Вдруг она услышала, как в темноте открылась дверь в спальню родителей, и затем узнала отцовские шаги. Она затаилась. В. З. молча и тихо приоткрыл дверь в ее комнату и почему-то остановился у косяка.

– Папочка, ты здесь? – позвала Катя сквозь слезы.

– Что такое, золото мое, ты почему не спишь? – мгновенно откликнулся В. З. и бросился к ее постели. Рыдая уже в полную мощь, Катя провыла:

– Ты ведь меня больше не любишь, потому что я не фигуристка?!

– Ну что ты, сладкий мой, плевать мне на этих фигуристов, я тебя больше всех на свете люблю!

«Какой же я идиот!» – подумал В. З., хотя обычно самокритика была ему несвойственна. И тут же крепко обнял ее, а потом нежно положил ей руку под голову. Прижавшись к отцу, Катя продолжала плакать, а В. З. шептал ей признания в любви, включая самое главное:

– Ты мой самый драгоценный в мире человечек!

– Пап, а ты знаешь, что я поняла? – прошептала Катя.

– Что?

– Ты – это мой СНЕГИРИМ!

– А что, СНЕГИРИМ – это не только глагол действия, а может даже быть человек?

– Конечно! А почему бы и нет? СНЕГИРИМ – это может быть и действие, а может и место, ну как Крым! Или человек, если он для тебя сразу – и убежище, и счастье, и место для мечты и восторга, все в одном! Ну ты – мой СНЕГИРИМ, и все, трудно объяснить, – прошептала она, зевая.

На следующий день Катя проснулась, полная энергии и оптимизма, а вечером пошла на каток с подружкой и ее мамой, просто так, без стресса или акселя. На катке недалеко от дома был красивый свет, играла музыка, и подружка вместе с мамой восхищались Катиным «переходным» прыжком, а также ее вращением; они ее так искренне хвалили, что она даже показала им пистолетик и еще несколько элементов. На этом катке все смотрели на Катю, так как большинство едва держались за бортики и вообще на коньках устоять не могли. Старушка, надевавшая варежки своему внуку, засмотрелась на Катю:

– Ты, наверное, фигуристкой станешь, буду тебя по телевизору смотреть, может, и на Олимпиаде увижу.

– Нет, что вы, ни в коем случае! – радостно ответила Катя. – Это не для меня. Я просто люблю кататься, для души, понимаете?

Профессор Л. сначала медленно находила буквы на русской клавиатуре айфона, когда писала очередные послания Максу-Снегирю, но потом с удивлением заметила, что ее русский начал постепенно восстанавливаться и даже скорость печатания – хоть и одним пальцем, по-другому не умела! – быстро увеличивалась. Этому способствовала активная практика, так как сообщения от Макса поступали в режиме non-stop. Если, например, вдруг не спалось ночью, это больше не беспокоило: наоборот, было что почитать в тишине – записки, ну если по размеру, то сочинения Макса просто захватывали: офигенная ржачка (она это обожала!), ну и всякая житейская философия. В ее памяти неожиданно всплывали дурацкие выражения и анекдоты, которых она не слышала лет тридцать или типа того! Вспомнив любую такую фигню, она прыгала от восторга, стараясь держать straight face[28]и не отвлекаться от серьезного совещания с занудными пожилыми дядями – professors of law[29], выпускниками Гарварда, – среди которых она выделялась шикарными яркими нарядами, доказывая, что ей плевать на unwritten rules[30]: если женщина успешна в карьере, то должна выглядеть как синий чулок.

Когда эти дурацкие байки на русском приходили ей в голову, она спешила поделиться ими с Максом, ожидая, что он моментально придет в восторг, будет тащиться от любой такой ерунды.

Снегирев же сообщал ей новые шутки и выражения, ведь она эмигрировала из СССР еще в прошлом веке и не знала и даже не понимала многие выражения! Особенно глупо она себя чувствовала, когда не могла сообразить, что это просто английское слово, написанное русскими буквами, и спрашивала, что оно значит (просто в ее юности так не разговаривали!). Было забавно, когда не знающий английского Макс объяснял значение этих выражений! Если слово было непонятное, то она думала, что это deficiency in her rusty Russian[31]. Ну столько лет прошло – мама не горюй!

