Я бросилась бежать: назад, в темноту, навстречу дождю, так быстро, как могла, не обращая внимания на камни под ногами. Боль в сердце отступила. Я должна была догнать Джеймса, должна была всё объяснить. Берег оказался вдвое длиннее, чем когда мы шли к скалам. И время стало другим. На мои раздумья ушло пару минут… или часов? Я неслась сломя голову, даже несколько раз позвала и внезапно наткнулась на косо подсвеченный форштевень галеона. Долетали голоса пиратов из лагеря. Кто-то тянул песню о любви, нещадно фальшивя. Я побрела к костру, лихорадочно соображая, что сказать Уитлокку, как увести подальше от посторонних глаз и попросить шанс всё объяснить. Но это оказалось излишним: в лагерь Феникс не вернулся.

— Ну, как свидание? — отрываясь от очередной бутылки рома, пьяно улыбнулся кэп, попытался ухватить меня за лодыжку, но не рассчитал и повалился на песок. Я только отвела взгляд. — Ну, никто не идеален, — хмыкнул Джек вслед.

Я забилась в тень, подальше от костра. Взгляд застрял в ночи, напряжённо высматривая силуэт Джеймса Уитлокка.

Комментарий к Глава

XXIX

. Слова. Можете запустить в меня чем-то (бутылкой рома!), только аккуратнее.

И таки скажите мне за курсив, если неудобно читать, что-нибудь придумаем.

====== Глава XXX. Тьма ======

Разворошённый костерок задымил и набросился на сухие щепки. Пиратов разбросало на песке известной силой. Пролившийся ночью дождь теперь блуждал по острову плотными облаками тумана. В предрассветной сырости было сонно и неуютно, то и дело казалось, что темнеющий за спиной силуэт «Санта-Анны» вот-вот двинется с места. В джунглях просыпались птицы, разгоняя утреннюю тоску звонкими трелями. Постепенно зашевелился и лагерь, засопел и зазвенел бутылками. Отсыревший хворост горел неохотно, больше дымил, точно как старый Барто.

Глубоко за полночь сон всё же взял своё, я провалилась в грёзы, как в полынью: потонула во внезапных и малоприятных сновидениях. Ночь тянулась мучительно долго. На чашечку кофе по утру надеяться не приходилось, а я упрямо таращилась в темноту, вздрагивала от каждого шороха. В душе копошилась смесь неуместного мандража и волнительной радости, самоуверенно поспешной. Чем больше шло времени, тем правильнее, на мой сонный взгляд, становились слова, что я намеревалась сказать Джеймсу. Но близился рассвет, от Феникса не было ни слуху ни духу. Линии, что я выводила на песке, стали отрывистее и резче. Когда взошло солнце, прячась за облачной дымкой, и пираты большей частью приняли вертикальное положение, беспокойство достигло уровня нервной дрожи. Только я хотела намекнуть Барто об отсутствии капитана, фигура Уитлокка появилась со стороны леса. Я взволнованно потирала ладони, терпеливо дожидаясь, пока Джеймс подойдёт на достаточное расстояние, чтобы броситься к нему навстречу, не вызвав излишнего внимания. К счастью, никому не было до нас дела: пираты разминали сонный разум за разглядыванием карты, и, похоже, вкус победы уже чувствовался на языке.

Я сдержанной трусцой стартанула от костра, позабыв про сапоги и стеснение. Уитлокк приветственно махнул рукой — Барто за моей спиной. Я взмолилась, чтобы старпом не вмешивался, и тот отделался лаконичным: «Капитан, давай скорее!». Тем временем взгляд скользнул по рукам Джеймса, шаг сбился: на костяшках пальцев краснели свежие ссадины. Феникс выглядел уставшим и каким-то холодным. Сердце затрепетало, взволнованный порыв мысленного ветра выдул из головы тщательно отрепетированные фразы. К губам просилась слегка неуместная и отчасти нервная улыбка.

Приблизившись, Уитлокк заложил руки за спину. Его взгляд напугал своей отстранённостью. Я сделала глубокий вдох; мелькнула улыбка, я закусила губу и выдохнула:

— Джеймс, я…

— Прости меня, Диана. — Голос прозвучал спокойно, отчасти отрешённо. Я непонимающе моргнула и сцепила ладони. — Вчера я позволил себе слишком много.

— Но… — решительно сорвалось с губ.

