Недовольно похмыкав, пираты всё же уселись в заговорщический кружок. Негромкие голоса удивительно гармонично звучали в темноте. Я пересказала свой не такой уж и изощрённый план с завидным спокойствием. Затем после тщательных обсуждений, споров, добавления нюансов, мы наконец-то создали то, во что можно было уверовать. Мы создали шанс, хоть и не знали наверняка, сработает ли наш план. Боевой дух расправлял крылья. Хотелось действовать, и все понимали, что время до заката, когда можно будет претворить план в жизнь, потянется издевательски медленно, проверяя на прочность желание, моральную стойкость и тактическую выдержанность. И всё же впервые за много дней мы засыпали с лёгкостью в душе, чувствуя, как опали оковы беспомощности.

====== Глава XXVII. Жертва ======

Следующим утром никто не пришёл. Первым проснулся Бойль и тут же принялся всех обеспокоенно расталкивать. Солнце поднялось достаточно высоко, рабочий день раба был в самом разгаре.

— Никого? Они что, решили выходной нам дать? — нервно усмехнулся Билли.

— Или обо всём узнали?

— Не к добру это, — подытожил боцман. Я только тяжело вздохнула.

К счастью, долго гадать о причинах сбоя в графике, нервно меряя шагами клетку, не пришлось. Хотя даже за это время в голове родилось и умерло множество теорий, от «Может, Джек обо всём договорился?» до шокирующего осознания, что аборигены понимают нас и заговор раскрыт. Объявились четверо наших старых знакомых. Мы было успокоено выдохнули, но конвоиры, выстроив нас в колонну, указали на другую тропу — что вела в деревню. Каждый шаг отдавался в голове паникующим «Узнали!». Внутри всё сжалось в комок, постепенно дыхание стало подрагивать сильнее, взгляд рассеянно скакал по зарослям, голову поглотил хаос безумствующих мыслей. В душе зарождалось гнетущее и необъяснимое чувство — точно как при пересечении Треугольника. Я шагала первая, и за спиной громоздилось беспокойное молчание в предчувствии чего-то недоброго.

Добравшись до поселения, мы направились не к дому вождя, а куда-то в сторону, выше по склону. Деревня вовсе казалась вымершей, даже не дымили костры. За деревьями в гору уходила выложенная камнем дорога, по которой с лёгкостью проехала бы повозка. Вдалеке, в джунглях, где терялся её конец, в небо поднимался плотный белый столб дыма. Я запрокинула голову, чтобы убедиться: нет, вершина вулкана дымила гораздо выше. «Вот мы и дошли до кондиции», — мысленно усмехнулась я, поминая часы «маринования» в едком соке и особый режим питания, как у свиней на откормке. За спиной нервно загудели, точно пираты уловили мои безрадостные догадки. У меня же в голове наливался красками образ богатого пиршества с огромным костром в центре, пиршества, главным угощением на котором станем мы. «Если умирать, то нетривиально». Так ты говорила, подруга? Ну вот, смерть в качестве обеда — куда уж необычнее! Сравнимся с великими путешественниками! Видимо, издержки профессии».

Мы достигли ворот. Больших деревянных ворот, что перекрывали дорогу, но никакой ограды по их сторонам не было. Створки разошлись, впуская на овальную поляну внушительных размеров. В центре пылал гигантский костёр — в точности как я представляла. Границы площади очерчивали дома на сваях с острыми крышами; на стенах каждого значились непонятные символы. Но главное — здесь была тьма народу! Мужчины, женщины, дети, старики и старухи. Толпа пребывала в каком-то радостном волнении, гудела и покрикивала в предвкушении чего-то долгожданного. Пока нас вели сквозь эту массу народу, я беззастенчиво разглядывала смуглые лица и крепкие фигуры. Большинство глаз глядело с холодной заинтересованностью. Нас встречали молчанием, а провожали криками нараспев, точно заклинаниями. Никто не боялся, никто не проявлял агрессии. Они просто ждали. Только щуплые детишки — единственные обитатели в набедренных повязках — от восторженного любопытства закусывали палец, а затем настойчиво дёргали молчаливых матерей за руку. Ещё интересная деталь — рисунки на теле. Они были у всех взрослых и покрывали не только лица, но и свободные от одежды участки тела. У женщин — красные и зелёные, у мужчин — жёлтые, как у тех туземцев, что сопровождали нас, и коричневые. Одинаковыми были только выкрашенные черным глазницы.

