Я тут же подскочила и вперилась взглядом вперёд. Ничего. На фоне подсвеченного луной неба и поблёскивающего волнами моря едва угадывался более тёмный гористый силуэт. На нём, как случайные капли, виднелись редкие крапинки жёлтых фонарей. Я бросила беглый взгляд за спину и вновь посмотрела на приближающуюся землю. Пока одна часть мозга послушно руководила телом в ответ на стремительные команды Джонса, другая скрупулёзно перебирала просачивающиеся подозрения. Капитан «Лисицы» не высказал и вопроса после того, как я провозгласила с окрылённой весёлостью следующую точку нашего маршрута. Он просто понимающе кивнул головой, когда я описала положение острова относительно Тортуги, и вроде что-то сказал про добрый ветер. В голове мельтешило столько мыслей, что я не знала, за какую хвататься, и насторожённость уступила место наивной доверчивости. Теперь, глядя на то, что никак не могло оказаться Тортугой, я корила себя за недальновидность, за то, что доверилась хоть и бывшему, но Морскому Дьяволу, которого величали так не из красивого словца. Хороша пиратка, ничего не скажешь!

— Ха, вижу, страх для тебя привычное состояние, — усмехнулся Джонс, заставив меня едва ли не подпрыгнуть на месте. За раздумьями и одновременной работой с гафелем я утратила контроль над мимикой, и смятение вышло весьма красноречивым.

— Это… разве Тортуга? — как можно спокойнее проговорила я.

Джонс повёл рукой, глянул на очертания земли и снова на меня.

— Ты указала курс, — ответил он с той интонацией, которая не озвучивала, но предполагала насмешливый укор.

Я затянула узел и закачала головой.

— Это не может быть Тортуга, не может, — настойчиво повторила я, стараясь убедить то ли его, то ли себя. Вместо ответной реакции капитан Джонс принялся активно двигать ноздрями, водить головой, ловя потоки воздуха. Я было недоверчиво приподняла брови, но затем нос защекотал царапающий горьковатый запах дыма. — Вот дьявол! — бросила я, отчаянно таращась в темноту в попытке разглядеть что-то помимо мрачных силуэтов.

Это была Тортуга — «Лисица» приблизилась настолько, что спутать очертания гавани и нависающего над ней горного хребта было невозможно. Но Тортуга совершенно иная. Исчезла переливающаяся вереница огней и жёлтые покачивающиеся гирлянды фонарей на кораблях. Затих разгульный гомон, жужжание голосов и музыкальных инструментов, что обыкновенно бросал в лицо прибывшим морякам ночной ветер. Пятна света желтели у причалов, кое-где в окошках дрожали свечи, светилась площадь в глубине города, да у выхода из порта из стороны в сторону маячил крохотный рыжий огонёк. Туча выпустила лунный диск, и под холодным серебристым светом проступили щетинящиеся досками и балками обломки стен и исходящие дымом пепелища; по левому борту из воды тянулись кверху, точно костлявые пальцы мертвеца, обломки мачт. Сердце забилось глухо, будто где-то внизу. Среди немногочисленных и маломерных судов высились колонны мачт военного корабля. Я с испугом глядела на едва различимый флаг на грот-мачте, попутно в груди скукоживалось тяжёлое нечто, предвещающее недобрый исход. С каждым ярдом, что пронырливо преодолевала «Лисица», держась от корабля на почтительном расстоянии, плечи всё ниже сгибались под грузом плохого — уже больше, чем просто предчувствия. Тут, как нельзя кстати, объявился Джонс с остроумным: «Всему приходит конец». Патруль в гавани шхуну проигнорировал.

Я с опаской ступила на доски причала, будто они вот-вот могли проломиться и отправить меня в пучину ада. Дейви Джонс не торопился, ждать его мне совершенно не хотелось. В голове мелькала мысль о молитве: только вот о чём?.. Я расправила рукава рубашки, чтобы скрыть клеймо, и опасливо двинулась прочь из порта.

