Капитан Бриггс не утруждал себя объяснениями с пленниками, да ещё и пиратами, потому пункт назначения мне никто не сообщил — моряки на все вопросы лишь криво усмехались, предвещая многообещающее зрелище. Гавана? Нассау? Чарльстон? Картахена? Дьявол их знает! Собственно, какая разница, где тебя казнят? В любом случае, полюбоваться красотами города будет весьма затруднительно, а если и представится возможность — уже будет не до того. Какая это уже казнь по счету? Рекорд капитана Джека Воробья вряд ли удастся побить…
— Ты опять? — донеслось тихое возмущение. Пришлось выкарабкиваться из омута мыслей.
— Чего «опять»? — Я нахмурилась. Непоколебимо звякнули цепи. Джек вздохнул, набираясь терпения, и в ответ прозвучал знакомый маршевый ритм выдрессированным ромом голосом кэпа. Я подавилась умилительной улыбкой. — Развлекаюсь. Выбора-то не особо.
Я попыталась поднять руки повыше, насколько позволяли кандалы; рым обнадеживающе скрипнул. Но как бы отчаянно ни обхаживали его наши пятки следующие четверть часа, надежда оказалась обманкой. Накалилась палуба, солнце насильно выдавливало из организма остатки жидкости. Вряд ли из человеколюбия, вернее, из прагматических целей, чтоб не подохли от голода и жажды, капитан выделил паек: несколько глотков горячей воды и недоеденный крысами ломоть сухаря. Обменявшись скептическими взглядами, мы всё же затолкали в себя эту безыскусную снедь и поспешили избавиться от излишних размышлений о ней. Тень от массивного ствола фок-мачты уползла в сторону. Солнце облизывало адски жаркими лучами. Желудок скукожился и окаменел от презрительного рациона. Тело погружалось в изматывающее состояние предчувствия беды и страдания от внезапно подступившей морской болезни.
Что чувствовал Джек, приучивший за долгие годы организм к подобным пыткам, было неведомо, но рым его больше не интересовал. Задумчивый взгляд что-то изучал за моей спиной или, быть может, сквозь меня. Пользуясь пиратским безразличием к собственной персоне, я внаглую, подражая энергетическим вампирам, присосалась к ищущему взгляду карих глаз с отблесками золота.
— Джек, — я потрогала макушку, проверяя, достаточно ли она пропеклась для подобных вопросов; кэп продолжал блуждать в трюмах гениальных идей, — Воробей! — Левая ноздря слегка дернулась, что значило, меня слышат. — А ты когда-нибудь думал о другой жизни? О жизни Джека не-пирата?
Глаза кэпа с такой скоростью сместились в мою сторону, что по пути, вполне вероятно, взглядом срезали какую-нибудь часть рангоута. Пират долго и придирчиво всматривался в моё лицо, искал признаки безумия, а у меня перед глазами тем временем мир начал расплываться, словно кто-то пролил воду на незастывшую гуашь.
— Мне пиратская жизнь по душе, — наконец, не углядев ничего серьезного, дал Джек лаконичный ответ.
— Знаю, — разочарованная ожидаемым ответом протянула я. — Но неужели никогда?
Что-то скользнуло по его лицу. Может, тень прошлого с отсветом ностальгической улыбки?.. Воспоминание об упущенном шансе. Или сожаление? Потемневшие до цвета горького шоколада глаза медленно опустились к палубе. На несколько мгновений мне удалось пробиться за барьер «пирата и разбышаки до мозга костей», и от этого стало неловко. Неловко настолько, что я упустила этот миг, не придала ему должной важности — по глупости, из-за отчаяния или неожиданности, а когда опомнилась, осталось место лишь для сожаления, ибо было слишком поздно.
— Джек… — осторожно позвала я, увидев, как пират изменился в лице: брови сдвинулись к переносице, а их внешние края поднялись кверху, под левым усом блеснул золотым зубом вопросительный оскал, в глазах заплясали недавно угасшие огни. — Что? Что ты видишь?
Я отклонилась в сторону, оборачиваясь за мачту. На первый взгляд, ничего особенного. Капитан и офицеры что-то обсуждали, периодически поглядывая на горизонт за кормой. Штурман яростно протестовал, тыча пальцем в стол, где, наверное, развернули карту. Наблюдательный пост у меня оказался неудобный, свернутая шея через полминуты затекла, а непонимание по-прежнему не отступало. Джек Воробей обратился в один огромный, нетерпеливо елозящий по палубе знак вопроса. Глаза ловили каждое движение, каждый мимолетный жест и кивок охотников за головами. Слух подхватывал каждый приказ, каждый топот с нижней палубы, каждое ругательство. Напротив моей абсолютно безрадостной мине лица физиономия кэпа излучала неуместную сосредоточенность, как у спринтера на старте. Пока я проводила мысленный отбор острот, чтобы вновь привязаться к капитану Воробью, палуба вокруг нас преобразилась. Не осталось больше праздных лиц, бездельных рук — моряки засуетились, как букашки в потревоженном муравейнике. Не успело с губ сорваться «Что происходит?», как над бригом пронесся хриплый окрик:
— …и-и-и-ись!
