В пылу экспрессивной лекции, размахивая руками в попытке наглядно продемонстрировать грядущее событие, я достигла ступеней возвышения, но охрана лишь предупредительно выставила копья. Последние отзвуки моего голоса растаяли, и тут же повисла гробовая неестественная тишина. Барто с растерянно приоткрытым ртом глядел на меня испуганно и недоумевающе, и я поняла, что из всей пламенной речи он едва ли перевёл больше нескольких реплик. Взгляд медленно сместился к Игаре. Вождь глядел сурово, но не озлобленно. Похоже, я слегка перегнула палку, но шанса на искупление мне не дали: с ног сбил резкий и сильный удар по лицу наотмашь. Я рухнула в пыль, губы мигом окрасились кровью. Рывком меня перевернули на спину, и тут же на меня прыгнула рассвирепевшая жрица с оголённым кинжалом. Глаза её были полны фанатичного безумства. Я ткнула её кулаком в лоб, вызвав испуганные крики в толпе. Кинжал царапнул плечо. Подоспели помощницы, ухватив меня за руки. Я уже представила, как клинок входит в сердце, прекращая все треволнения, но жрица вцепилась одной рукой мне в горло. Я инстинктивно открыла рот, вываливая язык наружу. В момент, когда кинжал косо полоснул по щеке, я осознала истинный замысел. Выпучив глаза, впиваясь пальцами в горло так, что хрустела шея, жрица заставляла меня разжать зубы. Я билась в беспомощной истерике в попытке сбросить её с себя, но с каждой секундой меня всё ближе толкало к выбору: задохнуться или лишиться языка. Взгляд в исступлении метался меж разрисованных лиц. Никто не торопился ни мешать, ни помогать. Вождь, быть может, и хотел вступиться, но не имел права. В момент, когда из горла послышался совсем уж нехороший хрип, я услышала:
— Барто! Скажи ему, я добровольно стану жертвой, если он освободит команду!
— Сдурел, что ли?!
— Скажи! — грозно крикнул Феникс.
Хватка на моей шее ослабла.
— Игара говорит, это выбор, достойный чести. Он согласен.
Жрица презрительно пнула меня в бок, оставив валяться в пыли и слезах.
— Я тоже! — вклинился Джек Воробей. — Я тоже готов пожертвовать собой. Ради своей команды, разумеется.
Не успел Барто перевести вождю слова кэпа, а я сесть на колени, Уитлокк возмущённо вскричал:
— Воробей, что ты, чёрт возьми, делаешь?
Пираты, похоже, пытались помочь мне в борьбе с навязываемым молчанием, но охрана их остановила. Кэп и Уитлокк оказались на расстоянии в пару ярдов друг от друга, остальных зажали в плотное кольцо холодного оружия кустарного производства.
— Ищу выход, как и ты! — с неуместным гневом парировал Джек. — Или выбираться с голыми руками надумал, а? — Воробей изобразил гримасу презрения и тыкнул в Уитлокка пальцем.
Далее происходящее и вовсе стало копировать спектакль захудалого театра абсурда. Капитаны принялись грозно, оскорблённо, возмущённо, гневно и яростно орать друг на друга, активно жестикулировать, тыкать пальцами и каждой мышцей рваться в бой, дабы набить оппоненту морду, да вот только их реплики совершенно не сходились с жестами.
— Знаешь, как достать оружие? Что делать дальше? Нам нужно время, а его у нас нет!
— Нам нужен благоприятный момент. Читал Кодекс, а? Не помешало бы! Последуем моей излюбленной пиратской традиции…
— Завяжем бой?
— И сбежим!
Барто растерянно молчал. Я ошалело переводила взгляд с одного капитана на другого, искренне переживая о здравости их рассудка, а постановочная ссора только набирала обороты, как лавина, и предупреждающе выставленные копья охранников производили с каждым словом всё меньше эффекта. Адреналин в крови мешал работе мозга, только интуиция успокаивала, что во всём этом спектакле есть жизненно важный смысл. Увы, главные его зрители оказались иного мнения.
— Ишильт’асун! — Властный голос вождя Игары пронёсся между пиратами, как метательный нож. Капитаны обернулись. Под взглядом предводителя туземцев меня словно к земле придавило, я тяжело осела, не сводя с него глаз. Когда после выдержанной паузы Игара заговорил, я поняла, не зная языка, но слыша голос и видя свет насмешливого триумфа в чёрных глазах, что партия проиграна.