Тортуга словно вымерла. Непривычная для этого места тишина пугала до дрожи, каждый шорох, скрип заставлял испуганно замирать, вглядываясь в ночь. Где-то далеко отчаянно лаяли собаки. От стойкого запаха дыма просился кашель. Чуть ли не бегом я покинула прилегающие к порту улочки — не глядя по сторонам, шлёпая сапогами по грязи. Эхо шагов отдавалось набатом, так что быстрая походка непроизвольно сменилась крадучей, боязливой. Я миновала небольшой пустырь, на котором обыкновенно торговали самыми ходовыми товарами, перебралась через перевёрнутые телеги и разбросанные на земле ящики с тарой. Ноги понесли к двухэтажному зданию, где тускло светилось окно: стоило приблизиться, огонёк тут же погас и стукнули ставни. Послышались смелые шаги и перезвон обмундирования. Я вжалась в стену, сливаясь с темнотой. Мимо, одинаково держась за сабли, прошествовали двое солдат в красных мундирах. Факелы в их руках щедро осветили ночь и в ней — ряд плакатов на стене здания напротив. Патруль скрылся, и я бросилась туда. Ведя ладонью по отсыревшей бумаге, точно пытаясь считать кожей, а не глазами, я двинулась вдоль стены. Их всех разыскивали. Лиц было не разглядеть, только с трудом попытаться угадать буквы в именах. Пальцы приостановились: Анна-Мария Бонне. Та самая ли? Плакаты висели в несколько рядов, верхние в тени навеса было вовсе не разглядеть. Ещё несколько шагов. С губ слетел выдох с радостным сипом — Джек Воробей. Одно только упоминание имени, и вдребезги разлетелся страх вернуться в нужное место, но при этом слишком поздно. Большего разглядеть не удалось. В проулке показался свет, и я скрылась на другой улице.

Погасли яркие огни Тортуги, и с ними исчезла моя способность ориентироваться в пространстве. Шарахаясь от малейших звуков, я плутала по улочкам, как слепой котёнок. Впереди зашумели голоса, подняли лай собаки. Я вжалась в стену дома и выглянула за угол: по улице, петляя, как заяц, нёсся человек, отчаянно мельтеша руками. За ним — гончие, стремительно удалялись от солдат, что перекрыли улицу. Человек вскрикнул, метнулся в сторону от чего-то. Бахнул выстрел, человек кубарем прокатился по земле, и с диким рычанием на него накинулись собаки.

Я бросилась бежать со всех ног. С неба посыпала морось. Меж домов мелькнуло яркое пятно. Наконец я остановилась, припадая к ограждению колодца. На растянутых верёвках болталась забытая одежда. Глянув по сторонам, я стянула большой плащ, чтобы перестать светить в ночи белой рубахой. Пальцы дрожали, завязки никак не хотели сходиться. Накинув глубокий капюшон, как мотылёк, я поспешила к огням, держась ближе к стенам.

По периметру площади горели факелы. Прогуливался караул. Двери двухэтажного белого здания были настежь распахнуты, из многих окон лился свет. Капитан Воробей не утруждал себя экскурсиями по Тортуге, зато в обязательном порядке снабжал меня сведениями обо всех тавернах, но этот дом выглядел слишком добротным пусть даже для самой лучшей из них. Выждав некоторое время, я протиснулась меж домов, чтобы осмотреть площадь с другой стороны, из параллельного проулка. Караул покинул поле зрения, и я высунулась из укрытия.

Дыхание перехватило, ноги словно отнялись. У правого края площади возвышался эшафот. На горизонтальной балке сидела крупная птица и самозабвенно долбила верёвку. Испуганный крик так и остался где-то в горле, сдавливая изнутри. Повешенных было трое. Одного я знала. Капитан порта — бессовестный бездельник, бесконечно обожавший свой титул. Обыкновенно он заваливался в таверну за полночь и сразу же пускал пулю в дверной косяк, по одному ему ведомой причине. Проигрывать не любил, но умел. Это некогда его шхуну, переродившегося из «Сбитой чайки» «Буревестника», растерзал в Треугольнике призрачный корабль. Теперь он болтался безвольным мешком на тонкой верёвке посреди площади — на потеху одним, в устрашение другим.

Я не заметила, как из-за особняка объявился патруль с собакой, как та, нервничая, зарычала, как настороженно замелькали факелы. Вдруг меня сгребла в охапку и утащила на несколько ярдов в глубину домов сильная тень.

— Только попробуй попасться и тем более упомянуть обо мне, — мощным толчком направляя меня в какой-то сарай, пригрозил Джонс и тут же растворился.

Кругом разверзался ад. Чувство потерянности и собственной ничтожности только укреплялось. Мне хотелось броситься следом за Джонсом, но ноги подвели, и я просто рухнула на колени, не понимая, что делать, тщетно пытаясь сосредоточиться хоть на чём-то. И всё же что-то во мне заставляло отказаться от мыслей о поиске убежища потише в местечке подальше.