— Брось, — с хитрой улыбкой выдохнул Воробей. — Какая польза от этой чёртовой рухляди Джонса? Лишь привлекает ненужное внимание. И воняет, между прочим. С этим кораблём у нас теперь куда больше преимуществ, не находишь? Зачем нам «Голландец», если ваш француз засел на суше? Разве лишь для того, чтобы потешить самолюбие. — Кэп на секунду призадумался, собирая лоб гармошкой, а затем с недоумением тряхнул головой. — Но, прости, дорогая, я выше этого.
— Да, ты прав. Только вот ты нарушил план ещё до того, как узнал, что Деруа тут нет. Как так?
— Чутье подсказало.
— Ну, конечно, — отстранённо закачала я головой.
Воробей воспользовался паузой и, отвесив карикатурный поклон, поторопился на мостик, где занялись громким обсуждением капитан «Призрачного Странника» и его старпом. Пираты вновь почувствовали себя хозяевами жизни, в отсутствие Барбоссы у многих воспрял дух и прибавилось смелости, оттого мнения выражались громко и без излишних стараний и церемоний.
Подобным развлечениям я предпочла обследование капитанской каюты. Замок сухо щёлкнул, едва створки сошлись за спиной. Пахло фруктами: в центре небольшого стола в довольно грубом блюде их была целая гора на любой вкус. Я остервенело отшвырнула сапоги в угол, дерево под голыми ступнями оказалось тёплое и слегка шершавое. По праву первенства, всё, что плохо лежало в каюте, доставалось нашедшему. С наслаждением я впустила в лёгкие аромат спелого манго и затем впилась в него зубами, как хищник в тело добычи, позволяя соку стекать по губам и шее. Большее блаженство можно было испытать только в ванне. Но подобная роскошь в пиратской жизни была сродни сокровищу, а лучшее, чем посчастливилось разжиться, — подобие умывальника и ведро чистой воды в углу у двери. Обстановка в каюте раздосадовала своей скромностью, военным минимализмом и наличием обычной жёсткой полулавки-полукойки. Слева от кормовых окон, на расстоянии вытянутой руки от стола с развёрнутыми на нём картами, стоял грубо тёсаный комод, хранящий необходимый для мореходства инвентарь. В рундуке у противоположной стены нашлось несколько комплектов одежды — от панталон до кружевного галстука, в кованой подставке у двери — турецкая сабля. Самым ценным предметом оказались массивные на вид, но вместе с тем размером не больше хорошей книги часы с золочёным циферблатом. Под их гармонирующее тиканье и лёгкий перезвон, отмеряющий целый час, мысли сами собой упорядочивались, точно подстраивались под ритм. Покончив с манго, я сунула нос в оставшуюся без внимания тумбочку и среди блюд и прочих обеденных принадлежностей с удивлением обнаружила завёрнутое в плотную ткань зеркало. И без взгляда на собственное отражение было ясно, что вид у меня, мягко говоря, ужасающе непрезентабельный; на деле же, встреть я подобную себе особу на улице, спешно перешла бы на другую сторону или, проходя мимо, заранее задержала дыхание.
Спустя часа два вновь щёлкнул замок. Створки тут же скрипнули под властью нырнувшего сквозь двери кормового балкона сквозняка. Я уселась на стул с мягким сиденьем, закинула ноги на стол и плеснула в бокал вина из тяжёлого графина. Косой луч солнца нырнул сквозь насыщенный напиток, и в отсвете вспыхнула багровым метка на запястье. Взгляд несколько раз повторил безыскусный крестик; с губ спустился раздражённый вздох. Забыть о Калипсо и сделке с ней не получалось: вряд ли тот, кто заключил соглашение с Дьяволом, спокойно спит по ночам. Отношения остались невыясненными. Я не сомневалась: Калипсо рано или поздно явится за камнем. Скорее, в тот самый означенный момент выбора, когда мне не останется ничего, кроме как играть по её правилам. И самым очевидным решением было не допустить этого момента. Можно бы, конечно, оттягивать до последнего, но водить за нос языческую морскую богиню — словно дразнить огнедышащего дракона, когда находишься на острове, окружённом маслом: смерть выйдет славной, но болезненной. Если, конечно, не иметь преимущества, что заставит дракона подчиниться. Я могла поверить словам Калипсо, поверить в её всевластие, принять её условия как небесный дар. Но кто сказал, что боги не лгут? Будучи постоянно окружённым ложью, вырабатываешь привычку всё проверять лично и ставить под сомнение любое слово.
