая, что не имею права упустить такой шанс, но при этом совершенно не знаю, как поступить.
— Знаете, если позволите, — вклинился в наш с боцманом и старпомом спор капитан Коста, — я бы хотел предложить кое-что… — Он опасливо оглянулся на команду. — Правда, не знаю, не всем это придётся по душе.
— Выкладывай!..
Испанский бриг с коричневато-красными бортами шёл точно навстречу «Сизому луню», с которого непрерывно звучал сигнал: «Пираты в плену». Мистер Джошами Гиббс без устали взмахивал флажками, двое матросов убирали паруса грот-мачты, а капитан Серхио Коста вцепился в рулевой рычаг как в спасительную соломинку. Остальные девять человек (считая меня) были привязаны вокруг мачты, цепляли на лица безрадостные маски и готовились сыпать проклятьями. У обоих бортов стояли бочки, блестя жирными рыбьими тушками, под которыми скрывались абордажные сабли, топорики и «кошки». Я не могла ни на чём сосредоточиться, время тянулось мучительно медленно, оттягивая решающий момент и заставляя изнывать от ожидания. Хотелось действовать, а приходилось шумно сопеть.
И вот, наконец-то, послышались первые голоса. Коста вприпрыжку помчался на бак, размахивая руками и тараторя, на мой слух, какую-то сложную испанскую скороговорку. «Тридцать пять», — шёпотом отчитался Гиббс о числе противника, пробегая мимо. Я мысленно с неуместным ехидством добавила: «Всего-то!». Шхуну качнуло, когда бриг сошёлся с ней в борт. Начали прибывать солдаты под одобрительное эгегеканье «законопослушных моряков» и презрительное фырканье «повязанных пиратов». Гиббс даже грозился кулаком в нашу сторону. Тот-Самый-Испанец в белом с синими полами кителе выделялся на фоне жёлтой формы солдат, как прыщ на коже, спрыгнул на палубу шхуны одним из первых. К нему тут же подлетел Коста, активно жестикулируя и повествуя рассказ: языка я не знала, но понимала, о чём он. О том, как добропорядочный рыбак со своей скудной командой отправились за уловом, но погода лютовала и отнесла их дальше от берега. Тогда они увидели дым, потом обломки и выловили из воды немногих выживших с неизвестного корабля. Им хотели было предложить кров и чарку грога, как разглядели пиратское клеймо на руке девицы и, навалившись могучей кучкой, привязали мерзких разбойников к мачте, чтобы как можно скорее сдать в руки стражей порядка. Я уловила забавное имечко знакомого испанца — Флоренсе Пальма — и едва не хохотнула. К счастью, в тот же момент и он обратил на меня внимание, хлестнул жёстким взглядом маленьких чёрных глаз и хлопнул в ладоши. Я фыркнула: узнал, как пить дать. Пальма замер в шаге от фальшборта, внимательно изучая нашу повязанную компашку.
— Вот так встреча, да? — злобно ухмыльнулась я, пытаясь подманить его ближе. Судя по тому, как Джошами Гиббс активно чесал бакенбарды, более высоких чинов на бриге не осталось. Пальма оголил палаш и, подойдя, ткнул острием мне в плечо; за ним следом, чуть ли не ткнувшись в спину, прискакал Коста. Высокий, загорелый, с идеальной бородкой и огромной шляпой, Флоренсе оскалился жёлтыми зубами, тут же разрушая вполне сносный образ, что родился в моей голове. На его реплику я вскинула подбородок и заигрывающим тоном пропела: — Если хочешь что-то узнать, надо только спросить. — Взгляд Пальма, подтверждая доходчивость правильно сказанных слов, съехал к декольте моей рубашки, что совершенно случайно расстегнулась на одну завязку. Палаш лёг плашмя на плечо. Вместо церемоний испанец впился пальцами мне в подбородок и склонился ближе, абсолютно уверенный, что максимум моих действий — это плевок ядом.
