— Кэп?

— Идём за «Людовиком». — Так и не обернувшись, капитан покинул мостик.

Я тяжело опустилась на палубу, спиной припадая к прогретым доскам гакаборта. Ладони пульсировали, тягучая боль стала привычной. Я принялась вытаскивать осколки, закусив губу, чтобы не произнести ни звука.

Скользнула тень. Джек уселся рядом, молча протянул бутылку рома. Я перевела на неё взгляд. Утопить вину в алкоголе, облегчить себе жизнь забытьём? Какая удобная «подушка безопасности». Если тебе надоело быть наедине с собой или ты себе противен, всегда можно заменить вездесущее внутреннее «Я» им — крепким и верным другом, которому плевать, кто ты.

Кэп поднял ром, качнул рукой.

— Он был хорошим парнем, — и после сделал большой глоток. Я выковыряла последний осколок и сжала кулаки, чтобы сильнее проступила кровь. — Выпей. — Бутылка коснулась плеча. Я втянула воздух через нос, взяла ром и облила ладони — будто в костёр сунула. Пират наблюдал за мной, чувствовался его внимательный взгляд. Я принялась дуть на руки, а Джек спросил: — Ты сказала, в той команде предатель. Кто именно? — Я с непониманием посмотрела на него: ведь сам говорил, что уже неважно. В ответ кэп бросил беглый взгляд на палубу. — Некоторые из них теперь с нами.

Я впервые подняла голову и оглядела «Жемчужину». В памяти чётко проступило вытянутое от неверия, разгневанное лицо капитана Воробья, когда он встретил свой корабль впервые после Треугольника: потрёпанный «Бонавентурой» Смолла, но не утративший своей красоты. Это было месяц назад, и те дыры успели залатать, но лишь для того, чтобы «Жемчужина» приняла очередной бой. После сражения, израненная, обагрённая кровью, теперь «Чёрная Жемчужина» выглядела не многим лучше, чем после встречи с Кракеном.

— Бойль, — сквозь зубы выдавила я. Взгляд суетливо метался меж мрачных лиц. — Это Бойль.

Тень капитана кивнула, что значило: одним опасением меньше. Погиб ли он, остался на «Страннике» до конца или сбежал — мне было всё равно, единственное, что хотелось узнать, не важно от кого: почему он так поступил.

— Теперь смерть видится иначе, правда? — внезапно, с философской грустью проговорил Джек Воробей. Внутри всё напряглось, точно в ожидании удара. — Вернувшись, видишь вещи такими, какие они есть. И мир тоже.

Он говорил о Тайнике. Только в таких разговорах его голос звучал уязвлённо, с оттенком горечи и сожаления, которое нечем искупить. Место, заставившее его, и вправду, стать «ненормальным», было намного ужаснее, чем он рассказывал, чем я видела. И как правило, Джек Воробей избегал упоминаний о собственных слабостях, о том, что задевало «неуязвимого пирата».

— Как ты понял? — после долгого молчания спросила я.

Кэп дёрнул плечом и вытянул правую ногу.

— Каждый видит жизнь после жизни по-своему. И только те, кому удалось заглянуть по ту сторону и вернуться, — видят всё так, как оно есть. — Я повернула к нему голову, наши взгляды встретились. — Это в глазах. — Капитан Джек Воробей исключительно редко бывал настолько серьёзным. Многие считали его бесцеремонным. И эти многие никогда не знали его настоящего. И не заслуживали этого, видимо.

Именно потому, что Джек понимал — хоть я и не задумывалась, почему, — что у меня в душе, он не пытался сочувствовать, жалеть, утешать. Со стороны это казалось равнодушным вынужденным присутствием, но, на деле, лично встретившись со смертью, понимаешь, что многое, принятое людьми, излишне. Именно поэтому я медленно отступала от края бездны, признавая, что нужды живых важнее памяти, что «здесь и сейчас» важнее того, что уже невозможно исправить, что даже для самых банальных и наивных вещей может стать слишком поздно.

С виноватыми глазами я запустила руку в карман и протянула Джеку его вещи — компас и перстень, что всё это время хранила, как незаслуженное сокровище.

— Надо было отдать раньше, — неловко повела я плечом.

Кэп прищурился, дёрнул усом, компас тут же прикрепил к ремню, а перстень задержал меж пальцев, приглядываясь.

— Лучше поздно, чем никогда, да? — слегка улыбнулся Джекки. — Признаюсь, уже думал, какому скупщику они достались. — То ли пошутил, то ли поделился откровением.

