Старпом развёл руками.
— Ну, я не знаю. И Джек вроде не знает. Или говорит, что не знает, — добавил моряк, покосившись на меня. — Он предпочёл целый месяц бегать, чем спросить…
«Целый месяц». Целый. Месяц. Два коротких слова зазвучали в голове бесконечным набатом. Гиббс продолжал говорить, но я его не слышала. Мысли в голове упорядочивались с невероятной скоростью, выстраивались, точно грани кубика Рубика, отделяли прошлое и настоящее, объединялись в важные фрагменты. Сердце болезненно сжалось. Целый месяц. По возвращении из Тайника, когда дело шло к обмену у архипелага, я приняла как должное прошедшее время, ведь для меня его как такового не существовало. Был миг — от выстрела до смерти. Была безвременная неизвестность — в Тайнике, и, судя по реакции Джонса, Долина Возмездия оказалась нечто иным, чем говорили те остатки, что сохранил разум. Был момент триумфа — возвращение. И, окажись вместо месяца день или год, для меня бы это мало что значило: причуды рассудка и забытьё были сродни благодати. Но в мире живых время имело свой вес. Я ни разу не задумалась прежде, чем обернулись эти тридцать дней для тех, кто остался по эту сторону двери. Что чувствовал Джеймс, глядя, как меня настигает пуля Бойля, что заставило его с одержимостью гоняться за Воробьём, отказавшись от человечности. Тогда в таверне Джек глядел на меня со скептичным спокойствием, будто в какой-то мере не исключал подобное возвращение с того света. Но что творилось в его душе, когда он считал мёртвой не просто надоедливую занозу, что липла к нему, подобно прочим девицам, а ту, что задержалась в его памяти и пробилась сквозь навязанное забытьё? Я так глубоко закопалась в собственные переживания, будто чувства окружающих были чем-то вторичным, и лишь то, что зарождалось в моей душе, могло быть истинно важным. Я винила Джека со всей ненавистью, на которую была способна по отношению к нему, винила за боль, за страдания, за собственные поступки и при этом ни разу не задумалась, как всё происходящее выглядело в его глазах, что он чувствовал на самом деле.
Я закрыла лицо ладонями, вырвался дрожащий выдох. Гиббс только тогда сообразил, что говорил в никуда, замолчал и терпеливо уставился на меня выжидающим взглядом.
— За всё это время, — заговорила я, не отнимая рук, — с той первой встречи на Тортуге, Джек что-то говорил обо мне? — Вместо ответа старпом шумно засопел. Послышалась неуверенная возня. Я прямо посмотрела на него. — Только между нами, Гиббс, обещаю.
Он бросил беглый взгляд по сторонам, точно покинутая всеми «Жемчужина» внезапно могла наводниться нежелательными свидетелями.
— Ну, скорее наоборот, — протянул пират, чесанув бакенбарды. — Запретил кому бы то ни было говорить о вас, даже просто имя произносить, конечно, ничего не объяснил. Но команда к странностям привычная… А! Другое дело, ром!
— Он впервые так целенаправленно решил спиться? — безучастно спросила я.
Гиббс замялся, неопределённо поведя глазами.
— Да не то чтобы… Сколько знаю Джека, такое впервые было, чтобы он при случае, да ещё и в порту, ни капли рома в рот не брал! А когда случалось, бывало, спрашивал о том, чего не было. Ну это-то не удивительно, наверное… И о вас пару раз упоминал, мол, помню ли я, как и где мы познакомились… Когда говорил, на Тортуге, он аж краснел от гнева! Да, — выдохнул Джошами, — Джек Воробей всегда найдёт, как удивить. — Я молча кивнула, взгляд застрял в темноте у подножия ступеней.