— Он говорит, — тяжело выдохнул Барто, — что, раз вы оба готовы стать жертвой, пусть их бог сам выберет одного. Испытывать поединком вас нет нужды.
Я с испугом обернулась к капитанам. Они этого не ожидали. Никто не ожидал. Игара подал знак, и по бокам от распалённых пиратов возникли по двое конвойных — особо крепких, плечистых, с чёрными росписями на теле. Сопротивляться им было бесполезно и попросту физически невозможно, ведь упустить обещанную богу жертву — тяжкое преступление. Капитанов, закалённых морем и боями, тащили, точно молочных телят на заклание.
— Да сколько можно! — закричала я им вслед. — Почему вам постоянно хочется умереть?!
В голове творился полнейший хаос. Мысли мельтешили, будто их в блендере взбивали. Всё перемешалось: радость, страх, обида, ярость, облегчение и уже ненавистное чувство беспомощности. Нас вновь загнали в клетки, только теперь к нам присоединился Барто. Возбуждённое обсуждение было скомканным, перепутанным. В первую очередь я стребовала со старпома рассказ о знакомстве с вождём.
— Они привели меня первым, как самого старого, ясное дело. Ну, это ж, подумали, что я главный. Посмотрел на меня Игара и сразу заговорил на другом языке, не том, что с местными общается. Путанный говор, конечно, но много в нём знакомого, так что в основном-то я всё понимаю. Я рассказал — без особых подробностей, конечно, — что мы крушение потерпели, корабль потеряли, что ничего дурного и в мыслях не было. Тогда он спросил про наших вождей. Я назвал Воробья и настоял, чтоб нашего капитана… ну, чтобы забрали его. Интересный народец, кстати, бережливый: всё наше оружие с берега притащили… Так, о чём это я?.. А! У Воробья он спрашивал почти то же самое, и тот про тебя сказал, мол, нехорошо в лесу одной бросать. Тогда Игара и ответил, что… ну что бегать от охотников было смертельно плохой идеей. А капитана тем временем местные знахарки обхаживали, уж не знаю чем, но дня через два его и Воробья увели куда-то. Я только смог узнать, что там они камни ворочают. Больше ни от кого не было ни слуху ни духу. Меня держали поблизости на всякий случай, но дали работу — корзины плести. Я там как раз его и умыкнул, — заговорщически улыбнулся Барто, из-под полы демонстрируя небольшой костяной нож. — А с вами-то что сталось? — поинтересовался старпом, с грустной миной поглядывая на наши измождённые лица.
Настал наш черед делиться историями. «Четвёрка первопроходцев» не утруждались изысканными эпитетами и называли вещи своими именами — грубо, но красноречиво. Бойль многократно проклинал жителей острова за то, что они обрекли его на ужасную мучительную смерть и искренне радовался, что я так вовремя подоспела, а потом тут же начал сетовать, что, с другой стороны, нынешнее положение не многим лучше.
— Так и что же ты видела? — выслушав мою часть повествования, заинтересовался одноглазый. Остальные тоже глядели с подозрительным любопытством, ведь до сего дня никто не знал подробностей.
— Да ничего я не видела! — всплеснула я руками. — Это дротик не с ядом, а с микстурой ночных кошмаров! — Барто только безмолвно качнул бровями. — Как бы там ни было, наш план остаётся прежним с той лишь поправкой, что мы не имеем права его провалить.
— План? — тут же оживился старпом. — Знаешь, как выбраться?
— Вроде того, — слегка кивнула я. — Надо только заката дождаться.
— Заката? Тогда плохо дело… — Я пырнула Барто раздражённым взглядом: не хватало только такой «поддержки». Старый пират чесанул затылок и мрачно пояснил: — Эта их церемония. На закате.
К земле полетели тяжёлые вздохи моряков, подкреплённые обескураженным: «Чёрт, чёрт, чёрт… Нам не успеть». Вряд ли кто-либо из них был до глубины души раздосадован провалившейся возможностью помешать достославным капитанам выступить в роли жертвенных даров, ибо, как верно подметил Джекки, своя жизнь — всегда дороже.
Разум заплутал в чувстве дежавю, насильно подкармливая плохим предчувствием. Минуло уже несколько лет, а мне всё казалось, что будто ещё неделю назад я так же подстёгивала пиратов активнее участвовать в спасательной операции на Исла-де-Лагримас, убеждала, что сдаваться нельзя — то ли их, то ли себя, и искренне верила, что время и удача будут на нашей стороне. Правда, тогда Судьба пережевала и выплюнула все мои ожидания.