— Огонь! Огонь!

Бриг накрыло залпом ответного огня. Я инстинктивно шарахнулась в сторону, к правому борту. Заскрипели цепи. Джек прыгнул кузнечиком следом.

— Чпок! — Кольцо вылетело, и мы по инерции шмякнулись на палубу в ярде от фальшборта. Прямо перед носом за бортом болталась на одном тросе уцелевшая шлюпка. Пират метнулся к планширу; от рывка наручники обожгли запястья. Мы всё ещё были скованны. Только между собой. В миг оценив обстановку, Воробей за шкирку поставил меня на ноги.

— Полезай! — строго приказал он. Карие глаза метались в поисках чего-то. Я с пугающим сомнением бросила взгляд на баркас и замусоренное обломками море. — Давай же! — прикрикнул кэп, видя мой ступор. В его руке, как по волшебству, объявился топорик.

— Бежать? Туда? Сейчас???

— Ты же сама предложила! — Джек будто топтался по углям, в которых тлели драгоценные секунды.

Я растеряно промямлила:

— Да… но… я не… — Ему бы следовало понять мое страстное нежелание попасть под обстрел пушек, укрываясь за бортиком шлюпки.

— Не думала, что получится? — Сверкнул недобрый огонь в глазах. — Сюрприз! — Топорик со свистом рассек воздух и перерубил трос. Шлюпка ухнула в море. «Выбора нет!» — прикрикнуло внутреннее «Я», спуская триггер. Сапоги заскользили, взгляд нырнул вниз. Тело прошибло током. Кровь! Я, не мешкая, перемахнула через фальшборт. Под ногой никак не находилась опора, чтобы спуститься чуть ниже. Джек перелез следом. Шлюпка билась о борт, постепенно отдаляясь от парусника. К кэпу обратился вопросительный взгляд, а на его лице уже отобразился преждевременный ответ. — Готова? — Ответила кратким резким кивком. — Давай!

Я разжала ладони, и мы синхронно плюхнулись в воду. Цепи тут же потянули на дно, вспомнились тщедушные барахтанья капитана Воробья после падения с палубы «Бонавентуры». В этот раз дело обстояло несколько лучше. Плыть (или хотя бы пытаться не утонуть), когда даже полный размах сделать невозможно, было адски сложно, а со стороны, наверняка, уморительно. Заплыв походил на попытку человека, никогда не видевшего пса в воде, эмитировать знаменитый стиль «по-собачьи». Карикатурно и жалко. К счастью, после пары русалочьих рывков, ладонь скребанула по дереву. Кэп первым забрался в шлюпку, затем подал руку.

Агрессор скрылся в дымовой завесе. Бриг держал передышку после ответного огня. Шлюпка по неизвестной мне причине уверенно удалялась от корабля, на дне по доскам оптимистично постукивало весло. Я едва успела перевести дух. К правому фальшборту подлетела крепкая фигура. Затем ещё одна. И ещё.

— Черт! — вскрикнула я, падая на Джека. Он сидел спиной к бригу, я — напротив. Захлопали выстрелы. Пули булькали в море совсем рядом, впивались в доски баркаса. Я пригвоздила пирата к днищу, прижалась и затаила дыхание. Канонада стихла. Несмело поднялась голова от капитанской груди. Воробей — без единой искорки беспокойства — поигрывал лукавой ухмылкой; он был так близко, дыхание касалось кожи. Прижатые к груди руки застыли в изящном миротворческом жесте. А глаза — кэп бесстыже прожигал меня насквозь довольным взглядом приласканного котяры. Я застыла, забывая дышать. Опомниться пришлось вскорости. Сработал инстинкт самосохранения. Бахнул одинокий выстрел, пуля просвистела в опасной близости. Я вновь прижалась к пирату, закрывая голову руками. Над головой грохотали выстрелы, а я слушала биение чужого, но родного сердца.

Стрельба прекратилась. Звуки смерти неудовлетворенно утихли. На смену им — звонким, режущим ухо, пришли более гулкие и одинокие залпы: бриг вновь отстреливался.

— Лучше не рисковать пока что. — Рука Джека помешала подняться. — Пусть думают, что попали.

Я покраснела. Мне было неловко. Ужасно неловко. И стыдно. Стыдно, что тайно краду этот момент, стыдно, что не боюсь, а наслаждаюсь. Краду, краду, потому что не могу иначе, потому что эта — украденная при случае доза — поможет пережить холодную неизвестность. Краду, потому что мечтаю об этом. До слез, до боли. Не важно, что этот момент — подделка, что в голове не мысли — а помыслы. Бессовестно краду, потому что ему всё равно.