Вот что значило «Это были будто видения», которым Джек пытался оправдаться. Чем дальше, тем хуже — так всегда было. Мало кто добровольно согласился бы вспоминать то, чего вроде как не было, а против Джека сыграл тот, кто обыкновенно помогал забыться, — ром. И чем больше времени мы шли плечом к плечу, тем больше и чаще пил Воробей, тем больше и чаще проскальзывали важные моменты — и с каждым разом всё менее случайно. Но по иронии, чем старательнее Джек выскабливал наше общее прошлое из закутков памяти, тем с большим смирением я от него отказывалась. «Ну, впрочем, ты же и так это поняла, верно? Просто не хотела признавать…» — прозвучало так ясно, будто он повторил это снова, сейчас, прямо на ухо. День за днём я будто бы ждала знамения свыше, чудесного мановения невидимой руки, которая всё вернула бы на круги своя. Упорствовала, не отступала, волочилась следом и не замечала, что «то самое чудо» свершалось — без фейерверков и помпы. Но, быть может, я просто боялась поверить всем неслучайным мелочам и обмануться? Или того, что это окажется правдой? Потому и не замечала. Не хотела замечать. Так и бежали мы с Джеком вроде в разные стороны, а на деле в одну — подальше от правды. Отличная пара. Два эгоистичных идиота.
Я усмехнулась вслух, достаточно громко, заставив Гиббса сильно удивиться. Он открыл рот, помедлил, беззвучно захлопнул, двинул желваками, снова вопросительно глянул на меня и повёл подбородком.
— Простите, Гиббс, — мягко проговорила я, кивнув. — Вы, кажется, о чём-то важном поговорить хотели? — Старпом послал мне долгий красноречивый взгляд. — О ком-то. Ясно. Что не так?
Пират тут же оживился и пустился в насыщенное, спутанное повествование, из которого я вылавливала важные моменты, точно рыбу в дырявые сети. Джеку Воробью бесконечно повезло со старшим помощником: иной бы на месте Гиббса уже давно бы сделал ноги, прихватив «причитающуюся компенсацию», а этот остался. И пытался удержать команду. После того, как Деруа получил своё, этого же попытался добиться и кэп от Уилла, ведь именно на борту «Голландца» хранилось золото и драгоценности, которые алчная душонка Воробья не пожелала оставить на борту «Санта-Анны» на Исла-Баллена. Все, равно как и я, об этом и думать забыли, но Джек опомнился почти вовремя. И пока он спорил с Тёрнером о неправомерности его действий, «Месть королевы Анны» с забитым сокровищем трюмом, довольным капитаном и воспрявшей духом командой растворялась в темнеющем вечерними красками горизонте. «Летучий Голландец» помог добраться «Жемчужине» до ближайшей обитаемой и безопасной земли, которой оказалась небольшая испанская деревня в двадцать домов, живущая рыбным промыслом. Деревня, где крупнейшим заведением была деревянная церковь с колокольней, а богатейшим жителем — владелец двух телег, на которых раз в неделю улов увозили на другую сторону острова, к форту. Как и полагается потерпевшему поражение пирату, капитан Воробей нашёл наилучший выход из ситуации — заливать горе ромом.
— …Восемь дней?! — выпалила я.
— Ну, уже девятый, — уточнил Гиббс. — Я пытался с ним поговорить, но всё, чего удостоился, так это: «Иди к чёрту». — Я закатила глаза. — Беда в том, что если команда разбежится, то с кораблём мы отсюда точно не выберемся. Хорошо, если самим ноги унести удастся… Так-то народ тут благожелательный, но языком треплют похлеще старых дев на базаре.
То, что в деревне именовали таверной, на деле оказалось двухэтажным сараем, крытым подгнивающим тростником. Гиббс галантно пропустил меня вперёд и указал на хлипкую дверь рядом с лестницей наверх. Я мысленно выдохнула, пытаясь настроить мысли на нужный лад. Комната, где укрылся капитан «Жемчужины», оказалась вполовину меньше его каюты. Душный полумрак сжимал пространство, в котором не было ничего, кроме маленького стола, лавки и развалившегося на ней пирата.
— Эй, Джек, — без излишних церемоний громко позвал Джошами, остановившись в паре шагов от входа.
— Иди к чёрту! — донеслось из-за стола.
— Я вообще-то не один…
— Тогда все идите к чёрту! — в довесок кэп наугад запустил в нас бутылкой, но та и пары футов не пролетела.
Я закатила глаза и кивнула Гиббсу. Он вздохнул, сочувственно похлопал меня по спине и удалился. Только когда его шаги растворились среди жужжания голосов немногочисленных посетителей заведения, я присобрала юбки и вытерла песок со ступней. От стойкого аромата рома тяжелела голова, а от крошечного разбитого окошка напротив не было никакого толку.
— Ну и? — требовательно спросила я. — Почему ты здесь?
