— Отчего вы, дамы, так любите падать в обморок?
Джекки нависал надо мной с сочувственным умилением на физиономии. Мир постепенно обретал чёткие границы, но пират по-прежнему оставался в его центре. Кэп подал руку.
— Оттого, что не так толстокожи, как вы, мужчины, — натужно парировала я, поднимаясь. Джек ответил снисходительной улыбкой.
Солнце слепило глаза. Тропинка — вернее, редкая трава пучками по краям, — закручиваясь, уводила вверх. Джек Воробей оказался достаточно мудр, чтобы не скитаться по жаре в ста одёжах, и теперь шагал впереди, как персональный маяк-пират в белой рубахе, сбросив лишний скарб ещё на корабле. Украшения на волосах периодически позвякивали и украдкой дразнились солнечными зайчиками. Я, как ребёнок, заворожено следила за подвесками, механически переставляя ноги. В голове булькали неуместно ребяческие мысли. Дорога меж тем становилась всё хуже. Сапоги то и дело цеплялись за торчащие из-под земли камни. Через пару сотен ярдов невесть какая тропа с концами исчезла в зарослях колючего кустарника. Пришлось отклониться в сторону: небольшой пятачок с выгоревшей пожухлой травой сиротливо мостился у края обрыва, будто дикие джунгли норовили вытолкнуть его. Дно бездны терялось в тумане, ветер выхватывал редкие отзвуки журчащего потока. На другой стороне ущелья тропический лес подступал к самому краю, и корни деревьев свисали тонкими сетями. Кое-где на уступах каменных стен виднелись брошенные гнезда.
— Да, не хотел бы я туда упасть, — протянул Билли Ки, поравнявшись со мной.
— А разве есть другие желающие? — Я носком сапога толкнула маленький камень: тот беззвучно растворился в пропасти.
Меня жгло изнутри от желания, необходимости действовать, и сообщение о коротком привале лишь вскипятило и без того горячую кровь. Я уже собиралась высказать возмущение штурману, как в джунглях, чуть севернее, звонко хрустнули ветви, донёсся отзвук голосов. Предвкушённо звякнули оголённые клинки. Пираты выстроились в шеренгу, занимая оборонительную позицию, а я наоборот — заинтересованно шагнула вперёд. Джек остановился в паре шагов позади. Ладони вспотели, но я не торопилась призывать на помощь оружие, лишь взгляд скользил по сочной зелени, ловя каждое колебание листвы. Свистнул рассечённый воздух. Два гигантских пальмовых листа беззвучно приземлились у ног крепкого широкоплечего турка. Чёрные глаза глядели с профессиональной холодностью палача. Огромное мачете в смуглой руке жадно блеснуло солнечным отблеском. Турок медленно и молча шагнул на пустырь и направился влево с намерением обойти с флангов. За ним из-за зелени появились ещё трое: таких же крепких и суровых, с насмешкой во взглядах. Мелькнуло перо на широкополой серой шляпе. Сердце взбудоражено забилось. Раньше думалось, что всё окажется до банального просто, а теперь от эмоций меня буквально трясло.
— Вот. Те, кто прибыл на остров, — сухо сообщил турок капитану.
Анжелика замерла на безопасном расстоянии и театрально отёрла пот кружевным платком.
— О, я знала, что мы встретимся, но не думала, что так скоро, — сверкнула она глазами. — Даже поначалу не поверила, когда Юсуф сообщил… — Испанка сделала полшага вперёд, одаривая Джека Воробья хищной улыбкой. Число вышедших на пустырь противников явно превалировало над нами. — Как же приятно, что удовольствие убить тебя всё-таки будет предоставлено мне.
Не успел кэп и рта раскрыть, я ступила вперёд: глаза горели праведным огнём, рука красноречиво легла на эфес шпаги. Анжелика глянула на меня с насмешливым презрением.
— И ты променял меня на это? Чем же она лучше?
— Не пыталась меня убить, — мгновенно ответил капитан Воробей. Я с трудом сдержала разъезжающиеся в улыбке губы.
Капитан Тич плавно перевела взгляд с кэпа на меня и нарочито медленно запустила руку за полу модного камзола. «Наконец-то!» — радостно затарахтело в голове под фоновую барабанную дробь. Крошечная вуду-копия капитана Джека Воробья в растерянности растопырила негнущиеся руки, словно недоумевая, ради чего весь сыр-бор.
— Отдай, — процедила я сквозь зубы требовательным шёпотом.
Анжелика качнула головой, прогоняя с плеч чёрные локоны. Во всём её поведении чувствовались повадки хищника, пантеры, что забавляется с ретивой добычей. Тич поднесла куклу к губам, едва касаясь, и игриво перебрала пальцами.