Шлюпка покачивалась на волнах. Море уносило нас прочь — от плена, от скорой смерти. Запах гари перестал тревожить нос. Весь видимый мир сейчас ограничивался днищем баркаса, невысокими бортами и голубым небом с белоснежными мазками облаков. Не мир даже, а так — мирок. Но после всего пережитого в этой своеобразной шкатулке было уютно и умиротворенно. Правда, до того момента, как закрутились шестерни здравого рассудка, загудел завод трезвых мыслей, задымил, как всегда не вовремя, порциями рацио. Пришлось скоро возвращаться в бренный мир.

Я осторожно перевалилась на спину. Тишина. Мирная, на первый взгляд. Опасливо приподнялась макушка над бортом. Ничего. Я привстала на локтях и обернулась.

— Кто это? — спросила я, когда капитан Воробей принял сидячее положение. Бриг охотников на пиратов, развевая шлейф дыма, на полную надув ветром паруса, спешно отклонялся от изначального курса. За ним — уже на значительном расстоянии — шел следом огромный, но тяжелый и неповоротливый корабль. Кэп соорудил из ладоней козырек и долго всматривался в силуэты парусников.

— Понятия не имею, — наконец вынес он вердикт. — Галеон… Наверное, испанцы.

В предположении пирата имелся смысл: Англия с Испанией никак не могли примириться, а бриг охотников за головами, не стесняясь, хлопал на ветру британским флагом. Собственно, кто напал и почему, было уже совершенно неважно. На первый план гордо выкатились более насущные проблемы. Шлюпка, что стала нам убежищем, не была приспособлена для морских переходов — ни еды, ни воды, ни-че-го. Лишь треснутое весло и обрубок троса на носу. Я всплеснула руками и осела на банку, придавленная безысходностью. Потухший взгляд смерил расстояние максимально натянутых цепей — меньше ярда.

Джек Воробей откровенно не понимал этого женского пессимизма.

— В чем дело, дорогуша?

Я ахнула.

— В чем дело? Да в этом! — Я взмахнула руками, едва не угодив капитану по носу. — Открытое море. Без еды. В шлюпке. С одним веслом! И это вот! — Зазвенели кандалы.

Кэп закатил глаза. Чесанув скулу, пират послал мне поучительный взгляд.

— Здесь течение. Скоро нас вынесет к суше. — Беззвучно отвалилась челюсть. — Завтра, — уточнил Воробей, считав немой вопрос.

Я испустила тяжкий обреченный вздох. Парусники скрылись за горизонтом. Кругом лишь бескрайнее и пока спокойное море без единого намека на земную твердь и глоток пресной воды. Я сползла на дно шлюпки и откинулась на нос, запрокидывая голову.

— Чудно! Скитаться по морям в лодке с алкоголиком! — Прозвучало достаточно тихо, чтобы достичь адресата.

— С чего это я алкоголик? — ожидаемо оскорбился капитан Воробей.

Глаза заслезились от яркого солнца. Я подняла голову.

— А ты когда последний раз без бутылки был?

— Да прямо сейчас! — мгновенно парировал Джекки, разведя руками.

Я улыбнулась. Мысленно, конечно же. Следовало отомстить кэпу за его лукавую ухмыляющуюся физиономию при вынужденных объятьях. Уж слишком она была многозначительна, эта его улыбочка! Фыркнув, я вернулась в прежнее положение. В мозгу зрел коварный план, как в воспитательных целях обратить этот небольшой, если верить пирату, переход в локальный кошмар, но не слишком жуткий, ибо сбежать от мужского гнева, даже при всем желании, не получится.

Однако мести не суждено было свершиться. Видимо, из меня никудышный злодей, негодование улеглось слишком быстро. Виной тому мысли, в которых в последнее время мне понравилось рыться. Во имя каких поисков? Ради каких ископаемых истин? Вот уж не знаю, но оказалось нелегко злиться на того, с кем у тебя, буквально, одна жизнь на двоих. «Скованные одной цепью» — по-прежнему скованные. Вроде как на свободе, но её и на ярд не наберется. Общие беды объединяют. Через пару часов мы улеглись «валетиком» поперек шлюпки. Босые ноги щекотало море. Шлюпка скользила по волнам в далекую безвестность. Зной иссушал кожу. Я чувствовала себя вяленым мясом. Мысли о смерти уже не казались такими пугающими. Ведь что этот баркас? Будет природе не угодно, чтобы мы добрались хоть до какой-нибудь земли, и наши обессиленные солнцем тушки камнем пойдут на дно при первом же волнении. Или суша просто окажется чуть дальше, чем надеется Джек. Тогда что же, мумификация? Не дурно, черт подери, с точки зрения историко-археологического подхода. Смерть… Слишком часто за последние дни она протягивала ко мне когтистые лапы и теперь обратилась в нечто… житейское, хоть и неминуемое. Что человек может против нее? На моем месте? Только принять её возможность. Сдаться? Никто не говорил поднимать лапки кверху.