— Сколько вы здесь уже, Джонс? — спросила я, когда тот в очередной раз вышел поязвить на тему неуместных песен.

Капитан запрокинул голову, с наслаждением вдохнув нескончаемого курева из трубки, и вместе с дымом выдохнул ответ:

— Как и ты, — он насмешливо глянул мне в глаза, — всё ещё один день. — Я многозначительно промычала и продолжила отбивать пальцами бессмысленный ритм по доскам — лёжа на палубе поперёк юта. В этот раз Джонс прервал «Калинку-малинку». В этот раз уходить не торопился. — И как ты здесь оказалась, а? — В любом, даже самом безобидном вопросе слышалось требование безотлагательного ответа.

— Вам лучше знать, — пожала я плечами и, на секунду отвлёкшись на занозу под пальцем, добавила: — Но меня вроде как пристрелили.

Джонс стоял у борта, пуская овальные кольца дыма и разглядывая искусственный горизонт.

— Значит, ты смерти не боишься? — бесстрастно поинтересовался он.

— В чём смысл бояться того, что уже свершилось? — Я пристукнула ладонью и неспешно приняла позу лотоса. — Смерть неизбежна. Бояться её глупо, ибо жить не получится, но вот забывать о ней точно не стоит. Смерть мотивирует к жизни, вы знаете лучше меня. — Спина экс-капитана «Голландца» точно в камне затвердела. — А что это за корабль?

Дэйви Джонс обернулся, бросил на меня вопросительный взгляд, а затем осмотрел судно от носа до кормы, точно впервые заметил всё это.

— «Лисица», моя первая шхуна, где я некогда стал капитаном. В те времена она была лучшим торговым судном в порту.

У меня появилось желание послушать историю становления «Летучего Голландца», но отчего-то подумалось, что рассказчик на просьбу о подобном ответит извечным снисходительно-раздражённым взглядом.

— М-да уж, — протянула я, — в прямом смысле бескрайнее море — это весьма жестоко.

Джонс обернулся, как будто до этого бесконечной синевы не существовало.

— Я стремился к берегу… раньше на то была единственная причина…

Наши взгляды встретились, и голубые глаза моряка тут же похолодели и потемнели. Он поднялся, презрительно дёрнул губой и стремительной походкой исчез из поля зрения. Некоторое время я глядела ему вслед, а затем вновь растянулась на палубе.

Считать можно было лишь скупые разговоры и слова в них. Считать по привычке, так и не понимая, зачем. При каждой встрече я напоминала Джонсу, что созданный Тайником ад — весьма посредственное место, способное разве что наслать глубокую тоску. Экс-капитан запрокидывал голову с растянутым: «Это-пока-что». Он словно бы пытался от меня чего-то добиться, но в процессе оспаривал собственные догадки и приходил к выводу, что слишком низко пал, потому резко прекращал всякие откровения, точно я приставшая к акуле рыба-прилипала. Беседы — бессмысленные и бессвязные — забывались, едва прекратившись, и лишь некоторые моменты я перебирала в уме, уткнувшись взглядом в солнце, растянувшись на досках поперёк юта. Например, про голос, что не давал и секунды покоя — Зов Моря, как поведал Джонс. И слышен он, поскольку мы оказались наиболее близко к истокам океана. Не поверить в это было трудно.

Я перевернулась обратно на спину, проводив взглядом фигуру Морского Дьявола в очередной раз, когда он выбрался на верхнюю палубу проверить безыскусные владения. Что-то стукнуло о доски. Я сосредоточенно уселась, скрестив ноги, и огляделась кругом. В нескольких дюймах от колена лежал перстень, излишне ярко отражая преломлённый изумрудом солнечный луч. На ладонь он лёг тяжело, как и то невидимое, что сдавило грудь. Перстень перекатывался, покачивался — даже как-то снисходительно, — словно неваляшка, а взгляд всё тонул и тонул, растворялся в глубокой сочной зелени, в бесконечном переплетении граней. Изнутри давило, напирало; чувства и мысли бились о непроницаемую стену, не имея ни малейшего шанса проникнуть за неё. Но их напор пошатнул пустоту. Я легко подбросила перстень: он ударился о пальцы, соскочил на палубу и, пару раз стукнув, исчез меж ступеней. Я уставилась в линию горизонта.

— Хм, ты всё ещё здесь? — со странной интонацией спросил голос Дэйви Джонса.

— Вроде как, — не глядя, отозвалась я.

