— Фух, аллилуйя! — обрадовано зашипела я, едва Боунс и Картер покинули нас. — Думала, они никогда не уйдут. — Джек укоризненно сощурился и слегка цыкнул. — Что? Они отняли у нас драгоценное время!

— О, — саркастично протянул кэп, — так ты куда-то спешишь?

Я надула щеки, как хомяк, и медленно выпустила воздух, чтобы удержаться от желания дать пирату воспитательную затрещину.

— Я, конечно, не великий капитан Джек Воробей и даже не пытаюсь сравниться с твоей гениальностью в вопросе импровизации и побегов, — на одном дыхании прошептала я саркастическим шепотом, как раз в тон кэпу, — но, если ты на секундочку отвлечешься от почивания на лаврах, мы сможем расшатать эту штуковину, и, возможно, — да соблаговолят Посейдон, Калипсо и созвездия! — удастся сделать отсюда ноги. Нам обоим есть куда спешить, смекаешь?

Брови пирата двинулись к переносице; ко всей моей затее Джек Воробей относился откровенно скептически. И вот уж не знаю — из доброго ли расположения духа или во избежание бездействия, — но кэп, призадумавшись, кивнул. Правда, пришлось выслушать пятнадцатиминутную лекцию про то, как прочно заделывают рым в палубу. Периодически оглядываясь по сторонам, в состоянии перманентного беспокойства, похожие на чрезвычайно упертых, но трусливых кроликов, мы принялись расшатывать злосчастное кольцо. Шум поднимать воспрещалось, дело двигалось крайне медленно.

Я принялась допрашивать капитана Воробья на предмет всей упущенной информации, чем вызвала поучительное ехидство. Выяснить удалось немного. Первое, «Черная Жемчужина» так чинно проследовала мимо, ибо охотников за головами в планах не было, а согласно ему, пираты должны были страховать капитана на случай какой-нибудь напасти, но при этом не вызывая подозрений. Если бы фортуна обернулась к нам нужной стороной, на острове после побега осталось бы только подать сигнал и ждать эвакуации. Но, увы, теперь «Жемчужина» напрасно выслеживала корабль Смолла.

Второе и самое, как мне показалось, невероятное, — фрахтование шхуны не выдумка! Долго я не могла поверить, что придется променять роскошные парусники на… более аскетичный вариант. Джек Воробей не зря брал на Тортуге тайм-аут в три дня для встречи с таинственным «информатором». Кэп, конечно, не обмолвился, кто же эта все ведающая персона, лишь отмахнулся, мол, его словам можно верить. Этот некто опознал в пятне на карте Китовый остров, что являлся частью архипелага Семи Вулканов. В эту ночь Джек умолчал, я не спросила, но потом узнала, что об архипелаге этом никто из живущих и здравствующих слыхом не слыхивал. Некто посоветовал кэпу облегчить корабль, а лучше взять другой — меньших габаритов и осадки. Именно спор о переселении на более мелкое судно занял основную часть пиратского совета. Никто не хотел уступать. Задавались вопросом, стоит ли верить источнику, возмущались, перебирали характеристики кораблей: так Барбосса кичился «дистанционным управлением» «Мести королевы Анны», кое обеспечивал меч Тритона, Воробей распинался об известных преимуществах «Черной Жемчужины», Уитлокк настаивал на «Страннике», что преодолел не одну морскую бурю и не страшится мощи стихии. После жутких препирательств и двух с четвертью опустошенных бутылок рома пиратские предводители всё же пришли к консенсусу. Решено было зафрахтовать, купить, украсть, реквизировать — словом, раздобыть судно поменьше и взять из каждой команды равное число человек, и для того ближайшим пригодным портом обозначили Большой Инагуа.

— Получается, Смолл встретится не только с Джеймсом, но и с Тёрнерами, и Барбоссой? — подвела я итог.

— Хотел бы я на это посмотреть, — ухмыльнулся Джекки.

— Тебя вообще совесть не мучает? — возмутилась я. Кэп скорчил растерянную рожицу. — Как бы там ни было, но мы сдали им место встречи!

Джек пожал плечами.

— И что с того? Сама же сказала, душка-капитан там будет не один, чего бояться?

— Прекрати его так называть, — осадила я. — Да Смолл с его решимостью что угодно сделать может!

Недоверчиво задвигались брови под банданой.

— Например? — уточнил Джек не ради самого уточнения, а, скорее, так, для поддержания разговора.

Я растерялась, не находя, что сказать.

— Видишь, — протянул пират, — ни к чему делать из мухи слона.

— Пфф! Я девушка! И драматизировать — в данной ситуации моё призвание! — Кэп шибанул меня обезоруживающим коварно-ироничным взглядом. — И вообще, если ничего серьезного, что за претензии ко мне на пляже были?

— Для поддержания тонуса.

Второй раз пришлось ловить гнев в узду, чтобы не заехать кулаком в светящуюся ироничным издевательством физиономию пирата. Черт знает, какие ещё откровения приберег капитан на эту долгую ночь, я решила лишний раз не тревожить лихо и вымещать зло на проклятущем кольце. Рым изредка, наверное, из жалости отзывался легким позвякиванием на яростное поколачивание, но и не намеревался сдвинуться хоть на нанометр. Врос намертво. Мурлыкая под нос мотив песни, в темпе марша я долбила ногой то по кольцу, то, промахиваясь, по палубе. Джек, для самого себя незаметно, тоже влился в эту мелодию и лишь спустя полчаса, когда настала моя очередь издеваться над корабельным приспособлением, спросил:

— Что за странная песня?

