Я разорвала его жилет, рубаху. Руки судорожно пытались отыскать причину — пулю, след клинка. Хоть что-нибудь. Ран не было. Его словно бы сразила невидимая сила, и я поняла, но не захотела признавать, что не смогу её побороть. Охваченный лихорадочной паникой мозг с трудом сознавал происходящее. Но откликнулась какая-то его часть, что обучилась действовать хладнокровно в любой ситуации.

Сердце сжалось, я забыла, как дышать, открестилась от окружения. Полумеханический голос из далёкого прошлого равнодушно диктовал: запрокинуть голову, отыскать место соединения рёбер, два пальца вверх, одну руку поверх другой, считать. «Раз, два, три…»

Чьи-то руки обхватили меня за плечи, попытались оттащить.

— Ну всё, тише…

В ответ сквозь всхлип, надрывно:

— Я пытаюсь его спасти!

Снова считать. Надавливать. Считать. Слезы застилали глаза. Цифры сквозь шёпот переходили в рёв раненного зверя. Тридцать. Вдох. Снова вдох. «Раз. Два. Три. Четыре…» До бесконечности. Не останавливаться, не сдаваться! Счёт сбивался. Руки немели. В замерших расширенных зрачках в обрамлении яркой голубой радужки отражался свободно трепещущийся на ветру флаг: золотисто-огненный феникс в темно-алом поле.

Кто-то вновь попытался меня унять, и сил сопротивляться уже не осталось. Я обхватила Джеймса за руку — тёплую и шершавую от мозолей, упёрлась головой в грудь.

— Пожалуйста, Джеймс! Мы не должны сдаваться! Прошу тебя, вернись! — задыхаясь слезами. — Слышишь меня?! История ещё не кончена! Джеймс… Джеймс!!! — то ли вой, то ли хрип, то ли стон из-под воды, захлёбывающийся и жалкий в своём отчаянии.

Горячая тяжёлая рука легла на плечо.

— Умер он, — сухо, отстранённо констатировал голос. Я хотела посмотреть Барто в глаза, убедиться, что не дьявол, издеваясь, произносит эти слова со знакомой хрипотцой, но взгляд зацепился за блеск металла чуть дальше на досках. Идеально гладкое изящное лезвие, длинный тонкий клинок и гарда в виде роскошного павлиньего хвоста. Я резко отшатнулась, отползла, под звук голоса старпома: — Это яд.

«— …Превосходное оружие! — обрадованно хохотнул Астор Деруа; чёрные глаза глянули с несвойственной благодарностью. — А у меня так много врагов…

— Мне всё равно, кого из них она убьёт».

Зажмурилась, закрыла уши руками, сжалась, но собственный голос зазвучал только громче со страниц прошлого — стало только больнее. Сквозь пелену донеслось: «Могло помочь разве что чудо».

Я вскинула голову, слёзы скатились по щекам. Никаких чудес могло не существовать. Никакой магии, никаких волшебных поцелуев. Но это не отменяло надежды, отчаянного упования на последний, единственный шанс — был ли он чудом или неминуемой закономерностью.

Я поднялась, дрожа, едва не падая, бросилась вниз, на миг встретилась с карими глазами и не смогла выдержать этот взгляд, то ли прошептала, то ли подумала: «Не ходи». Хлопнули двери каюты, щёлкнул замок.

— Калипсо! — Я рухнула на колени. — Калипсо, прошу! Прошу приди!

— Ни к чему так кричать, дитя. — Голос глубокий, отстранённый. Взгляд больших глаз, в которых будто растворилась темнота, снисходительно опустился ко мне.

— Д-джеймс… — Голос дрогнул, кольнуло страхом, будто само имя могло разбиться, словно хрусталь. — Он…

Богиня двинула бровью.

— Я предупреждала.

В тишине бесконечным гулом сотен голосов зазвучало: «Погубить одного, чтобы спасти другого. Это будет твой выбор». Потерянный взгляд застыл на широком лице. Мне не хотелось слышать, не хотелось признавать, не хотелось понимать. Эти слова были об этом самом дне. Об этом самом моменте.

— Умоляю, — прошептала я, воздевая руки, — прошу, верни его. Верни Джеймса.

— О, — сочувственно выдохнула она, качая головой, — я не могу.

— Нет-нет, ты можешь, я знаю, — я подавила подступающий комок рыданий, — ведь тогда ты… ты вернула Барбоссу! — с мольбой и настойчивостью воскликнула я.

— Не могу, потому что не хочу, — вкрадчиво уточнила Калипсо.

