Они спорили — занимались привычным делом. Джеймс — во всем чёрном, с брезгливым взглядом и полуобнажённой шпагой, Джек — с объёмной кружкой и скачущими по публике глазами. От всех реплик Уитлокка Воробей отмахивался в прямом и переносном смысле, и тот потерял терпение. Пристукнув кулаком, Джеймс резко встал и, прежде чем я успела отлепить язык от нёба, скрылся в толпе.

Нужно было сдвинуться с места. Определённо. Но мозг утратил контроль над телом, разве что позволив растерянно моргать. Одна часть меня страстно желала провалиться под землю, ибо момента более неловкого придумать сложно, другая — изнывала от необходимости объятий, прикосновений, осязанию реальности. На губах дрожала улыбка в ритм с дёргающимся под глазом нервом.

Я решительно выдохнула и шагнула вперёд. В тот же момент стукнула кружка по столу, и Джек поднял голову. Тело впало в ступор, точно кто-то на кнопку нажал. Я не знала, куда деть руки, сплела пальцы, закусывая губу. Кэп глядел на меня молча, одним только выражением лица пытаясь спросить крайне эмоционально: «Какого чёрта ты здесь делаешь?!». Я слегка развела руками и, вжав голову в плечи, растянула улыбку пошире. Просился неудержимо радостный смех, слишком искренний в своей неадекватности для публичного места, заливистый, захлёбывающийся, переходящий в рыдания. Удивление на лице пирата сменилось привычной лукавой доброжелательностью. Он встал, в танцевальном па убрал стул с пути, приветливо улыбнулся и с осторожным недоверием проговорил:

— Не думал снова тебя увидеть, дорогуша.

Воздух внезапно кончился в лёгких, и вместо ответа получился растерянный писк. Глаза защипало. Сердцу в груди стало тесно. Я глубоко вдохнула, чтобы ответить, как вдруг откуда-то — будто прямо изнутри меня — зазвенел смелый смех, отчего карие глаза пирата засветились ярче свечей. Я не успела ничего понять, только челюсть резко отъехала вниз, когда в раскрытые объятья кэпа нырнула Анжелика со страстным бесстыжим поцелуем. Пока я боролась с яростным желанием выколоть себе глаза собственным кортиком, они оторвались друг от друга, и испанка, нежно проведя пальцами по шее Джека, проворковала:

— Может, уже признаешь, что сторонишься меня ты совершенно неправильно, а? Более абсурдно было лишь тогда, когда ты «случайно» забрёл в наш монастырь.

Кэп сверкнул зубом, взглядом раздевая Анжелику, и ответил:

— Ну, видимо, тот раз был точно не случайностью.

— Хватит! — рявкнула я надломленным голосом. Никто не шелохнулся. Джек, проявляя чудеса галантности, усадил свою пассию за стол. — Джек! — Анжелика тряхнула волосами и заметила, что в этот раз его природное бессовестное обольщение не сработает. Кэп в ответ протянул порцию рома. — О нет… — От мелькнувшей догадки спазмом свело всё тело, скрючило, как весенние цветы при внезапном заморозке. — Нет-нет-нет… — Я подлетела к столу с молящим: — Джек! — Он скрылся за кружкой, постукивая пальцами свободной руки по бутылке. — Пожа!.. — Дрожащие пальцы, что с осторожностью коснулись его щеки, прошли сквозь. — Нет! — Я отшатнулась, затем вновь подалась вперёд в попытке ухватить Джека за запястье. — Нет!!! — Жар паники охватывал каждый миллиметр кожи. От бега сердца в груди стало больно. — Джек! Джек, пожалуйста… Ты… ты же слышишь меня… Джек! — Отчаянные попытки удержать себя в руках становились всё бесполезнее. Тут же вспомнились едкие слова Джонса: «Выбраться из Тайника — ещё не значит вернуться». И хотя в голову тут же потоком хлынули вопросы бытия духом, призраком, привидением или ещё какой-либо сущностью, я настойчиво молила Джека услышать меня, снова и снова пыталась коснуться его, подать хоть какой-то знак, но ни одна попытка не приносила результата, и холодящее дыхание страха стало ощущаться всё явственнее. — Джек, — я опустилась на колени, смахивая слезы, — пожалуйста, Джек. Я же здесь. Верни… верни меня. Прошу… я не хочу… я устала жить, как во сне, устала… я не хочу быть не там и не здесь… Джек, верни меня!