— Всё равно не знаешь, — отозвалась я, обращаясь к собственной коленке.

За сим наши междоусобные препирательства завершились. Нудная «работенка», переживания ушедшего дня, подступающий голод: через какое-то время марш перешел в менуэт, яростные удары — в невнятные толчки. Подбородок уткнулся в коленку, веки скользили, как разболтанные ставни, а песенные мурлыкания превратились в убаюкивающее мычание. Где-то вдалеке занимался рассвет.

Четыре склянки. «Можно ещё пять минуточек, а?» Я разлепила опухшие глаза. Джекки напротив сопел, застыв в позе пьяного йога. Тело окаменело. Даже шея отказывалась поворачиваться. Пока я хрустела суставами, стонала и пыталась потянуть каждую доступную часть организма, парусник, забитый пленным «товаром», неспешно просыпался, готовясь к новому дню. Вид бодрых, выспавшихся, лениво позевывающих матросов доводил до исступления; плевать уже — койка на «Страннике» или «Жемчужине», я была согласна и на гамак в любом кубрике. Мышцы на ногах гудели, будто я неделю провела в фитнес-зале, а рым — натертый до блеска нашими сапогами — издевательски поблескивал. Звякнули цепи под обреченный выдох. Кэп цыкнул языком и предпринял попытку сменить положение затекшего тела. Кандалы не разделяли его намерения, хватанули за запястья, отчего пират чуть не завалился матрешкой на бок.

— Куда мы плывем? — вместо пожелания доброго утра спросила я. Матросы налегли на брасы, чтобы сменить галс.

— Спру-а-у-аоси, — зевнул Джекки, — тебе точно ответят. — Пират почесал бородку. Скорбный взгляд спустился к замку и креплению для цепей. — Может, у тебя есть шпилька? Или что там вы, барышни, носите в волосах.

— Блох, — нервно хихикнула я. Кэп резанул недовольным взглядом. — Как вариант, — ухмыльнулась я. — Думаешь, в ином случае я бы не предпочла провести ночь за менее утомительным занятием?

Капитан Воробей испустил многозначительный выдох, отвечать не стал, благоразумно рассудив, что спорить с женщиной не в духе — занятие неблагодарное, да и опасное местами. А мне, как назло, хотелось поговорить, поговорить с Джеком: ведь не зря мы наедине, вдали от заинтересованных глаз, не зря «скованные одной цепью»! Может, это судьба? Её неоднозначная попытка примирить нас? Вернуть всё на круги своя? Мне практически удалось убедить себя, что тогда, на «Черной Жемчужине», слова, вонзившиеся в меня кинжалами, не принадлежали Джеку. Настоящему Джеку. Это всё происки Анжелики Тич, действие злополучной куклы, ведь мой Джек Воробей, как бы ко мне ни относился, никогда бы не позволил себе такое.

Казалось бы, обида задушена, но каждый раз взглядывая на пиратского капитана, я чувствовала легкий укол, будто в глазу соринка. «А что, если…» Отношение Джека Воробья ко мне было определенно странным. Причин для того откопать можно было множество и ещё чуть-чуть. Ведь я знала, с Воробьем не может быть просто. Но это его отталкивающее притяжение… Кэп, в отличие от Джеймса, не пытался проявлять хоть какую-то заботу, наоборот, не упускал шанса продемонстрировать если не безразличие, то минимальный вынужденный интерес, но по иронии именно Джек оказывался в нужную минуту рядом и равнодушием, отсутствием сюсюканий, буквально рывком ставил на ноги. Парадокс. «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Правило классика тут не работало. Больше просто некуда. А меньше?.. В разнообразии чувств к Джеку затруднений не возникало. Любовь? Ну куда же без нее! Пожалуйста. Боль? Идет бесплатным комплектом! Обида? Разочарование? Почему бы нет, отличный дуэт! Злость? Ха, сегодня по скидке, в двойном объеме! Тоска? Ежедневная доза, притом, бесплатно! А что там с верой и надеждой? Извините, сегодня их присыпало безнадегой, но можете заменить каким-то приятным щемящим чувством, будто вы нашедшийся щенок. И несмотря на этот коктейль чувств, заноза продолжала колоть, не давала покоя, заставляла раз за разом раскусывать, изжевывать и, давясь, проглатывать горькую мысль. А что, если… Если те слова действительно сказал Джек. По собственной воле. Не потому, что так надо, а потому — что это правда. Его правда. То, какой он видит меня. Я живу воспоминаниями, выживаю, кормясь прошлым, — потому что ничего другого, кажется, и не осталось, — но если прежние времена не вернуть, если наша с Джеком история начнется не с безымянного крохотного атолла, а с негостеприимной Тортуги, то все надежды быть подле него, пусть не равной, но значимой не просто тщетны, а откровенно глупы. А что было в прошлом… Что ж, быть может, это лишь случайность, ничего не значащий сбой в мироустройстве, который я приняла за чистую монету да ещё, руководствуясь влюбленным максимализмом, возвела в абсолют. Может, ничего и не было и это ничего должно остаться в прошлом? И вот теперь, не зная, куда деться от осознания собственной ненужности, я вынуждена вымещать зло на вделанной в палубу железяке. Благо, она все выдержит. Заговорить я так и не решилась.