— Наша сделка! — Я показала отметку на запястье. — Я сделаю всё, что ты захочешь! Камень! Я отдам тебе его! Я-а-а… я отыщу второй! Только умоляю, умоляю, спаси его!

По щекам вновь скользили слёзы. На мои мольбы богиня нетерпеливо качала головой.

— Встань, — приказала она, и, когда я повиновалась, острый взгляд вонзился в меня невидимым кинжалом. — Зачем портить то, что мне едва удалось исправить? — Она будто бы действительно ждала от меня ответа, даже не просто ответа, а объяснения. Я неровно вдохнула, пытаясь разобрать смысл её слов. Считав тени явного непонимания, Калипсо презрительно фыркнула: — Вы, люди, отвратительно самонадеянны! Неужто ты и впрямь решила, что, — она усмехнулась, — Вселенная или Судьба возлагает на тебя какие-то надежды, потому и отправила сюда?

— Мне помогли… — пролепетала я.

— Да, конечно, потомственная и бескорыстная ведьма? Это было даже забавно.

Всё это её, и вправду, веселило: моя боль, отчаяние, беспомощность.

— Так это была ты. — Признать оказалось нетрудно, будто я уже и так это знала, просто не обращала внимания.

Калипсо заговорила с презрительным раздражением:

— Всему в мире есть своё место. Даже тебе. То, что тебя в первый раз занесло сюда какой-то неведомой силой, вовсе не значит, что ты тут вообще нужна. Ты не должна была оказаться здесь. Никогда. Миры не должны пересекаться, только соприкасаться. Но ты явилась. И умудрилась нарушить ход событий, запустила цепочку того, чего не должно было произойти — точно слон в посудной лавке! И ущерб устранять обязана я. Неблагодарная работа…

— Ущерб?

— Из-за тебя люди изменили предначертанной судьбе. Мне пришлось возвращать всё на круги своя. И я подумала, почему бы не заставить тебя же всё исправить? Считай, наш бартер удался: в обмен на затянувшийся отдых в этом запутанном мирке ты наконец устранила все помехи.

— Помехи? О чём-ты?.. — Богиня красноречиво изогнула бровь. Стало тошно. — Джеймс?! Он…

— Не должен был стать тем, кем стал, — сурово оборвала Калипсо. — Собственно, и жить тоже.

Я попятилась.

— Нет, нет, я тебе не верю! — Закипал гнев. Меня бы не остановило даже осознание, что я против неё, что комар.

Калипсо равнодушно пожала плечами.

— Маленькая неисправность в большом механизме может привести к ужасным последствиям, не так ли?

— Ты говоришь о человеке! — вскричала я, срывая голос.

Она отмахнулась.

— Он мёртв, ему мои слова не вредят.

Я не могла больше держать себя в руках. Боль выжигала изнутри. Каждая мысль ранила больнее пули. Рыдания изматывали, тянули за собой наружу сгрудившуюся внутри тьму.

— Ты позволила мне обрести так много. Чтобы потом всё отобрать, — мёртвым голосом проговорила я.

— У всего есть своя цена.

Она развернулась спиной, собралась раствориться, как и всегда.

— Стой! — окликнула я. — Ты не можешь! Мы заключили сделку!

Калипсо вмиг оказалась передо мной. Пальцы впились в запястье сильной хваткой, едва ли не ломая кость. Я застонала.

— Нет никакой сделки. Ты расторгла её. Да и условия были иными. — Её глаза вспыхнули, и, будь огонь настоящим, от меня остался бы лишь прах. — Добро пожаловать в мир, где приходится отвечать за свои поступки… и их последствия.

Я осталась одна. Наедине с омутом мыслей, что затягивал всё глубже. Наедине с ненавистью, отвращением к самой себе и бессильной злостью.

— Похоже, даже богам не чуждо чувство злой иронии, — негромко, осторожно прозвучало за спиной.

Я встрепенулась: так, словно бы впервые вдохнула по-настоящему, и опасливо, боясь всё испортить, обернулась. Джеймс улыбался — успокаивающе, ободряюще. Голубые глаза, что всегда напоминали мне о море, его безграничной способности удивлять, светились — жизнью, хоть с лица не отступала тень смущения. Я спрятала лицо в ладонях, давясь плачем. Ноги подогнулись, и я рухнула в объятья Джеймса. И тут же все страхи, вся боль и удушающее отчаяние отступили, точно остались за пределами кольца сплетённых рук. Губы шептали слова благодарности и молили о прощении. Джеймс прижимал меня всё крепче, твердил, что всё кончено.