— После всего этого я придушу тебя, Джек Воробей!

Я гоняла его по каюте, как юркую птицу по клетке, с одним намерением — загнать в угол. Кэп наворачивал круги вокруг стола, едва успевая уклоняться от клинка и пытаясь воззвать к моему состраданию, благоразумию и ещё многим прекрасным чертам характера, которых, как оказалось, у меня бесконечное множество. А кроме того, умудрялся периодически придерживать шкаф.

Я запрыгнула на сундук. Джек примирительно выставил руки.

— Диана, нет. Потом же жалеть будешь, я тебя знаю!

— Ах ты! — Я замахнулась, но руку опустить так и не смогла: лезвие застряло меж досок над головой.

Воробей обрадованно хихикнул и, отпрыгивая от моего пинка, припал к шкафу у дверей. Я остервенело дёргала эфес, проклинала, горячилась. Джек читал успокаивающие нотации. Гневный огонь утихал, но желание взбучки не угасло. Всем весом я налегла на рукоять. Дёрнула раз, другой. Клинок скрипнул, пошёл вниз, выламывая доску. И с лёгким стуком к ногам упала деревянная кукла с красной банданой и нарисованными углём усами и бородкой.

Левая рука боязливо коснулась, отступила и бережно подобрала куклу.

— Джек… — Я подняла на него глаза, но больше не успела вымолвить ни слова. Ни слова подумать. Всё, что осталось от меня, блаженство на грани беспомощного сумасшествия. Блаженство, от которого, подрагивая, закрылись глаза, и тело охватил пламень — страстной нежности, какого-то совершенно невероятного, невозможного восторга, заставляющего сердце колотиться с гулким отзвуком. И мир растворился от прикосновения любимых губ, от поцелуя, что казался несбыточной мечтой. Я сдалась ему. И даже если бы в следующую секунду нас изрешетили ружейные выстрелы, мне нужен был каждый миг промедления. Каждый миг Джека Воробья.

Постепенно сознание прояснялось. Опьяневший взгляд скользил туда-сюда, такой же отрешённый, как и недоулыбка, боящаяся спугнуть сладкое послевкусие. Рвано вдохнув, я приложила левую руку к губам, будто стараясь удержать исчезнувший поцелуй. Пальцы скользнули по влажной коже, задержались…

Я резко выставила ладонь перед собой. Глянула под ноги. И снова на руку. Ничего! Воробей стащил чёртову куклу! И тут же, протрезвев, взгляд вперился в зияющую дыру, что осталась от шкафа, дверей и части переборки. Я прорычала что-то неразборчивое и куда больше радостное, чем гневное, потому что реальность, в которой капитан Джек Воробей околдовывает девушку и использует этот момент в личных коварных целях, — как пить дать настоящая. С трудом управляя разомлевшим телом, я вывалилась из каюты, покрутила головой, и, взлетев по трапу на полуют, столкнулась с Джеком. Вернее, с пистолетом в его руке.

— Уходи, — с какой-то полуживой интонацией проговорил кэп.

Я смело заглянула в наставленное на меня дуло и усмехнулась.

— И не подумаю!

— Прошу, уйди, — с посылом повторил Джекки. За шоколадно-карей радужкой глаз проглядывали золотистые всполохи гневного пламени.

— Ну нет, — закачала я головой, — ты не выстрелишь.

— Уверена? — прозвучало со стороны. Мой взгляд мгновенно наполнился ненавистью. Анжелика неспешно направилась к нам от противоположного борта. Густую смольную шевелюру развевал ветер, поблёскивал хрусталь серёг. Тич издевательски улыбнулась и играючи, как безделушку, показала куклу в руке. — Вот, значит, ты какая? — По мне прошёлся придирчивый оценивающий взгляд тёмных глаз, после которого захотелось отряхнуться. Анжелика подошла к Воробью вплотную и, не отводя взгляда, словно в танце поведя рукой, сняла с него треуголку. — Всё ещё влюблённая, очарованная. Всё ещё веришь ему и ошибочно полагаешь, что единственная и неповторимая, кому может поверить Джек. — Она сочувственно улыбнулась и надела шляпу на себя. — А всё, что не сходится с твоей верой, за правду не считаешь. Я угадала?

Я с болью взглянула на Джека, лишившегося главной ценности — свободы, и с довольством всковырнула тлеющие огни гнева, представляя, с какой радостью сотру с лица испанки эту всезнающую снисходительную ухмылку и какую взбучку потому устрою Воробью, за то, что он умудрился допустить этот весьма неподходящий моему настроению момент.