И если раньше причиной его появления было навязчивое пение, то теперь — долгая тишина.

— Знакомая вещь. — Голос сменил ноты презрения на подозрительность. — Твоё? — Я молча покачала головой. Джонс приблизился на два шага, едва слышно свистнул воздух, и в моментально выставленную ладонь упал небольшой предмет. — Никто не попадает в Тайник просто так, — напоследок заметил капитан «Лисицы».

Я сжала перстень двумя пальцами, подняла на вытянутую руку так, чтобы заслонить диск солнца, и застыла в этой позе, лёжа вдоль палубы.

Каюта исчезла! В тот единственный момент, когда проснулся странный интерес к ней, встретившая меня в этом мире обстановка жилого отсека обернулась пыльной кладовой с пустующими ящиками. Перстень болтался на шее, вместе с амулетом-рогом, и бил по рёбрам каждый раз, как я прыгала по ступеням. Это стало внезапным развлечением, игрой с устроителем этого мира, где ставка — вероятность свернуть шею. Джонс испарился, учуяв, что мне нужны ответы. Кладовая осталась кладовой даже при повторном возвращении. Я накидала мешков, набитых паклей, вдоль стены и завалилась на них с чувством выполненного долга (или же с воспоминанием о нём). Перстень оказался великоват, зато из-за этого можно было, уставившись в доски, бесконечно долго вертеть его на пальце, вырисовывая красную дорожку на коже. И вдруг стало скучно.

— Как насчёт дуэли на клинках? — Я с лёгкостью нашла Джонса в кормовой каюте, просто потому что знала, что он обязан там быть. Он задумчиво скосил бровь, прижигая придирчивым взглядом. — Да, бросьте! — развела я руками. — Больше-то и заняться нечем, к тому же, полагаю, в любом случае никто из нас ничего не потеряет. — Я приправила фразу хитрой улыбкой.

Джонс сразу распознал шанс рассчитаться с докучающим ему существом, и довольно скоро я на четвереньках отползала к фальшборту, мельтеша конечностями. А Дьявол издевательски посмеивался в спину.

— Удивлён, что тебя всё же пристрелили, — с насмешкой заметил он. — Ты в этом уверена?

Я послала ему мрачный взгляд.

— Не понимаю, — клинок злобно царапнул палубу, — я отлично сражалась! По крайней мере, в последнее время. Я умею фехтовать! — Прозвучало до смешного жалко.

Дэйви Джонс развёл руками.

— Все твои умения — ничто. — Я фыркнула, поднявшись. — Ничто, покуда в голове царит хаос. Переживания, эмоции, мысли невпопад — это погубит тебя скорее, чем чужой клинок. — Я передёрнула плечами: в его словах был смысл. — Я могу преподать тебе пару уроков…

— С чего вдруг такая доброта?

— По крайней мере, ты будешь молчать.

Усталость была надуманной, скорее, просто Дьявол утратил ту страсть, с которой хотел изрубить меня в щепки, оттого и объявил перерыв, дабы снова накопить гнева. Под спиной вновь оказались мешки, набитые паклей, а между большим и указательным пальцем — изумрудный перстень. Я закрыла глаза и увидела безграничную стену, что подпирал похожий на меня человечек. Упорно держал руками, равнодушно слушая клокотание того, что крылось по ту сторону. Он знал, что там, оттого прикладывал всё больше усилий. Он знал, что у встречи с тем, по ту сторону, будет один печальный бесполезный исход. Он боялся и понимал, что исход этот неминуем. Пальцы поглаживали самоцвет, прочувствовали каждый изъян металла, пока человечек водружал очередной кирпич…

Дверь крякнула со скрипом. Губы разъехались в довольной улыбке, предвкушающей очередную битву. Я резко села, распахивая глаза, и услышала каменный грохот. Укололо в самое сердце, в мёртвое сердце. Больно.

— Боже… — Перстень стукнул по кости. — Джек!!!

Говорят, страшны порывы ветра на мысе Горн, но ни один не сравнится по скорости с тем, как я метнулась навстречу пирату. Налетела на него, как шквал на заплутавшее судно, и стиснула в объятьях с той силой, с которой в шторм обрушиваются волны на палубу. Кэп растерялся, закряхтел, но всё же пригладил ладонью мои волосы по спине и пробормотал что-то вроде: «Я тоже скучал, дорогуша». Я уткнулась ему в плечо и совершенно не хотела вновь замечать окружающий мир, боясь, что он отберёт его.