– Где? На улице? – съехидничала подруга, но Профессор Л. проигнорировала эту реплику:

– Он очень тонкий и чувствительный человек, никогда не давит вообще, я как бы сама за ним иду, I cannot help it [58], понимаешь?

– Пипеееееец! – отреагировала подруга.

– Ну как будто он мой soulmate или mirror-image [59]. Ну как объяснить? Просто когда он что-то говорит, мне кажется, что я сама к этому пришла, а он только помог сформулировать… I don’t know if it makes sense [60].

– Не soulmate и mirror-image, а профессиональный пика-пер, – поправила подруга. – Он в курсе, что ты замужем? Ему небось по барабану…

Этот разговор происходил будто на двух разных уровнях, где собеседницы вообще друг друга не слышали. Профессор Л. продолжала:

– Знаешь, он даже намекнул, что думает, что мне стоит приехать в Москву и перейти этот психологический барьер. Ты же помнишь, что я когда-то решила никогда туда не возвращаться. Ни! За! Что! Но он, наверное, прав – это так давно было, и сейчас кажется, что это глупость какая-то.

– Даже так? – подпрыгнула подруга. Ни фига себе! А со мной ехать сколько раз отказывалась, а?! Может, он наконец с тобой переспать решил, вместо этих бесконечных томов переписки, уже небось «Войну и мир» переплюнули по длине! У тебя же с ним так ничего и не было, да? Или, может, у вас всегда будет «платоническая любовь для дошкольников» – хрен знает!

– Ну было или не было – это спорный вопрос, – спокойно ответила Профессор Л. – В общепринятом смысле, конечно, нет.

– Ну ясно, что если бы было, то ты бы мне сразу сообщила! – не удержалась подруга. – А что касается «платонического», то с этим не ко мне, сама знаешь. Это слово я терпеть не могу – мазохизм какой-то! Я человек земной и живой, такая хуйня – вообще того не стоит.

Неожиданно глаза Профессора Л. наполнились слезами.

– Ну ладно, бог с ним, со всем этим, я тебя чем-то расстроила, Мисик мой? Иди ко мне, моя бесценная. Делай ты что хочешь с этим Снегирем, только не расстраивайся – не могу видеть, как ты плачешь! – Подруга нежно обняла ее и стала заботливо вытирать слезы. – Ну мы с тобой forever [61], слышишь? Я всегда на связи – 24 часа в сутки, мало ли что.

– Угу. – В итоге всхлипывали обе, изо всех сил прижавшись друг к другу.

В восьмом классе к стандартной программе в спецшколе № 4 прибавился новый предмет – так называемый УПЦ, учебно-производственный центр, куда ученики ходили вместо уроков труда и где должны были получать профессиональную подготовку. Сам центр был размещен в отдельном здании между двумя школами – 4-й английской, где училась Катя, и 2-й физико-математической. Занятия эти у школьников особенного энтузиазма не вызывали, но были обязательными – три часа в неделю, без вариантов. В тот год готовили машинисток и программистов. Ясно, что всех девочек направляли в машинистки, куда готовилась пойти и Катя.

«Ну хоть печатать научусь, авось когда-нибудь роман напечатаю! Не в программирование же идти», – рассуждала она, представляя себе необъятный компьютер, который в 1986 году занимал всю комнату, а некоторые его части даже приходилось располагать в соседних помещениях. К тому же при виде непонятных знаков Катя моментально отключалась – что это за хрень?!

В первый день УПЦ Катя слегка задержалась: она решила идти пешком в школу, чтобы насладиться красотой бабьего лета. Пританцовывая, она собирала кленовые листья возле Нового цирка и Детского театра Наталии Сац и тихо напевала песню Аллы Пугачевой «Миллион алых роз». Душа как будто пела в ожидании чего-то необычного. Она медленно шла по Университетскому проспекту, и лучи солнца нежно играли на ее лице. Несмотря на раннее утро, людей на улице было мало, и Катя вдруг подумала, что ее любимая и родная Москва сейчас принадлежит только ей. Какое-то непонятное и необъяснимое счастье заполнило ее изнутри, и Катя решила купить мороженое – это было единственное, что можно было добавить к и так почти совершенному моменту! Она никуда не спешила – была уверена, что на первом занятии по УПЦ будут долго разбираться между двумя школами, кто откуда и кого куда направлять, так что лишние несколько минут ее отсутствия никто не заметит.