Два почти единовременных глухих хлопка. Звенящая тишина. А следом — грохот, хруст ломающегося дерева и шорох осыпающихся фонтаном щепок.
Взгляд ошалелых глаз метнулся к капитану Джеку.
— Знакомые пушки! — с беспокойной отрадой воскликнул тот. С кормы потянуло дымом.
— Это «Черная Жемчужина»? — сдерживая преждевременную радость, ахнула я.
Джек Воробей повел подбородком в сторону; едва заметно, как бы за между прочим выделяя нюанс, дернулась капитанская бровь.
— Это сорок восемь фунтов, — на тон ниже прозвучало в ответ.
Я так и не успела отреагировать, поджать губы и выдавить непонятливое: «В смысле?». Грохнуло совсем рядом, у полуюта. Палуба подпрыгнула, бриг застонал от криков боли и ярости. Деки потонули в суматохе, переполненной воплями канониров и злющего, как адская гончая, капитана.
— Пробоина! Срочно в кормовой трюм! Плотники, дьявол вас забери! Разворот! Отбить атаку! Заряжай! Заряжай, кому говорят!
Внезапное нападение оглушило всех самым опасным оружием — паникой. Для меня, пленника, прикованного к палубе, как пиньята, не имеющего шанса даже сдвинуться хотя бы на фут, паника граничила с обреченностью.
— Вот теперь точно пора! — поднявшись от палубы после очередного залпа, протараторил кэп. Он с остервенелостью накинулся на рым, я отбивала по кольцу испуганный ритм сердца. — Давай же! Давай, железяка тупая! Эй, эй! — заорал Джек на проносящегося мимо Картера. — Освободите нас! Нас тут в клочья разорвет! — Матрос пулей пролетел прочь. — Дьявол! Ну! Ломайся! Ты! Чертова! Зараза! — сопровождая каждое слово ударом, кэп обрушился на кольцо. — Давай! Давай!
— Морти-и-ира-а-а-а!
Я рефлекторно вжалась спиной в фок-мачту. Джек прилип к палубе в замысловатой позе. Разрушитель прилетел со свистом, погребая под собой матросов с частью левого фальшборта.
Сорок восемь фунтов! Пушки «Черной Жемчужины» в три раза меньше! Разглядеть что-то дальше пары-тройки ярдов было невозможно. Палубу затянуло дымом. Судя по крикам, пламя плясало на гафельном парусе грота. И это лишь четвертый залп. Боюсь, после пятого от меня останется только мокрое багровое пятно.
Возбужденные голоса моряков слились в один беспокойный гул. Я принялась дергать цепи, помогая Джеку, но рым, подавшись на четверть дюйма, отказался вылезать дальше. Глаза лихорадочно поблескивали. Ищущий взгляд метался по сторонам и вдруг зацепился за длинное приспособление с зубчатым наконечником. Вдаваться в подробности действия пушки случая не было: я ещё с кремниевым пистолетом обращалась на стеснительное «ты», что уж говорить о таком калибре. Но я точно знала, эту штуковину использовали для разрядки пушки. Последний залп частично повредил батарею опер-дека, матросов отбросило взрывной волной, потому железяка выпала из чьей-то руки. Но как дотянуться? Пока Джек Воробей кряхтел, дергая кандалы и кольцо, пытаясь выскользнуть из наручников, я распласталась на животе. Вытянутая, как у балерины, нога отчаянно шарила по палубе в попытке подцепить пушкарный инструмент. Кэп быстро сориентировался, помог направить конечность, и — о чудо! —палка сдвинулась.
— Чуть-чуть, ещё чуть-чуть! Ну, давай же! — подбадривал Воробей. Наконец, я носком ноги подбросила приспособление прямо пирату в руки. — Посторонись! — Отчаянно скрежеща зубами, пыхтя и чертыхаясь, Джекки принялся вбивать клин между досок. Орудия противника молчали, будто на том корабле заинтересовались и решили понаблюдать за нашими забавными попытками спастись от превращения в фарш. Охотники на пленников вообще не обращали внимания, что было чертовски хорошо. — Да!!! — со звуком вылетающей из горлышка пробки железка подцепила рым, кольцо приподнялось над палубой.