Наконец все ушли, и она осталась одна с горой грязной посуды. Стало очень грустно и больно, а еще она почувствовала себя полной дурой: ну не нравится она Илье – что же тут непонятного! И тут она впервые в жизни вдруг подумала: «Он слишком шикарный для меня, и я его не стою». Катя горько расплакалась. Эта мысль ужалила как змея, особенно сейчас, когда занятия кончились и она не увидит его целое лето. Это был полный провал! Целый год надежд и пустых мечтаний. Утром она долго красилась перед УПЦ, и теперь черная тушь потекла по всему лицу – какое унижение!

Ее громкий плач перебил звонок в дверь. Катя разозлилась: «Даже поплакать спокойно нельзя, а сейчас еще достанется от предков за этих крабов!» Она чуть-чуть подождала, и позвонили снова. Слегка вытерев лицо, она открыла дверь и обомлела… На пороге стоял Илья. Увидев, что она растерялась, он сказал:

– Прости за беспокойство, я проездной потерял. Может, у тебя забыл?! – Катя не могла выйти из ступора.

– Можно пройти, никого дома нет?

– Нет, я одна. Проходи, конечно… Сейчас поищем.

Илья оставил портфель в прихожей и быстро прошел на кухню, где они еще совсем недавно играли в карты, а Катя за ним. Он сел за стол и попросил кофе. Все еще в шоке, Катя молча поставила турку на огонь.

– Так где ты его оставил? Поискать? – наконец предложила она.

– Нет, не надо, – спокойно сказал Илья, – я ничего не потерял. Это был просто предлог, чтобы вернуться.

Катя едва не выронила турку, которую снимала с огня.

– Зачем? – спросила она и почувствовала, как он взял ее руку своей волшебно-теплой рукой с длинными пальцами и притянул к себе, как бы естественно усадив себе на колени.

– Ну физик я, а не поэт, – стесняясь, сказал он ей на ухо, – не могу найти правильные слова уже, кажется, с первого УПЦ, – прошептал он, обнимая ее и прижимая к себе. Катя почувствовала ком в горле и, не задумываясь, просто вцепилась в его объятия!

Они тихо обнимались, наслаждаясь каждой секундой, и наконец она спросила:

– А у тебя была когда-нибудь девушка?

Илья замешкался:

– Вообще-то нет… Но ведь это не важно? Скажи, что не важно…

«Самая первая и единственная буду я», – решила Катя.

– Наоборот, это очень-очень здорово, – восторженно сказала она, понимая, почему он не решается поцеловать ее в губы, – не знает, как! Боится, что не так получится… – А у меня тоже нет. Ну и хорошо, да? – прошептала она.

Отрываться друг от друга хотя бы на мгновение совсем не хотелось, и он даже не попробовал кофе. Они молча просидели в обнимку до темноты, целуясь и нежничая – случайно задев ее большую грудь рукой, он почувствовал, как ему это понравилось, и оставил руку там, раз уж Катя дала понять, что все хорошо. Наконец он сообразил, что пора уходить – знакомиться с родителями сейчас точно было бы не в кайф!

Возле входной двери Катя спросила:

– Ну а теперь у тебя есть девушка?

– Самая очаровательная и красивая в мире, ну, если ты согласна…

– Согласна, хотя ты четко не описал на что, тоже мне математик, – съязвила Катя.

– Физик. Кстати, квантовый, – поправил он. – Ну говорю же, не привык я к таким словам, ну и так же все понятно. Давай просто yes [63], и все!

Он нежно поцеловал ей руку, потом достал из кармана проездной и гордо помахал им перед ее носом:

– Надо же, нашелся!

Оба умиленно расхохотались.

– Телефон мой не нужен?

– Ах да, конечно, а то как я буду звонить, – Илья сделал паузу и глубоко вздохнул: – Своей девушке.

– А ты чего сияешь, как чайник? – хитро спросил В. З., вернувшийся домой через полчаса. – Хоть вещи-то в Киргизию собрала?

Киргизия, конечно, не Вена, куда поехала одноклассница, но там тоже очень красиво. Аспирант В. З. каждый день навещал их в доме отдыха на берегу озера Иссык-Куль: приносил дыни, душистый домашний хлеб, сласти и другие местные деликатесы. Он устраивал импровизированный пикник со скатертью-самобранкой. Только Катя постоянно делала козью морду, когда приходилось в очередной раз пробовать национальную гордость – кислый и противный напиток кумыс.