— Я поставил тебя в неловкое положение. Последние дни были слишком напряжёнными. Мне не следовало говорить об этом. И… то, что произошло… это была случайность. Я понимаю, это лишь порыв, не более. Впредь я никогда не заговорю о подобном, даю слово. Это было ошибкой.

Джеймс говорил ровно, уверенно, но каждое его слово вонзалось в меня, точно кинжал. Бессонная ночь была пропитана намерением всё исправить, объясниться, признаться, в конце концов, дать нам шанс. Но теперь, глядя сквозь подступившие слезы в непроницаемое лицо Уитлокка, помимо раздирающей когтями нутро боли, я чувствовала, что моё решение так и останется только моим. Рука до хруста сжала похолодевшие пальцы.

— Да… потому что я не то, что ты искал.

Джеймс впервые взглянул на меня. На мгновение в голубых подсвеченных далёким солнцем глазах мелькнуло удивление — или мне просто этого хотелось. Я сглотнула ком и заставила губы разойтись в дрожащей улыбке. Уитлокк благодарно кивнул и, замешкавшись на секунду, направился к остальным. Я тут же прижала ладони ко рту, не давая рыданиям пробиться наружу. Слёзы — тихие и предательски честные — катились по щекам вне контроля. Воздуха не хватало, я давилась плачем, как в спину прилетело требовательное: «Эй, мисси!». Я вздрогнула, принялась скоро размазывать слёзы и пытаться задавить истерику глубокими вдохами влажного воздуха. Поравнявшись со мной, Джек помедлил, дёрнул губой и лишь потом яростно зашипел:

— Надо поговорить насчёт вчерашнего, дорогая!

— Что?.. — недоуменно пролепетала я.

— А! Думала, я ничего не вспомню, да? — Карие глаза ликующе блеснули. — А вот и нет! Ну, и что значили твои слова? — Сердце пропустило несколько ударов. Бросило в жар, затем спина похолодела. Видя оторопь на моём лице, кэп закатил глаза. — Про Дейви Джонса! Думала, не вспомню? Что ты говорила?

— Ничего, — выдохнула я. — Просто к слову пришлось, как фразеологизм.

Пират фыркнул.

— Поверь, дорогуша, гораздо страшнее. — Я дёрнула бровью. Джек недоверчиво чесанул ус. — И только? — Я кивнула.

Удовлетворившись молчанием, капитан Воробей на всякий случай недоумённо качнул головой и поспешил вернуться к остальным авантюристам. Я поплелась следом — не из интереса, а просто по инерции, так же, как и прожила большую часть дня. Кивала, когда требовалось, шла, когда шагали другие, стояла, когда останавливался отряд, пила, когда предлагали воду, молчала, когда пираты обсуждали маршрут. Меня вытолкнуло за рамки происходящего. Разум заперся в клетке с поздними сожалениями и бесправными обидами, душа погрязла в стойкой отрешённости. Вместе с тем я не чувствовала ни жары, ни усталости — только возрастающий страх. Думать не хотелось, но приходилось, несмотря на желание быть раздавленной катком, чтобы сравнять боль телесную с душевной. Берег моря оказался слишком далеко, когда подобно выстрелу грохнуло осознание — это страх одиночества. Я закусила губу, и вместо слёз проступили капли крови, не опасные своей предательской искренностью.

— Эй, мисс, пожуёшь? — Бойль заботливо толкнул в плечо и протянул кусок набившей оскомину рыбы. Отряд сделал первый привал на перекус где-то глубоко в джунглях. Я отрицательно покачала головой. Матрос пожал плечами и бесцеремонно уселся рядом на камень. — Чего это с тобой?

Отстранённый взгляд сполз с корней дерева и переместился на переплётные пальцы.

— Ром.

— Вроде ж не пила столько, — хмыкнул Бойль.

— С непривычки.

Пират с удовольствием жевал паёк, аж за ушами потрескивало. Выплюнув кости, он поддел меня локтем, требуя взглянуть на него.

— Что, — загорелое лицо озарилось подобием сочувственного понимания, — с капитаном повздорили? — Я медленно опустила глаза, носком сапога поскрёбывая ветку. — Да ладно, наладится всё, не переживай. Сейчас отыщем камень, и этот, Воробей, под ногами мешаться перестанет, и всё у вас станет как прежде. Поверь мне, — весомо добавил моряк.

Я провела ладонями по глазам и с недоверием взглянула на Бойля.

— Ещё один знаток отношений, — скептично протянула я. — Обычно сокровища всё усложняют.