Кэп нахмурился. В его глазах пролегли тени. Долгий взгляд, и Анжелика тут же спросила: «В чём дело?».

— Я тут подумал, — медленно заговорил Джек, — мы с тобой всякого повидали, правда? Всякое нечто уже так не пугает. Так вот, я подумал, — карие глаза очертили неуверенную дугу, — не пойми превратно, но, может ведь быть такое, что это судьба свела нас?

Я схватилась за голову и бросилась бежать. Там или здесь — инстинкты работали превосходно, вели верной дорогой в нужное место. К соломинке. Поток событий, крушащий всё на своём пути, гремел всё яростнее, но эта самая соломинка по-прежнему обнадёживающе маячила впереди, даруя новую порцию сил на борьбу.

«Призрачный Странник» наполовину скрывался в ночной темноте. В кубрике горели фонари и плясали тени, на палубе было пустынно: компания любителей философских разговоров, вахтенный и на корме — капитан. Уитлокк стоял спиной, опёршись о планшир и выглядывая что-то в тьме над морем с редкими крапинками звёзд. Если бы не фонарь на бизань-мачте, его бы самого нельзя было отличить от ночи. Песнь моря успокаивала, бриз сушил слёзы.

— Джеймс… — голос дрогнул, прозвучал тише волн. — Джеймс! — Ветер спустился к палубе, скрипнул снастями. Уитлокк слегка повернул голову. — Джеймс! — почти вскрикнула я. Он обернулся — вряд ли ко мне, скорее на звук выстрела с пристани. Теперь он стоял точно напротив, смотрел прямо в глаза. Просто стоял и смотрел. Как и я. Слезы лились тихие, горячие. С каждым едва слышным всхлипом становилось всё больнее. Всё больнее от взгляда — насквозь. От прикосновений — которых не было. От жизни — что была кругом и в то же время за невидимым пределом. Между нами было меньше ярда, в который уместилась бесконечная неизвестность. — Джеймс, я не хочу… не хочу умирать в одиночестве, не хочу уходить. Пожалуйста! Прошу тебя, Джеймс, пробуди меня от этого кошмара. Я не хочу, слышишь! Разбуди меня! Верни! Разбуди ме!..

— …Да просыпайся ты уже! — Голос резкий, хлестнул по ушам, как пощёчина. Я дёрнулась, свет ударил по глазам, затем на рёбрах и спине вспыхнули очаги боли.

Над головой болтался фонарь, его держала вытянутая рука, принадлежала она Дейви Джонсу, и лицо капитана выражало бесчувственное понимание происходящего. Он стоял наверху, я же распласталась у нижней ступени трапа.

— Блаженная улыбка… Ха, кошмар, похоже, вышел стоящим.

Я потёрла ушибленный бок.

— Ваше сочувствие прям бальзам на душу. — Рубашка промокла насквозь, дышалось трудно, будто я всё ещё пряталась под одеялом от страха. — Этот сон был слишком реальным, как иллюзии Тайника.

Джонс слегка прищурился.

— Почему ты уверена, что это не Тайник?

Я запрокинула голову и с широкой улыбкой ответила:

— Мне страшно. — Постанывая, я поднялась и в упор посмотрела на скептично настроенного капитана: — В Тайнике страх был только в голове, в разуме или его остатках… А теперь я его чувствую, — я приложила ладонь к солнечному сплетению, под которым тяжелел ком, — вот здесь. И это хорошо.

Дейви Джонс качнул головой и, выставив левую ногу слегка вперёд, поинтересовался:

— И чего же ты боишься? — Взгляд застыл на его очеловеченном лице, наблюдая, как отражение огня в маленьких глазах блестит всё ярче. — А-а, ясно, — пренебрежительно протянул он, как показалось, с довольством наблюдая мою мрачнеющую физиономию, и словно бы собрался продолжить, но вместо этого многозначительно хмыкнул и направился прочь, уводя за собой пятно света.

Мне правда было страшно. Но страх этот был совсем иным, не тем изматывающим, удушающим, а, наоборот, заставлявшим вдыхать поглубже, чтобы утихомирить обескураженный бег сердца. В крови бурлил адреналин, постукивание каблуком больше походило на нервный тик, но всё это было проходящим. Я знала, что всё уляжется, едва минует момент X, едва реальность развеет все «А вдруг…», едва с уверенностью можно будет сказать: «Это лишь сон, ничего больше».

Не успела я, лениво потирая глаза, опуститься на ступени трапа, в спину прилетело командное:

— Чего это ты расселась? В гавань заходим!