Я так увлеклась этнографией, что повелительный толчок тупой стороной копья в грудь заставил забавно подпрыгнуть от неожиданности. Мы остановились чуть поодаль от костра, напротив выложенного грубым камнем подобия пьедестала. Над ним был подвешен массивный знак, отлитый или покрытый тёмным золотом: перевёрнутый крест в ромбе. Пока я рассматривала его и строила догадки, толпа справа покорно расступалась: шествовал кто-то важный. Среди людей мелькнула голова вождя. Я мысленно скривилась от воспоминаний, хотелось отвести взгляд, но местные вполне могли это принять за неуважение. Передние ряды наконец разошлись, вождь неспешно двинулся к постаменту. За ним следом вынужденно торопился старик.

— Барто! — Я стартанула с места, высекая фонтаны пыли. Старший помощник в секунду врос в землю, беззвучно хлопая ртом. Двое туземцев позади него остановились, как и вождь. Ветер не успел растворить ликующий вопль, а я уже врезалась в одноглазого пирата с радостными объятиями. Несколько мгновений Барто боялся ко мне прикоснуться, а затем по-отечески обнял в ответ.

— Надо же! Мисс! Живая! — загудел он прямо на ухо. — А я уж думал — всё!

Отстранившись, я выдохнула:

— И я…

Барто вдруг изменился в лице.

— Так это что же, они о тебе говорили?

— Чего?

— «Та, что Видела». Вождь сказал, они вернули девушку, но я и не думал… Что ты видела?

Непонимающе округлились глаза.

— Что? Что я видела? Погодите… Вождь? Сказал? Вы… их понимаете, что ли?

Барто чесанул затылок.

— Вроде. Только вождя. Язык похож на смесь старого испанского и наречия одного из племён на островах: я там в молодости… — Старик поймал на себе взгляд главного и тут же умолк. — Возвращайся, — бросил он мне, — не испытывай их.

За моей спиной тут же вырос суровый воин. Старпом поспешил за вождём, а я смогла лишь провожать его вопросительным взглядом, возвращаясь к остальным пиратам. Предводитель туземцев, облачённый в бордовую церемониальную рясу, поднялся на каменное возвышение и приветственно очертил рукой в воздухе подобие полукруга. Народ что-то прожужжал в ответ. Я пыталась взглядом заговорить с Барто, быть может, разглядеть хоть какой-то намёк на происходящее, но тот словно нарочно избегал меня.

Откуда-то сзади грянули барабаны: «Та-да-там. Там. Там. Та-да-там. Там. Там. Там» — при каждом ударе внутри всё подпрыгивало от зловещего ритма. Толпа умолкла, нас заставили встать на колени, причём меня «попросили» лёгким уколом копья. Чувство плохого предзнаменования внутри разрасталось, как чёрная дыра. Со стороны аборигены слаженно образовали коридор, по которому гордо шествовали местные жрицы — уж в этом я была уверена. Взгляд с любопытством задержался на женщине в голове колонны: длинный плащ из каких-то полупрозрачных растительных волокон заметал следы её босых ног; под ним наготу прикрывал узкий кусок ткани на бёдрах и богато украшенная то ли камнем, то ли ракушками нагрудная повязка. Возраст жрицы было трудно угадать, ибо каждый миллиметр тела, лица покрывали узоры чёрной краски. На длинных сильных руках позвякивали костяные браслеты. Жители острова застыли в благоговейной тишине, оттого моё «Вот чёрт!», наверное, прозвучало излишне громко. Я отвернулась, уткнувшись взглядом в утоптанную землю, ибо разглядела уже самое важное: на поясе жрицы поблёскивал кинжал с узким вытянутым лезвием весьма искусной для туземцев работы.

Процессия вышла в центр и приостановилась около нас, точно для оценки. Я фыркнула и глянула на Барто в тщетной надежде получить хоть какой-то намёк, но бывалый пират с молчаливым любопытством пожирал взглядом разрисованных барышень. Я неоднозначно хмыкнула, задев краем глаза ещё двоих пленников, и обернулась к удаляющимся жрицам. И тут же взгляд со скоростью молнии метнулся обратно. Я даже забыла, как дышать. Всё происходящее, жизненно важное или просто объективно существующее, приобрело аморфность, размытость и утратило своё значение, уступило фокус двум устало сгорбившимся фигурам, неуклюже ковыляющим к костру в сопровождении четырёх охранников. Глаза щипало, а я боялась моргнуть.