Иногда она могла проснуться ночью и начать хохотать, вспомнив что-то из всего этого «ржачного безумства», – например, как Макс про кого-то сказал, что им их должность подходит как черту святая вода, или какие-то люди находятся в такой стадии стресса, что им воздух мешает! Hahahaha! Она даже стала это все записывать в телефон, назвав файл «List of special terms»[32]. Идея заключалась в том, что если будет тяжелый день и грустно, можно будет перечитать, чтоб поднять настроение… Но применения этому документу не нашлось, так как она не успевала keep up with the new incoming stuff![33]

В какой-то момент они оба стали чувствовать, что уже вообще мало соображают от этой невменяемости и надо бы сделать хоть легкий перерыв, чтобы опять сфокусироваться на работе и остальных responsibilities of life![34] Интересно, что, несмотря на договор сделать перерыв в общении, его постоянно нарушал то один, то другой.

Однажды во время такой паузы Профессор Л. решила проконсультироваться с подругой из юности of Russian origin[35] – больше в США с такими вопросами ей было не к кому обратиться: not appropriate for a married woman and it could ruin her reputation and image![36] Подруга знала Профессора Л. очень давно и совершенно обалдела от столь крутого поворота в ее жизни и чувствах:

– Катрин, ты что, с ума сошла?! Давно в ЭрЭф не была! Меня послушай – я родственников в Москве каждое лето навещаю! Там все мужики такие! Лишь бы покадриться и мозги запудрить – он небось все те же шутки отправляет сразу на полсотни ватсапов! Дура ты, хоть и профессор! – Подруга закатила глаза.

Профессор Л. пыталась защищать Макса, объясняя, что это просто физически невозможно, так как он сутками ей пишет, да еще и занимается бизнесом:

– Ну какой смысл ему пудрить мне мозг через океан – ну что ему с этого? Какая в этом логика?

– Ты логику ищи в американском праве, а в Россию не суйся – не потянешь! Нет там никакой логики: просто он бабник, а ты – экзотика, и все! Чего не замутить с sexy[37] профессоршей? Делов-то! Блокируй его и ищи другой выход middle age crisis![38] Хотя ты еще пока крутая, на middle age[39] не выглядишь! И вообще, слушай, на лесть внимание обрати! Он восхищается тобой постоянно – кому это крышу не снесет? Помнишь, из детства: кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку. А это просто тактика такая, ну опытный он, и все, а ты вообще из другой песочницы, вот и попалась! Так, профессо́ре, что с лицом у тебя – в себя приди! Это просто жизнь – все хоккей! Ты, считай, всю жизнь в Штатах и ничего там в Москве не сечешь, американка ты моя наивная! Поиграла, и хорош! Последствий нам не надо!

В эту ночь Профессор Л. не могла уснуть – крутилась и крутилась, похоже, дырку уже протерла в постели! Ее стали преследовать какие-то странные флешбэки из очень далекого прошлого. Она выключила телефон и пошла пить мелатонин, надеясь, что он поможет уснуть. Завтра у нее было несколько важных лекций и выступление в Техасской коллегии адвокатов, чему ночная каша в голове, конечно, не помогала.

В начале 1980-х ситуация в СССР была нелегкой, но многие этого не замечали, так как сравнивать им было не с чем. По телевизору людям рассказывали, как все на Западе нам завидуют и страдают! Многие даже искренне сочувствовали жертвам загнивающего капиталистического мира, как, например, постоянно пьяный сосед по лестничной клетке Виталий. Однажды Тамара зашла за солью и увидела, как Виталий плакал навзрыд, обнявшись с почти пустой бутылкой коньяка, которую Гале вручили как директору хлебозавода за перевыполненный план. Тамара сначала очень испугалась, что кто-то заболел или, не дай бог, еще хуже, но Виталий объяснил, что по телевизору показали, как в США обижают темнокожих, и он расстроился. Он даже хотел узнать, существует ли возможность им как-то помочь, хотя бы отправить что-то почтой. Потом он сообщил, что ему особенно жаль американскую певицу-мулатку Глорию Гейнор, которую он часто слушает по воскресеньям, когда ее пускают под титры в конце программы «Утренняя почта». Виталий обожал ее песню «I will survive»[40], хотя слов, понятно, не разбирал ввиду незнания английского. Продолжая всхлипывать, Виталий заметил, что уж очень эта певица сочная и классно двигается (Тамара, мягко говоря, не поняла, к чему этот комментарий!) и просто сердце у него разрывается при мысли, что «ее там обижают, а он ничем не может помочь». «Перетащить бы ее сюда к нам, но не представляю, как!» – наконец закончил он. Тамара забрала соль и быстро ушла, приговаривая про себя: «Этой Глории Гейнор только алкоголика не хватает, лучше спать бы шел, пока Галя тебе не надавала. Вернется с работы – будет тебе тут цирк шапито».