«Просто гормоны. Просто перемены пугают.»

Мышка упорно гнала мысль, что трусливо дезертировала, оставив старого друга один на один с этим миром, в котором оба они, старые солдаты, совершенно не умеют жить.

Сын в ее животе толкнулся, возражая, что его зажали материнские ребра. Карабина откинулась на спинку, успокаивающе погладив малыша через разделявшую их плоть и одежду. Внезапно пришло спокойствие. Ведь для этого она и провела два десятка лет в окопах, проливая кровь и рискуя жизнью. Чтобы иметь возможность узнать, каково это — растить детей в мирное время. Чтобы возвращаться домой, не боясь бомб и вражеских солдат. Чтобы знать, что ее сына не перемелют жернова военной машины.

Взяв себя в руки и глотнув воды, бывший министр обороны Марсианской республики завела мотор и вырулила со стоянки здания правительства.

Женщина ехала к своей новой жизни.

====== Глава 7. Доверяя самое дорогое ======

7 лет спустя после подписания мира с Плутарком

Одной рукой придерживая на плече сопящего ему в шею младенца, второй Троттл листал рисунки в планшете старшей из своих детей. Четырехмесячный Стокер во сне чихнул и повернул голову в другую сторону, продолжая сладко спать: видимо, отцовская шерсть щекотала нос. Прижавшись щекой к теплой спинке, мужчина медленно перебирал страницы, на большей части которых однозначно узнавался его молодой друг и товарищ.

Вот Огонек полулежал на чем-то, кажется, на качалке в саду Модо. Вот он сидел на мотоцикле, развернувшись назад и глядя на автора рисунка через могучее плечо. Вот обнаженный по пояс мужчина, заложив руки за голову, грыз травинку. А вот чуть улыбающиеся губы сжимали тлеющую сигарету.

Что-то шевельнулось в груди от взгляда на эти портреты. Совершенно очевидно, что их не задавали Наги в художественной школе. Стоит признать, сходство было поразительное, определенно, девочка... девушка, поправил себя рыжий, обладала талантом. Сколько времени провела дочь с этим молодым и безусловно привлекательным мужчиной, перенося в планшет смеющиеся глаза, мощные плечи и рельеф накачанных мышц груди? Последние месяцы внимание, которое племянник Модо оказывает его девочке, все больше беспокоило Троттла. Слишком велика была разница в возрасте, слишком не готов он был признать, что веселая громкоголосая малышка превратилась в привлекательную девушку, вызывающую желание быть с ней рядом.

Хотелось найти Огонька и дать в морду. Но за что? За то, что подвозил дочь после вечерних занятий в художественной школе, пока родители нянчились с младенцем? За то, что время от времени делал с ней уроки по техническим дисциплинам и служил моделью для рисования с натуры? За то, что, помогая слезть с байка, аккуратно придерживал за талию и сам надевал ей на голову шлем? Или за то, что Нагината ни разу не замерзла, потому что ее плечи всегда укрывала тяжелая мотокуртка, пахнущая взрослым мужчиной?

Было бы лучше, если бы домой ее провожал неизвестный родителям ровесник? Троттл был вынужден признаться себе, что в этом случае безопасность дочери вызывала бы больше вопросов. Юнец, только оседлавший байк и не успевший почувствовать колесами дорогу, никогда не вез бы ее так уверенно, как прошедший школу Стокера командир марсианского мотопеходного полка. Бесшабашный мальчишка вряд ли бы брал с собой второй шлем и проверял, надежно ли тот застегнут. Ветреный красавчик с бурлящими гормонами не ограничился бы целомудренным касанием тонкой талии.

От этой мысли байкер скрипнул зубами.

Не готов он доверить ее хоть кому-то! Но разве ее сердце спросило отца?

Она без задней мысли наивно прижималась к сильной серой руке, когда они шли от мотоцикла к дому. Она расчесывала буро-рыжую челку тонкими пальчиками после того, как он снимал шлем. Она клала голову ему на плечо, заглядывая в книгу, которую читал молодой воин, пока ждал ее.

Троттл задался вопросом, а смог бы он проявлять столько терпения и такта? Или ему все же чудится и все это — не более чем дружба между теми, кто знает друг друга многие годы?

Он погасил планшет, так неосторожно оставленный дочерью в гостиной.

Он хотел ошибаться, но родительское сердце подсказывало ответ.