Возле универмага «Москва» она купила шоколадный стаканчик. Какое счастье, что хватило, иначе пришлось бы покупать ванильный, а разве их можно сравнивать? Ванильный как будто бесцветный внутри, вообще ни о чем! А вот шоколадный – таял во рту, чудо просто!

Когда Катя дошла до УПЦ, то оказалось, что все уже распределены по классным комнатам и, похоже, давно занимаются. «Блин», – подумала она. Она направилась в комнату «машинисток», увидела печатавших девочек из своего класса и аккуратно спросила у учительницы, можно ли войти. Учительница сказала, что в их классе больше места нет – придется идти на программирование, раз опоздала. Катя испуганно стала объяснять, что уже записана в «машинистки» и программирование ей никак не подходит. Учительница ответила, что сегодня все равно придется просидеть одно занятие с программистами, а на следующей неделе разберемся. Поняв, что спорить бесполезно, Катя уныло потащилась в этот другой класс, причитая себе под нос: «Бред собачий! Чего там время тратить, лучше бы вообще не приходила! Все настроение испортили – вечно так, все через задницу!»

Она увидела огромную комнату с надписью «Компьютеры и программирование» и, войдя, поняла, что занятие еще не началось, так как многие болтали, ходили по классу, а учителя в комнате не было. Катя растерянно стояла в центре класса и пыталась понять, куда ей лучше податься. Вдруг она заметила симпатичного мальчика, который доставал свои вещи из портфеля и болтал еще с парой ребят. Мальчик был худой, темноволосый, с очень темными ресницами и бровями, карими глазами и приятной улыбкой. Увидев его, она уже не могла отвести глаз. Что в нем было особенного, неясно, но этот момент она запомнила на всю жизнь! Дыхание участилось, и она тут же почувствовала, что произошло что-то невероятное. Она, не задумываясь, направилась к нему и спросила, свободно ли место рядом с ним и можно ли в таком случае сесть за его парту. Мальчик встал, и стало видно, что он очень высокий: Катя не доходила ему даже до плеча – в этом было что-то особенно приятное, ну типа ощущения его мужественности, – и сказал: «Пожалуйста, конечно». Его прекрасная улыбка очаровала ее окончательно. Будто пуля попала в цель, вошла внутрь и застряла.

В этот момент кто-то позвал его: «Илья, ты алгебру сделал?» Услышав имя мальчика, Катя как будто первый раз узнала классическую музыку – ну, например, Лунную сонату, которую так красиво играла на рояле Тамара. Мало того, что его имя показалось ей волшебным, в ее голове в этот момент отчетливо прозвучало «Мой Илюша!».

Занятие продолжалось три часа, но Катя даже не пыталась слушать муть про алгоритмы, которую так внимательно и очень аккуратно записывал Илья. Он сидел рядом, и она будто растворялась в его ауре, периодически нетерпеливо вздыхая: «Ну он спросит, как меня зовут?»

После урока Илья стал собираться, не обращая на Катю никакого внимания, он болтал с товарищем, просил его сверить какие-то ответы. Товарищ отказался – спешил на другие занятия, а вот Катя свой шанс не упустила, заявив, что никуда не торопится и с удовольствием поможет. Илья повернулся и как будто увидел ее впервые.

– Буду безумно благодарен! – ответил он, и Катя восхитилась его хорошими недетскими манерами.

– Да не вопрос, – отозвалась она. – Меня, кстати, Катя зовут.

Помогая Илье, Катя не особенно задумывалась о сути происходящего, перед ее глазами как будто горело электронное табло: «Он будет мой, и только мой!».