Так получилось, что первый номер “Правды” под редакцией Андронова, со статьями Кропоткина и Чернова, с письмами участников стачек, с “методичкой” о создании кассы взаимопомощи вышел 5 мая, как и в моей истории, только на десяток лет раньше. И вышел сразу по всей стране и тиражом в пятьдесят тысяч экземпляров, зря, что ли, мы создавали типографии? А через две недели — второй номер, а еще через две — третий. А весь четвертый номер был посвящен событиям Обуховской обороны — политической стачки питерских рабочих, разбору их действий, выводам и советам, как в таких раскладах действовать с меньшим риском и большим эффектом.

Бабахнуло оглушительно — все “передовые элементы” впервые увидели отлично поставленное издание, где одновременно печатались (не собачась между собой, что было еще более удивительно) социал-демократы, народники, все чаще употреблявшие название “социалисты-революционеры” и даже анархисты. Не меньшее впечатление произвела на заводах и фабриках полноценная газета, а не пачка листовок, где, помимо теории, были и новости про товарищей, и полезные советы…

А уж как взвились власти… кажется, все полицейские и жандармы империи кинулись искать, где печатается “Правда”, ибо масштаб проблемы был из ряда вон, пятьдесят тысяч это не хрен собачий, это больше, чем у таких известных и уважаемых газет, как “Биржевка” или “Московский листок”. Но — безуспешно, в первую очередь из-за того, что искали одну большую типографию, а не два десятка в разных городах.

Авторы же этого бабаха съехались на совещание “практиков” в Будапеште — городе большом, но непопулярном среди революционной эмиграции, отчего в нем не было заграничной агентуры Департамента полиции. Но все равно в столицу Венгрии добирались кружными путями и по чужим документам, а к винному подвалу, украшенному гербом фюрста Виндишгреца, съехались и сошлись с разных сторон, с соблюдением всех правил конспирации, вроде как обычные посетители на дегустацию вина.

— Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие…

Когорта соратников, привыкшая к моим заходам, сдержанно посмеялась.

— …в ближайшие два-три года нас ждет война с Японией и связанные с этим внутренние волнения. Как оно там повернется, неизвестно, потому-то я и собрал вас всех вопреки правилам конспирации, чтобы каждый понимал наши цели и задачи.

— Почему же “пренеприятнейшее”? У нас появится шанс превратить смуту в революцию! — весело воскликнул Красин и отсалютовал сверкнувшим бокалом.

— Не будет. Вы все работаете “на земле”, общаетесь с рабочими и крестьянами, сколько из них готовы взяться за оружие? — я обвел ребят взглядом.

— Человек десять… пятнадцать… крестьяне, скорее, за вилы и факелы возьмутся… из стачечных дружин разве что треть… — вразнобой начали подсчеты “практики”.

— Предположим, тысяч пятьдесят по всей стране, для гарантии возьмем сто. Это против миллионной армии мирного времени, и это с револьверами против винтовок и баррикадами против пушек. Военного опыта почти ни у кого нет, а у противника пусть хреновенький, но профессиональный подход. Чем кончится, сами догадаетесь?

— Выбьют лучших товарищей, — спокойно поддержал меня Муравский, — тех, кто поведет. Точно как случилось на Обуховском заводе, все организаторы стачки получили кто тюрьму, кто каторгу. А тут не стачка, тут бой — и не тюрьма, а смерть, и это ослабит движение на многие годы. Ну и союзники и попутчики, видя поражение, отшатнутся.

— Ну хорошо, война с Японией понятно, а почему вы так уверены в смуте? — спросил Андронов, как наименее знакомый с моими “предсказаниями”.

Сидели мы в саду, в тени увитых виноградом шпалер между крепкими брусьями, за обширным дубовым столом, куда нам приносили и вино, и разнообразные домашние закуски — говядину, зельц, изумительный хлеб и вообще все, чем славна земля венгерская.

— Война всегда обостряет внутренние противоречия, за нее платит народ, а царь и буржуи получают прибыли. Опять же, японцы не смогут выставить сопоставимую с Россией армию, потому будут стараться вызвать или подтолкнуть внутренние неурядицы, а уж стоящие за их спиной англичане вообще мастера в таких делах, ни за что не упустят шанса подгадить.

— Значит, следует ожидать контактов островных разведок с нашим движением и предложение денег, — полуутвердительно-полувопросительно заметил Красин и поправил свои белоснежные манжеты. — Это же отлично, через них можно получить и оружие!

— У нас пока все в порядке с финансами, стоит ли принимать такие “подарки”? — рассудительно вклинился Савинков, отвечавший за сбыт алмазов и потому ведший бухгалтерию. — Мы вполне можем вооружаться сами.

— Стоит, денег много не бывает. И лучше мы их потратим на газету. Кстати, как там “буры” насчет оговоренной десятой доли от добычи?

— Все отказались, — твердо глядя мне в глаза сказал Красин, а Савинков подтвердил это кивком. — Мы пошли на это не ради денег, а ради революции.

Вот же время, вот же люди! И таких — через одного… вон, Засулич живет на копейки, да и другие к расходам из “партийной кассы” относятся крайне щепетильно. Нет, есть, конечно, и паршивые овцы, но их ничтожно мало, да и мы постараемся их вытравить из движения.

— Хорошо, пусть так и будет. Но мне кажется, что ребят надо как-то наградить, я буду думать. А лишние деньги можем и на артели потратить, — все повернулись к неожиданно встрепенувшемуся Губанову, а я продолжил, обращаясь уже к Андронову. — Кстати, как там поиски типографии?

— Все отлично, — кивнул Исай, оторвавшись от холодной говядины, — полиция ищет место, где был отпечатан весь тираж разом. Из наших типографий сейчас в опасном положении две, они временно остановлены. И одна новая, еще на запущенная, вызывает слишком уж большой интерес у полиции.

— Ищут не только типографию, но и всю редакцию, в особенности Большева, — ухмыльнулся Савинков.

Мы посмеялись, чокнулись и выпили прекрасного токая, поскольку псевдонимом “М.Большев” была подписана напечатанная в трех номерах, начиная со второго, моя статья “Что делать?” Название я беззастенчиво спер у Ленина, сыграв, таким образом, на опережение, и постарался максимально доходчиво, в первую очередь для рабочих, изложить свою программу “широкого фронта”.

— А как дела в зубатовских обществах?

— Да туда минимум четверть тиража ушла, — похвастался Исай, — жаль, что они в основном вокруг Москвы, очень полезные для нашей работы организации.

— Так может, продвинуть Зубатова повыше, в Питер, в министерство? — идея была встречена общим недоумением, Красин, с самого начала старательно державший свой щегольский пиджак подальше от зеленых листьев, аж откинулся к увитой виноградом шпалере.

— Поможем Зубатову “найти” типографию — например, закинем часть тиража в ту новую и сами ее сдадим московской охранке. На фоне безрезультатных поисков у всех остальных это будет грандиозным успехом и поводом для перевода в столицу.

— Подставим печатников, — Исай сразу вычленил основное препятствие, главное сберечь людей, а оборудование и тираж нарастут.

— А вот их как раз из типографии убрать, а вместо них добровольцев из буйных, из тех, кто стрелять-убивать рвется, нам на Сахалине такие люди будут очень нужны. Кстати, Медведник еще не появился?

— Партизанит. По последним сообщениям, в Капской колонии, в отряде Яна Смэтса. Я так думаю, он там до конца провоюет, — ответил Савинков.

— Остальные все вернулись?

— Да, последний был Степан.

Степа, студент Горного, проделал весьма оригинальное путешествие — через Мозамбик, из Лоренсу-Маркеша в Дар-эс-Салам, то есть через Германскую Восточную Африку, потом матросом на каботажнике в турецкий порт Акаба на Красном море, далее на перекладных до Иерусалима и уже оттуда с паломниками в Одессу.

— Хорошо. Егор, насколько я помню, с нашей системой связи был знаком, надо обновить “почтовые ящики” на его возможных маршрутах, пусть тоже на Сахалин нацеливается. Да, Борис, когда будете готовить операцию с типографией, подумайте, как заодно подставить Зубатову нашего “агента”.