— Как же я понимаю эту жажду привязать милаху-Воробья к себе, приручить эту пташку и тем самым отомстить за каждый день, каждый шаг, каждый вдох, что он позволял себе мучить тебя. За каждый двусмысленный ответ, за каждое предательство. — Потом она и вовсе зашептала, изрисовывая взглядом кэпа, точно вкладывала слова прямо ему в голову через обрядовую куклу. — Лишить свободы, поместить в клетку приторных ласк, так пугающей своей слабостью любви. Приковать ею и наблюдать за сладкими мучениями.
Меня коробило от каждого её слова, будто не говорила она, а выцарапывала гвоздём на стекле. И обернуться, чтобы поддержать или пристыдить Джека, я не решалась, уговорив себя довериться его стойкости и тому непонятному нечто, что всё ещё накрепко связывало нас.
— Но, Джекки, — пропела Анжелика, — признайся, тебе и самому уже надоело сопротивляться. Делаешь ты это так, по привычке. Мы можем решить это здесь и сейчас. Просто подойди, подойди ко мне. Признайся, скажи правду.
За спиной злобно заскрипели зубы, но кэп сделал шаг. Затем ещё один.
— Довольно! — рявкнула я. Словно щелчок это вывело всех из гипноза. — Отдай, сейчас же. — Я требовательно протянула левую руку; шрам всё ещё темнел на ладони. «Не отступай», — твёрдо прозвучал внутренний голос. Терпение было на исходе, и дочка Чёрной Бороды это отлично видела, оттого и продолжала забавляться. — Ты права, — угрожающе произнесла я, — мы решим это здесь и сейчас.
— О, эта самоуверенность! — Она картинно закатила глаза. — Кажется, мы это уже проходили: ты проиграешь.
— Да? А я сменила приоритеты! — зарычала я, яростно бросаясь на неё.
Блестящая реакция хищника: сабля Анжелики с лёгкостью отбила мою атаку. Юсуф и несколько членов её команды шарахнулись мне навстречу.
— Сама!
Мы сошлись в поединке в кольце двух моряцких команд, что замерли в удивлённом ожидании, как зрители уникального мирового шоу. Гнев кипел. Тело билось, словно в лихорадке, от переизбытка адреналина. И всё же теперь я знала, что делать. Неуверенная защита исподтишка, стеснительные удары и мгновенные отступления: всё это пробуждало в Анжелике Тич лишь новую ярость и плохо скрытое чувство превосходства. «Переоценить противника — самая мудрая вещь, на которую ты способна в бою». Я заставила испанку действовать от противного. Дала ей возможность укрепиться в мысли, что опасения на мой счёт едва ли не смехотворны. Матросы «Возмездия» разгорячённо гудели, а их оппоненты во главе с капитаном Воробьём подбадривали меня с глубокой опаской. Но очень быстро все крики слились в один сплошной гул на периферии осознания. Мы кружили, истаптывая траву, как в ритуальном танце. Анжелика обрушила на меня всю мощь отточенных ударов, что я отражала с напускным усердием и обманчивым страхом в глазах, раз за разом повторяя тактику, словно мантру. Достаточно вымотав противника, лишив его безумной ярости, что даёт силу, я получу достойный бой. Бой, который смогу выиграть.
Нога запнулась о камень. На спину пришёлся больной удар о землю. Свистнул воздух, испанский клинок устремился точно в сердце. Я едва успела подставить ребро шпаги. Клинки заискрили. Анжелика давила, стараясь воткнуть в меня острие. «Что ж, мой черед!» Я резко убрала блок, перекатываясь в сторону. Шпага взвизгнула, а сабля Тич по инерции вошла в землю — несколько мгновений, чтобы успеть вскочить на ноги. И ответить! Удар — посыпались искры. Пятачок на вершине мира накрыло дружное моряцкое: «Оу!». Пальцы намертво впились в эфес. Удар, ещё удар — мышцы звенели от напряжения. Вдох. Клинки скрестились, плюясь искрами. Каждый раз я атаковала вполсилы, сдерживая всполохи ярости. Анжелика молниеносно наносила контрудары, не позволяла освободиться для атаки. Сабля просвистела над головой. Я нырнула под руку и ногой ударила испанку под колено. Тич приземлилась на четвереньки. Стоило приблизиться, один шаг — и испанский клинок оставил глубокий порез на бедре. Я отвлеклась, хватаясь за рану. Невнимание — левое предплечье обагрила кровь. Я отступила назад. Самообладание пошатнулось. Боль отвлекала. Так некстати на глаза попало вытянутое от беспокойства лицо Джека Воробья.