Одновальная энергетическая установка включает дизель мощностью 300 л. с. и гребной электродвигатель. Первый используется при движении в надводном положении и под РДП, а второй - под водой.
Подводная лодка имеет сменное штатное вооружение. В него входят акваботы - транспортировщики боевых пловцов - двух типов, которые крепятся на внешней подвеске по одному с каждого борта, большие и малые мины и торпеды. Транспортировщики (длина около 7 м, ширина 0,8 м, вес 2 т) имеют дальность плавания 50 миль при скорости хода 3,5 узла, полезную нагрузку 270 кг и 50 кг, снабжены взрывателями с часовым механизмом. Торпедные аппараты заряжаются американскими малогабаритными торпедами Мк37.
Подводная лодка имеет следующие варианты вооружения: два транспортировщика, каждый из которых несет большую мину, и восемь малых мин, размещенных в надстройке: шесть больших мин (вместо транспортировщиков) и восемь малых, которые доставляются к месту постановки боевыми пловцами; две торпеды, принимаемые вместо транспортировщиков или больших мин, и восемь малых мин в надстройке.
Кроме того, место крепления транспортировщиков может быть использовано для размещения прочных водонепроницаемых контейнеров, загруженных боеприпасами и снаряжением для боевых пловцов. Эти контейнеры отбуксировываются в район действия с помощью надувной шлюпки".
Вернемся же к книге Боргезе, к тем ее страницам, где "черный князь" характеризует дух своих людей.
"Какая же внутренняя сила воодушевляла их и поддерживала? Что же делало этих людей так непохожими на многих других, отрешенными от личных материальных интересов? У них не было стремления к честолюбию; они не принимали даже искреннего признания их заслуг и избегали почестей и похвал. Богатство их не прельщало; они не получали никакой премии за свои подвиги. Они не получали и повышения в звании и должности, чего легче добиться сидя в министерстве. Не тщеславие руководило ими в стремлении быть участниками исключительных подвигов, поскольку на пути к цели их ждала смерть, а какая польза от того, что тебя отметят после смерти? Одно только вдохновляло их верность долгу!.. Это безграничное самопожертвование является результатом инстинктивного и глубокого чувства - любви к родине".
Девизом боевых пловцов Боргезе были слова: "За короля, за честь знамени!"
Раздел итальянского флота и передача Советскому Союзу, бывшему противнику, такого крупного корабля, как линкор "Джулио Чезаре", нанесли чувствительный удар по национальным амбициям фашиствующих патриотов.
"Ни один итальянский корабль не будет служить под флагом большевиков!" - заявил репортерам Боргезе. Меньше всего этого человека можно обвинить в пустом фразерстве. Угроза была брошена мастером подводных диверсий высшего класса, у которого не гнушались поучиться и кичливые моряки гитлеровского флота.
Заметим еще и такой факт. "Водители управляемых торпед, - пишет в своей книге Боргезе, - два раза в неделю прибывали в Специю, где с баркаса или с подводной лодки спускались в море и проводили в ночное время учение, включающее: подход к гавани; преодоление сетевых заграждений; скрытое плавание внутри гавани; сближение с целью; подход к подводной части судна; присоединение зарядного отделения торпеды и отход... Объектами для нападения были отдельные корабли, временно находившиеся в гавани. Вспоминаю, в частности, случай с линейным кораблем "Чезаре" (будущим "Новороссийском". - Н.Ч.). Водителям торпед удалось присоединить зарядные отделения незаметно для находившихся на борту корабля людей, хотя предварительно командование и вахтенные были предупреждены и поэтому элемент внезапности отсутствовал. Только когда на "Чезаре" после нескольких часов внимательного изучения поверхности моря скептически заключили: "Они не смогут этого сделать", вблизи борта показались шесть черных голов, и водители, сделав жест рукой, означающий "Все готово", исчезли в ночной темноте".
К этому надо добавить, что итальянские боевые пловцы знали в деталях не только подводную часть линкора "Новороссийска", но и севастопольские бухты, так как в 1942-1943 годах в Севастополе орудовало одно из подразделений флотилии Боргезе, оснащенное скоростными катерами и "карманными" подводными лодками типа СВ.
"В начале пятидесятых годов, - пишет из Минска читатель "Правды" В.П. Филиппенко, - среди отдыхающих в крымских международных санаториях ("Коммунар" и "Красное знамя" в Мисхоре) бывало немало итальянских граждан. И отличались они от других гостей не только молодостью и здоровьем, но и повышенным интересом к подводному плаванию. Мы, крымские мальчишки (я жил и учился тогда в Алупке), с завистью смотрели на их подводное снаряжение. У них мы впервые увидели маски, ласты, акваланги и т. д. Под видом интереса к подводной фауне и флоре Крыма они свободно разъезжали по всему Крымскому побережью".