Наслаждение вдумчивым одиночеством длилось недолго. Бокал не опустел и наполовину, когда в каюту буквально завалился Джек Воробей, тут же обрушившийся недовольным бурчанием на строителей судна. Завидев меня, кэп прищурился, точно миниатюру рассматривал, а затем вынес вердикт многозначительным и притворно тихим «Ха». Я расслабленным взором следила, как пират шатается по каюте, разглядывает обстановку и безрадостно сопит. Наконец его взгляд сфокусировался на графине.
— Что это ты делаешь? — с лёгким возмущением поинтересовался Джек. Пока я делала неспешный глоток, кэп уселся в кресло напротив.
— Отдыхаю.
— Без рома?
Я раздражённо выдохнула: его постоянное желание напиться и показушное непризнание абсолютно никаких напитков, кроме рома, всё больше выводило из себя.
— Я сказала: «Отдыхаю», а не «Пытаюсь спиться». — Воробей сверкнул глазами в ответ на ироничное замечание. — В цивилизованном обществе, знаешь ли, бокал вина в куда большем почёте, чем бездонная чарка крепкого пойла.
Пиратский взгляд мрачнел со скоростью зарождающегося над морем шторма. Гневное подёргивание капитанских усов предвещало неминуемую отповедь. Я внутренне приготовилась выслушать тираду о нерушимости пиратских традиций, которых Джек придерживался с пугающим прилежанием, но кэп вместо этого резко хватанул графин и наполовину осушил его одним залпом, после чего, удовлетворённо икнув, со стуком поставил обратно. Пришлось приложить усилия, чтобы не цыкнуть или не закатить глаза.
Воробей щёлкнул пальцами и указал на меня.
— Ты изменилась.
Я дёрнула бровью. Было бы удивительно, если бы Джек Воробей, именно он, не подметил перемен в особе женского пола — перемен к лучшему. Я потратила немало усилий, чтобы вернуть себе максимально возможный человеческий вид. Новый наряд оказался слегка мешковат и попахивал сыростью, но был стократ лучше тех обносков, что висели на мне последние дни. На островах Бермудского Треугольника всем приходилось несладко, и проблемы гардероба и чистых волос заботили в последнюю очередь: затмевала куда более животрепещущая задача — не отдать концы. Переодевшись в свежее бельё, я словно бы надела броню, что добавляла уверенности в себе. Времени было достаточно, чтобы заплести волосы в строгую причёску и выскрести всю грязь из-под ногтей. Шею перестал натирать затасканный воротник, и осанка непроизвольно выровнялась. Смотреть в глаза людям теперь можно было без стыда.
— Ты хотел сказать, привела себя в порядок? — доброжелательно уточнила я, ожидая заслуженные комплименты.
— Нет, не хотел. Именно изменилась. — В качестве подтверждения капитан Воробей очертил взглядом некую ауру.
— Собираешься читать мне мораль? — безрадостно спросила я. — Ты не лучший пример для этого.
— Что ты! — отмахнулся Джек. — В отличие от твоего душки-капитана я не обременён подобными излишествами, ибо в нашем деле это не самое лучшее подспорье. Но ты, вижу, и так это поняла. Причём давно. — Я отвлеклась, наблюдая как вино окрашивает стенки бокала. —Любопытно, что заставило столь милую особу так резко перейти к куда более решительным действиям?
Джек Воробей нацепил маску пытливого и прилежного ученика, жаждущего найти ответ.
— Ты. — Бокал тихо стукнул по столешнице. — Среди прочего, — добавила я, поведя рукой. — Помнишь, ты как-то сказал, что, едва добыча окажется в досягаемости, ты не преминёшь предать нас? — Кэп нахмурился, а мне его подтверждение не требовалось. — Считай, я готовлюсь к этому моменту.
— Звучит обидно, — заметил пират. — Мы вроде неплохо сотрудничаем, разве нет?
Я послала красноречивый взгляд вдогонку усмешке.
— И мы оба прекрасно знаем, почему. Помогая нам… разобраться с французом, ты думаешь убить двух зайцев. И, конечно же, забрать Эфир.