— Кхм, ну нет. Прости, — обратилась я к Джеку, хоть и глядела на Тич, — к нему у меня очень много вопросов, поверь, но сначала — ты! — Я рывком отобрала у кэпа пистолет и шибанула им его по голове: ненавидя себя, но понимая, что это лучший выход.

И всё же надежды поставить Анжелику Тич на место и со спокойным сердцем идти почивать на лаврах не оправдались. Меня потряхивало, о сдержанной концентрации не было и речи. Как рассеянный полуслепой кузнечик, я скакала по палубе полуюта, то ли защищаясь, то ли нападая — никто так и не понял. Анжелика, остановив всех, кто порывался вступить в бой, с профессиональным хладнокровием гоняла меня вокруг штурвала, посмеивалась, и лишь в редкий момент моего удачного выпада в её глазах проблеском мелькало удивление. Краем глаза я подметила, как Джекки зашевелился и попытался подняться. Сабля Тич высекла искру о мой клинок и зацепила по руке чуть выше локтя. Не успела я опомниться, как оказалась у самого фальшборта, отбиваясь от её ударов, как от назойливой мухи. «Зараза!» — я с силой рубанула испанскую саблю, из-за этого качнулась вперёд. Анжелика перехватила мою руку, замахнулась. Я метнулась назад, что-то попало под ноги, и через секунду меня накрыло волной.

Море почти сразу же вытолкнуло меня на поверхность. Сабля пошла ко дну, сапоги тоже тянули вниз. Испанский корабль «La Presciencia de Dios» мерно удалялся. Сквозь мой частый кашель послышалось близкое фырканье. Джек поймал меня радостным взглядом, я подплыла и тут же влепила ему звонкую пощёчину.

— За что это? — возмутился кэп. Я метнула в него жгучий взгляд, и пират понимающе скис.

Видимо, победа в сражении была за пиратами: «Людовик», корабль Деруа, уходил следом за Анжеликой. От брига остались только шипящие обломки.

Злиться на Джека Воробья в тот момент не было ни сил, ни желания, хоть и поступил он как заправская свинья. И стребовать с него все ответы и законные извинения я планировала чуть позже, когда глаза перестанут сверкать от чрезмерного и вроде как не совсем уместного счастья.

От соли свежие раны пылали огнём. К счастью, спасительный трос, то ли брошенный, то ли упавший с «Призрачного Странника», оказался в приятной близости. Я неловко грохнулась на палубу неподалёку от грот-мачты, охнула сквозь смех, глядя на недовольного Джека, что хмурился, будто кот, упавший в ванную, а затем всё же решительно поднялась.

Оставалось одно крайне важное дело: оттягивать разговор с Джеймсом было бы бессовестно непростительно, недомолвки нас всех и так завели невозвратимо далеко. Уитлокк стоял около штурвала, спиной ко мне. На полуюте тлели остатки крюйс-марселя: мачту спасли.

— Джеймс! — окликнула я, взбегая по ступенькам, и у верхней, как назло, споткнулась.

Уитлокк медленно обернулся, правая рука касалась шеи с левой стороны. Я направилась к нему. В его глазах отразилось нечто странное: смесь радостного удивления, невысказанного вопроса и сожаления.

— Диана… — Он сделал шаг, протянул руки, точно для объятий, и я подалась навстречу. Вдруг лазурные глаза расширились. Он начал падать, беззвучно, на колени, и я едва успела подхватить его у самых досок.

— Джеймс! — Я перевернула его на спину. Взгляд засуетился, заметался. — Джеймс, что?! — Его глаза застыли на небе, будто пытались разглядеть что-то неимоверно далёкое. Рука метнулась к ране на шее: всего лишь царапина. — Джеймс! На помощь! Кто-нибудь! — во все горло заорала я, чувствуя, словно осталась одна во всей Вселенной. Я коснулась его щеки, заглянула в лицо. — Слышишь меня! Джеймс! — Рука соскользнула на грудь, и ужас пронзил в самое сердце. — Нет, Джеймс! — не веря тому, чего не чувствовала, закричала я. — Помогите!!!

Подлетел Барто, грубо отпихнул.

— Не дышит… — прохрипел старик.

— Ч-что? Нет, нет, нет, нет… Джеймс, не смей! Не смей, слышишь!