Таким образом, к покушению на линкор люди Боргезе были готовы и морально, и технически. К нашей великой беде, их задача упрощалась еще и преступным небрежением, с которым неслась охрана подступов к Севастополю с моря. Контр-адмирал Бондарь привел некоторые факты, которые подтверждают в своих письмах и другие моряки.
"Корабль дозора (большой охотник), - пишет из Ленинграда офицер запаса М.В. Богданов, - несший охрану входа в главную базу, 28 октября был отозван со своей позиции в район Лукула и Бельбека для обеспечения полетов ночной авиации".
Как удалось уточнить, большой охотник с гидролокатором на борту вернулся в свой район лишь в 0 часов 17 минут 29 октября, то есть за час с небольшим до взрыва. Практически вход в севастопольскую гавань не охранялся почти весь день. Дозорный корабль покинул свою позицию рано утром - в 5 часов 50 минут.
Как бы в оправдание прислал письмо бывший замполит того злосчастного большого охотника капитан-лейтенант в отставке В. Юдин.
"Незадолго до происшествия наш корабль вышел на боевое дежурство в точку... что находится на выходе из бухты. В те времена мы несли дежурство по десять суток с задачей перекрывать фарватеры и подходы к главной базе средствами акустики и визуального наблюдения. Там дежурят и сейчас...
28 октября рано утром мы получили от оперативного дежурного по флоту неожиданный приказ: выйти в район Качи на обеспечение полетов авиации. Полеты кончились в 16.00, но приказа вернуться в точку дежурства все не было и не было, несмотря на наши запросы.
И только глубоким вечером мы получили приказ о возвращении. Далеко за полночь мы пришли в свою точку. Не успели отдать якорь, как с Константиновского рейдового поста нам передали светосемафором, а потом по радио: "Идти к "Новороссийску" спасать людей".
Рванули в бухту. В бухте стояли крейсера и мощными кормовыми прожекторами освещали место трагедии. Линкор плавал вверх килем. В носовой части перед броневым поясом зияла огромная пробоина. В воде уже никого не было...
Спустя некоторое время в главную бухту ворвался весь наш охранный дивизион. "Охотники" ринулись в Южную и Северную бухты на поиск подводных лодок".
Еще одно письмо, из Севастополя. От ответственного секретаря Военно-научного общества при Доме офицеров флота капитана 2-го ранга в отставке С. Соловьева.
"К моменту тех трагических событий я служил в Севастополе в должности командира маневренной гидрографической партии и 29 октября 1955 года по тревоге был направлен к месту катастрофы на ГПБ (гидрографический промерный бот). Это было уже утром, около 8 часов, когда линкор плавал вверх килем. Наш бот задержали при выходе из Южной бухты, пропустив к линкору только катер начальника Гидрографической службы Черноморского флота капитана 1-го ранга И.А. Наумова. Возвратившись, начальник ГС ЧФ дал приказание капитану 2-го ранга Н.Н. Прокопчуку следовать к носовой части линкора и производить промер на предмет обнаружения воронки от взрыва, а мне определить координаты носа и кормы методом обратной засечки. Подойдя к опрокинутому линкору со стороны Черной речки, ГПБ пришвартовался к стоящему у борта водолазному катеру. Перейдя через катер, я оказался на днище линкора и приступил к выполнению своего задания. От днища до уреза воды в тот момент было около 3-4 метров. На днище находился начальник Аварийно-спасательной службы (АСС) ЧФ капитан 1-го ранга Кулагин с группой своих специалистов и заводчан. Со стороны выхода в море к опрокинутому "Новороссийску" были пришвартованы три спасательных судна. С их кормы были заведены шланги, которые уходили в воду под линкор. Общее впечатление от увиденного было гнетущее - беспомощность и отсталость, полное несоответствие спасательных средств стоящей перед АСС задаче. Офицер-водолаз готовился проникнуть внутрь линкора через кингстон, рабочие пытались автогеном прорезать отверстия в днище по указанию специалистов в комбинезонах, ходивших с чертежами... Эта картина напоминала возню лилипутов с Гулливером. После определения по береговым опорным пунктам заданных мне точек я установил, что корма находится в 130 метрах от набережной госпиталя. Полученные результаты были переданы в штаб флота, где мне потом поручили подготовить на плане севастопольской бухты картинку положения линкора, а затем в кабинете начальника противоминного отделения И.П. Попова поручили проверять отчеты по навигационно-гидрографическому обеспечению боевого траления бухт Севастополя, правильно ли вычислены среднеквадратические ошибки заданного перекрытия тральных галсов. В это время в кабинет приносили поднятые со дна в районе взрыва предметы, которые могли быть частями взорвавшейся мины. Ничего похожего - со свежими изломами - не было: все было старое, ржавое.