— Что он значил? — Воробей непонимающе приподнял брови. — Для чего ты послал перстень?

Пират активно закачал головой.

— Смоллу нужно было доказательство, я ему отказал в подобной роскоши, — раздражённо пояснил он, — и этот его мерзкий лейтенант насильно отобрал, едва палец не отрубил. — Джек повёл челюстью, не замечая моих ошарашенных глаз, и с довольством надел перстень на прежнее место. Уязвлённое самолюбие всегда забавно отпечатывалось на его загорелом лице и подсвечивало глаза искрами, которые сперва казались задорными.

Я осторожно приподняла побагровевший от крови край его банданы, убирая прилипшую прядь волос, отчего Джек тут же зашипел.

— Прости. — Я хотела было промыть рану ромом, но кэп мгновенно отобрал у меня бутылку. — Больно?

Воробей подвигал бровью, поморщился и ответил:

— Терпимо. Хоть и оскорбительно.

Задумчиво глядя сквозь него, я мягко констатировала:

— Ты бы не выстрелил.

Карие глаза неспешно оторвались от созерцания горизонта, прошлись цепким взглядом по палубе и только потом обратились ко мне. Их покрыла тень лёгкой улыбки, что скрывала попытку заговорить о чём-то серьёзном и важном, а значит, попасть в неуютные рамки откровенности. Джекки молчал.

Грустная усмешка вызвала старательно избегаемые воспоминания. Я видела за притворной улыбкой сожаление и не хотела наступать на больную мозоль. Но жажда правды, треклятая необходимость узнать ответ именно сейчас были иного мнения.

— А в прошлый раз?

Взгляды встретились. Каждый из нас помнил тот давний день по-разному, по-разному мы и относились к нему. И могла ли здесь быть объективная истина? Джек Воробей выдохнул — с каким-то обречённым облегчением.

— Ведьма, помнишь? — Джек искоса глянул на меня.

— Что снимала проклятье?

Кэп кивнул.

— Она… — по мне скользнул беглый сомневающийся взгляд. — Она сказала, что увидела крылья смерти за твоей спиной. — Я вскинула голову, Джек поспешно добавил: — Я передал дословно.

Брови пирата смятенно дрогнули, потому что я улыбнулась — понимающе, спокойно, мягко. «Это был лучший выход — исключить причину, чтобы не принимать следствия, чью бы гибель они ни сулили», — слова слышались кристально ясно, хоть Джек не проронил ни звука: то ли не желал объясняться, то ли знал, что я и так всё пойму.

— Как видишь, она оказалась права, — с жуткой усмешкой подытожила я. Пальцы скользнули по нитке и бережно взяли подаренный Уитлокком амулет.

Джек долго приглядывался ко мне, пока не послышался окрик мистера Гиббса:

— Четверть мили, кэп!

Я вздрогнула и крепче сжала ладонь. Остекленелый взгляд упорно таращился в никуда. Звякнул клинок, я шарахнулась в сторону: но это лишь началась подготовка к бою, который был больше долгом, чем желанием.

— Выпей. — Воробей вновь протянул мне бутылку, я закачала головой. — Ты в шоке, так что для трезвой головы — выпей.

— Это не шок, — вкрадчиво ответила я. — После Тайника всё вокруг… словно мозаика, рассыпается и случайно удаётся выцепить фрагменты. Восстановить рисунок. Но я помню. Я всё помню, Джек. Помню, как пуля впивается в кожу, как всё тело пронзает, точно раскалёнными кинжалами. Как булькает кровь, будто не внутри меня, а повсюду. Как ломаются кости, одна за одной, как выжигает глаза соль, выжигает схлопнувшиеся лёгкие. И тело, будто сунули в адский пламень, камнем идёт на дно, и конец близок, но каждый миг множится, и боль не утихает, а вспыхивает снова и снова, и деться от неё некуда… Но та боль ничего не стоит в сравнении с тем, что я чувствую сейчас. Это всё… — в горле мешался тугой комок, — всё из-за меня. — В глазах заблестели слёзы. Кэп попытался меня прервать. — Нет, Джек, — я подняла на него взгляд, — это не просто слова. Это правда. — Пират посерьёзнел, брови сдвинулись к переносице, в глазах тенями пролегло настороженное внимание. — Я встретилась с ним. С Деруа. На том острове, пока вы пытались сбежать, я не была в гавани, как рассказывала потом, я встретилась с Деруа. Поначалу я хотела выкупить свою жизнь…