Я дёрнула головой, Пальма качнулся, палаш скребнул по мачте над ухом, предваряя краткий вскрик — когда моё колено садануло испанца в самое уязвимое место. Пираты рванули со всех сторон, верёвки тут же лопнули. «Огонь!» Две пушки плюнули ядрами по бригу, повергая оба судна в хаос. Я метнулась к борту, поймала шпагу, а когда обернулась — вертлявого испанца и след простыл. Не замечая ничего кругом, я кинулась в сторону брига, ища глазами помпезную треуголку. Шхуну отгораживала стена дыма. Но Флоренсе Пальма удивил и, похоже, со страху ломанулся не в ту сторону. Обнаружив себя на корме шхуны среди беснующихся разбойников, он искажённой походкой затрусил к носу: суда пришли в движение и медленно расходились. Я бросилась ему навстречу, взлетела на фальшборт, оттолкнулась, хватаясь за канат, и через две секунды спрыгнула перед самым носом испанца. Мы оба оторопели. Он махнул клинком наотмашь. Я нырнула под лезвие и, снабдив руку силой инерции, кулаком заехала Пальма в челюсть. Руку по самый локоть прошибло болью, я тут же тряхнула ей, морщась. А испанец отшатнулся, запнулся о собственную ногу, получил случайный удар в скулу и мешком завалился на палубу.
— Rendirse! — во всё горло завопила я, мысленно предрекая, что эта фраза скоро будет являться в кошмарах. Пальма стоял на коленях спиной ко мне, не решаясь пошевелиться из-за кортика у горла. Бахнул выстрел. Я вновь заорала, и голос совпал с удивительно громким и дерзким криком Серхио Коста: — Rendirse! — Я невольно бросила на непутёвого капитана шхуны беглый взгляд: он светился, как алмаз в софитах, едва не пританцовывал от возбуждения, держа в каждой руке по мушкету. Тем не менее ситуация оставалась крайне напряжённой. Пираты, согласно плану, отступили ко мне, отрезая путь солдатам к Пальма. Испанские вояки превалировали числом, окружили ружьями и уже успели выкатить орудия. Кашлянув, я заговорила, а Коста принялся активно переводить мои слова: — Так, ребятки, ситуация патовая, верно? Мы же не станем рубить друг друга только ради того, чтобы я — даже не убила, а расспросила — вашего капитана, а? — Штыки даже не дрогнули. Офицеры сурово глядели на меня и сдаваться не торопились. — Ну, ладно… Вот что мы имеем: подо мной, — я пристукнула сапогом, — двенадцать бочек пороху, у него, — кивнула я на Гиббса за спиной, что стоял у люка, — фонарь с зажжённой свечой. Что будет, если мой собрат его уронит? — По лицам противников побежали тени сомнений. — Вы можете стрелять, рубить нас, но порох всё равно загорится и у вас будет меньше пяти секунд, чтобы убраться на безопасное расстояние. Или мы можем решить это куда более мирным путём, исключая обоюдные потери и не портя друг другу настроения, смекаете? — Флоренсе Пальма что-то завопил. Я шибанула его пистолетом по уху, и испанская смелость выдохлась. Несмотря на весь свой уверенный и даже в чём-то — не без гордости — грозный вид, внутри я дрожала, как загнанный в угол кролик.
На планшир брига взобрался худощавый офицер, заговорил бравурно, смело и явно несогласно, мне даже не требовался перевод. Я едва открыла рот, чтобы ответить, как грохнул выстрел, и офицер камнем рухнул в воду. Взгляд испуганно метнулся к стрелявшему: О’Тул не вытерпел. На удивление, испанцы стрелять не стали. Ещё до того, как я заметила поднятые руки Пальма, успела холодно произнести: «Этот не считается. Ещё раз повторяю…». И голос был будто бы совершенно не мой.
Угрозы ли (на самом деле пустые) или непоколебимость кучки разбойников, а испанцы нехотя сдались, несогласно, но беспрекословно подчиняясь командам капитана Пальма. Всех, кроме него, заперли в отсеке карцера. Мистер Гиббс занялся опустошением трюма, а Коста сопровождал меня в капитанскую каюту.