– Что ты за чума болотная, – раздражался В. З. – Тебя угощают домашним напитком, а ты кривишься, будто отравить хотят?! Тебя плохо воспитывали, что ли? На маму свою посмотри – культуре поучись!

– А чего сам не пробуешь, раз так важно? Уже знаешь, что кислый, да? – защищалась девочка.

– Сказал же, на маму смотри, а не на меня! Одной ей это пить неудобно… Ну не нравится мне он, что здесь такого? Неужели не можешь один раз в жизни ради отца выпить, трудно, что ли? – объяснил В. З.

– Да тут не один раз, ты каждый день суешь мне эту гадость – типа дочка моя это обожает, тебе не стыдно? – удерживала позицию Катя.

После очередного перелаивания отец и дочь хохотали, толкались и обнимались. Потом В. З. бегал за Катей и пытался облить ее этим несчастным кумысом из большого графина.

Катя нашла телеграф в пятнадцати минутах от дома отдыха и ходила туда, чтоб звонить Илье, гостившему у родственников в Кишиневе. «Слющау вас», – с еврейским акцентом отвечала его бабушка, а потом кричала: – Ильюша, тебя эта твоя Катя опять – бистрей дьавай!» (Бог с ней, с «этой», зато «твоя» звучало очень здорово!) «Салют!» – всегда подходил к телефону Илья.

Отдых проходил неплохо, но Катя считала дни до возвращения в Москву. Да и В. З. не давал ей покоя: заставлял бегать с ним трусцой по утрам, плавать в холодном Иссык-Куле – околеть можно!

Плавала она вроде нормально, но боялась заплывать далеко одна, без папы. Увидев, что Катя боится, В. З. стал требовать, чтобы она в одиночку плыла до буйка и обратно. Дошло почти до слез!

– Пап, ну боюсь я, вода холодная – не хочется. Или ты со мной, или забыли!

– Послушай, рыбонька, – серьезно сказал В. З. – Этот страх чисто психологический, и все! Надо сразу избавляться, ты же настоящий человек! Трудности надо преодолевать сразу, в этом наша сила! Потом будет легко. Я просто плыву с тобой рядом, ничего не делаю, мы уже сто раз до этого буйка плавали, теперь давай сама! Тебе это вообще нетрудно – просто в голову вбила что-то, и это тебе мешает. Лажа куриная – и все! Давай, туда и обратно – быстро, и пойдем ужинать.

– Ну страшно мне… – канючила Катя.

– Так, все! Плыви, не раздражай меня, ты меня знаешь, все равно не отвяжусь!

Кате пришлось согласиться, а В. З. пообещал, что будет страховать ее с берега.

До буйка Катя доплыла спокойно и оттуда даже гордо помахала В. З., затем повернулась и стала возвращаться. В какой-то момент у девочки свело правую ногу, она больше вообще не слушалась! Баланс сбился, и Катя бессмысленно барахталась, махая руками и левой ногой; правая нога как будто отнялась, но боль при этом увеличивалась. Кате казалось, что она вот-вот пойдет ко дну.

– Ногу свело, не могу плыть! – испуганно закричала она. – Помоги скорее!

В. З. равнодушно смотрел на нее, не двигаясь с места.

– Все нормально, Мисик, дыши спокойно, – скомандовал он, – плыви брассом, руками двигай, нога не нужна, сейчас отпустит, главное – без паники!

Кате стало еще страшнее.

– Папа, я тону, спасай меня! – захлебываясь, орала она. В. З. не двигался, а продолжал инструктировать:

– Ничего такого, милая! Ты нормально плывешь. Дыши на «раз-два-три» и на ногу не рассчитывай, скоро отпустит, выгребай руками! Плыви спокойно, СНЕГИРИМ!

– Я тону! – орала Катя, но невольно слушалась В. З. – Раз-два-три! Раз-два-три! Брасс руками…

Казалось, что уже все потеряно, шансов никаких, непреодолимый страх заполнил каждую ее клетку, но «раз-два-три», и постепенно ногу отпускало, паника стала медленно проходить, и в какой-то момент Катя почувствовала, что уже пользуется и руками, и ногами – просто сердце продолжает биться очень быстро… Потом, почти у берега, она уже плыла как обычно: физического дискомфорта больше не было! В. З. продолжал стоять как вкопанный, не сдвинувшись ни на сантиметр.