Ветер швырнул в глаза волосы и забрался под воротник толстовки, послав стайку бодрящих мурашек по спине. Троттл шагнул из чердачного окна на крышу, поднялся чуть вверх и понял, что не ошибся: закинув руки за голову, Нагината лежала, глядя на звезды. “Его с ней особое место”: почти плоский уклон позволял безопасно расположиться под открытым небом и вдыхать ароматы, что доносятся от лужайки и пахучих кустов, которые они всей семьей посадили пару лет назад. Только Карабине о том, что они вылезают на крышу, лучше не знать, она найдет тысячу и одну причину, почему это опасно, плюнув на доводы, что они тысячу и один раз без проблем проводили тут время. А еще здесь был особый тайник, где прекрасно пряталась банка из-под шипучки, приспособленная под пепельницу. Все гениальное — просто, зачем изобретать велосипед? И именно отсюда дым не затягивает в дом. Вот только байкер давно подозревал, что не один он приходит перекурить, замечая следы пепла слишком тонкой для него сигареты.

Сегодня он в этом убедился.

— Ты в курсе, что мне за тебя влетело от матери? — он уселся рядом с девушкой, осуждающе глядя на нее поверх очков. — Не мой, знаешь ли размерчик. — Он вытащил из кармана уютного домашнего худи наполовину пустую пачку тонких сигарет с ментолом и бросил ею в дочь.

— Оууу.... — она села, обхватила колени руками и виновато опустила глаза, покраснев.

— Ты же знаешь, как мать ненавидит, когда курят.

— Прости, пап? — она спряталась за такой же, как у отца, челкой. — Тебе не очень сильно влетело?

— То есть «Я так больше не буду» я не услышу? — Троттл попытался изобразить праведный гнев.

— Ммммм... зачем мне тебе врать? — из-под рыжих волос блеснул хитрый взгляд.

— Вообще-то, тебе положено смущаться, каяться и, может быть, даже плакать! — возмутился рыжий такой наглостью вредного подростка.

— Ээээ.... — Наги задумалась. — Как скажешь!.. Ааааа, я так больше не буду! — Картинно хлюпнув носом, юная мышка уткнулась в мягкую отцовскую кофту и повалила его на спину. — Я плохая девочка! Лишите меня конфееееет!

Не сдержавшись, Троттл расхохотался:

— Лучше лишу карманных денег, и тебе будет не на что покупать всякую гадость!

— Тогда я буду таскать твои. Я же знаю, где лежат. А твои крепче, и ты сам навредишь моему здоровью! Или я обижусь и сдам твой тайник маме. — Дочь, весьма довольная собой, навалилась сверху, сложила руки у него на груди и очень спокойно посмотрела прямо в глаза.

— Знаешь, у меня сильно зачесались руки тебя выпороть. — От такой наглости мужчина даже растерялся.

— Ты этого тоже не сделаешь. Потому что ты меня любишь, потому что ты не запрещаешь детям то, что делаешь сам, и потому что ты самый лучший папочка на свете! — Потянувшись вверх, Наги поцеловала черный нос. Не только дочери Винни умели плавить своего отца до состояния жидкого металла.

— Подлиза! — проворчал рыжий, снова усаживаясь. Нагината устроилась под боком.

— Прости меня. Я не хотела, — дочь виновато ткнулась лбом ему в плечо.

— Не расстраивай мать. Она и так постоянно на нервах: целыми днями крутится по дому, а ночью встает к твоему брату. Да и без работы явно тоскует, — байкер обнял мышку, прижимая к себе, и поцеловал в макушку.

— Мир?

— А я с тобой и не ссорился. — Улыбнувшись ей в висок, он достал сигарету и прикурил. — Я к совести взывал. Ты мне объясни одно: зачем тебе?

— А тебе зачем? — тут же ощетинился подросток. Ну точно сердитый еж!

— Ммм... — Троттл задумался, выпустив струйку дыма. — В молодости — даже не знаю. Наверное, это была возможность как-то переключиться в условиях войны, очистить мозг от мыслей. А когда вы были маленькими — способ расслабиться и не наорать на вас с Харлеем, когда разносили дом и доводили нас с Карабиной. — Они помолчали, размышляя каждый о своем. — Наги, это не сделает тебя взрослее, — он кивнул на тлеющую сигарету в своей руке и после небольшой паузы добавил: