В тот же вечер я вызвал на встречу Зубатова.

— Как ваши проекты, Михаил Дмитриевич?

— Вашими молитвами, Сергей Васильевич. Артель с помощью фон Мекка основали, землю переделили, сейчас мужики под руководством студентов-петровцев готовятся к севу, — начал я рассказ за шахматами в Художественном кружке.

— И что, кулаки не мешают?

Смотри-ка ты, в курсе. Либо знает обстановку в деревне, либо приглядывает за мной, а скорее, и то и другое. Кулаки, вернее, один лавочник и один мельник, конечно, мешали. Но их сильно подкосило то, что когда они попробовали повлиять на сход и потребовали возврата долгов, сагитированные мужики все как один эти долги вернули. Сто девяносто шесть рубликов пятьдесят копеек ушло у меня на это дело, зато недели две деревенская элита пребывала в растерянности, а тридцать семей “колхозников” получили время соорганизоваться. Потом, конечно, оставшиеся вне артели пятеро подкулачников попробовали подлавливать мужиков по одному, но в эту игру можно было играть в обе стороны и ребята Губанова в тихом месте в Можайске встретили и прислонили к теплой стенке и лавочника, и мельника. И доходчиво объяснили, что можно успокоится и на полученные рубли заняться своим делом, а можно и пересчитывать угольки там, где стояли амбар, дом да мельница. До лавочника дошло сразу, он явно был поумнее и не успел еще забронзоветь, а вот мельник угомонился только после того, как несколько дней его на пороге встречало напоминание в виде головешки. Рюмкины посмеивались в бороды, но процесс, что называется, пошел.

— Пытались, как без этого. Но артельщики провели разъяснительную работу.

— Как-как? Прекрасный термин, надо будет запомнить, “с ним провели разъяснительную работу нагайкой”, - а Зубатов поднабрался моих шуточек и сам теперь зажигает. Нет, он точно знает, что происходит в Кузякино. — Ну, дай бог, я так понимаю, вы готовите источник продовольствия для вашего квартала?

— Именно так, — это была “официальная” версия для властей.

— А что сам квартал? — влез в разговор один из зрителей, наблюдавших за игрой.

— Городская дума на днях должна выделить землю, князь Голицын высказался вполне определенно.

— И где же?

— В Марьиной Роще, как раз вдоль будущей линии электротрамвая.

— Ого! Я смотрю, у вас там все продумано!

— Ну да, пришлось включить в состав cooperative двух инженеров Бельгийского общества, чтобы линию от Бутырской заставы к Сухаревке провели мимо нас.

— А когда строить начнете? — Сергей двинул фигуру. — В этом году успеете?

— Должны. Проект почти готов, будет квартал из нескольких пяти-шестиэтажных домов, по внешнему обводу будут лавки, мастерские, внутри — столовая, котельная, квартальные службы и библиотека.

— Однако! А “чикагская башня” будет?

Так прозвали дом в небывалых десять этажей, идею которого я нагло стырил у “тучереза” Нирнзее, но вот как раз тут полной ясности не было.

— Опять же зависит от того, утвердят нам ее или нет. Если что, будет такой же шестиэтажный корпус, как рядом, быстрее закончим.

— И сколько получается цена квартиры?

— Самая простая, “холостяцкая” — две тысячи рублей, самая дорогая, “профессорская” — двенадцать.

Собравшиеся вздохнули.

— Дорогонько выходит.

— Первый взнос в четверть цены, остальное за пять лет под двенадцать годовых, — вкратце поведал я наш ипотечный план. Сколько он мне нервов стоил это отдельная песня, не будь знакомства с Морозовым, не видать бы нам договора с Волжско-Камским банком. Так что если будет выделена площадка и утвержден проект, начнем как сойдет снег. И в дело пойдут все инженерно-технические новинки, начиная с литья перемычек и балок на мини-заводике и заканчивая газовыми плитами. Эх, до чего я люблю строить, прямо зуд в руках!

Публика отошла в сторонку, чтобы поспорить, подъемная получается сумма или нет и мы с Зубатовым на какое-то время выпали из ее внимания. Я воспользовался этим, чтобы незаметно передать шефу охранки “манифест” новоявленных террористов, на конверте с которым был написан адрес подпольной лаборатории.

— Пора заселять Сахалин, Сергей Васильевич.

И волновался я в этот момент только о том, чтобы лишние глаза конверт не видели, а не о моральности поступка, по мне, чем меньше жертв — тем моральнее.

И вот ей-богу, когда Зубатов прочел адрес, у него в глазах мелькнуло узнавание.

Весна 1899

Я лениво перебирал волосы спящей на моем плече женщины и предавался дурацким размышлениям типа “может ли революционер гулять по бабам” или “стоит ли попаданцу отвлекаться на такую муру, как личная жизнь или надо спасать мир”, но в целом приходил к выводу, что может и еще как стоит. А еще меня очень интересовало, как это у них получается — вот крутился я в делах и не был интересен женскому полу, но стоило пойти деньгам за патенты, хоть я их и не светил, и стоило цветнику Художественного театра не оставить меня вниманием последние пару месяцев, как вокруг начали виться фемины. Феромоны, что ли, какие действуют как у животных — одна оставила метку и на нее тут же набежали остальные или природное чутье на успешных самцов? Загадка, однако.

Сонечка Халютина, видимо, получила карт-бланш от Андреевой и начиная с Рождества пыталась меня охмурить. И всем она была хороша — миниатюрная брюнетка с округлым лицом неплохо смотрелась бы и в XXI веке, но она была актрисой. Вот как можно жить с человеком, не зная, настоящая она сейчас или примеряет роль — увольте, насмотрелся, была у меня парочка таких друзей, сначала женились на девчонках из театрального, потом естественным образом через пять-шесть лет и уйму головной боли пришли к разводу.

Опять же, у меня жизнь даже не с двойным, а тройным дном, потому жену хочется такую, чтоб хотя бы второе дно не прятать. Говорят, Ленин к концу жизни сказал “Не женитесь на революционерках”, но другого выхода, похоже, нет — не конспирироваться же в собственной семье! И так придется прятать свое происхождение, а если еще и половину работы скрывать? Ладно, время еще есть, Россия большая, рано или поздно кого-нибудь найду, а пока обойдемся нечастыми свиданиями.

Варвара засопела, повернулась и потянулась всем телом, прижавшись ко мне грудью. Да-да, Варвара — она была во главе “набежавших”, ну я и решил от добра добра не искать, знакомое зло всяко лучше незнакомого, хе-хе. Давно живу, знаю.

Весеннее солнце било прямо в глаз, вставать в такую рань было лень, но сегодня приезжал Собко — из Питера, куда его вызвал Хилков. Точнее, звали нас обоих, но на мне висела стройка квартала и потому Василий Петрович отправился один. Вчера он прислал мне телеграмму с просьбой встретить его на Николаевском вокзале, так что идти придется.

Оставив Варвару досыпать, я двинулся в кабинет, где полчаса изображал зарядку и крутил педали, пока Марта готовила завтрак и грела воду. Омлет был хорош, чай крепок, я не удержался и стащил еще ломоть ветчины — с жирком, со слезой, и сожрал его прямо так, свернув рулетиком, что вызвало традиционный укоризненный взгляд домоправительницы. Теперь — переход к водным процедурам, как требует еще не существующая радиопрограмма “Утренняя гимнастика”.

Бронзовый смеситель с фарфоровыми кранами горячей и холодной воды и фарфоровой же рукояткой переключения отлично справился с организацией контрастного душа, зубной порошок в жестяной коробочке от фабрики товарищества Брокар активно пах мятой, зубная щетка из натуральной щетины была в меру жестка, так что из ванны я вылез вполне годным к светским мероприятиям. Осталось причесаться, слегка подправить усы и бороду, сбрызнуться брокаровским же тройным одеколоном и — вперед.

Город уже проснулся, во всяком случае, ранние молочники и зеленщики уже покинули улицы, им на смену пришел спешащий на работу люд. Открывались лавки и магазины, кое-где уже сколачивали леса для ремонта, в паре мест публика матерно переругивалась с ломовиками, перегородившими проход телегами с кирпичом.