Последовало распоряжение затопить погреба второй башни и прилегающие к ним погреба 130-мм орудий, чтобы перегородить корабль. Для этого нужно было проникнуть в заваленную трупами батарейную палубу, куда выходили штоки клапанов затопления, где бушевало пламя, клубились удушливые пары и каждую секунду могли сдетонировать заряженные взрывами погреба.

Старший лейтенант Пахомов (трюмный механик) с беззаветно отважными людьми вторично ринулся туда. Растаскивали обугленные, обезображенные тела, грудами завалившие штоки, причем руки, ноги, головы отделялись от туловищ. Пахомов со своими героями освободили штоки и наложили ключи, но в этот момент вихрь сквозняка метнул в них столбы пламени, превратив в прах половину людей. Обожженный, но не сознающий страданий, Пахомов довел дело до конца и выскочил на палубу. Увы, его унтер-офицеры не успели... Погреба сдетонировали, ужаснейший взрыв захватил и разметал их, как осенняя вьюга опавшие листья...

В некоторых казематах застряли люди, забаррикадированные лавой огня. Выйди - сгоришь. Останешься - утонешь. Их отчаянные крики походили на вопли безумцев. Некоторые, попав в капканы огня, стремились выброситься в иллюминаторы, но застревали в них. По грудь висели над водой, а ноги в огне.

Между тем в седьмой кочегарке кипела работа. Зажгли в топках огни и, выполняя полученное приказание, подымали пары. Но крен вдруг сильно увеличился. Поняв грозящую опасность и не желая подвергать ей своих людей, но полагая все же, что нужно поднимать пар - авось пригодится, - мичман Игнатьев крикнул:

- Ребята! Топай наверх! Ждите меня у антресолей. Понадобитесь позову. Я сам перекрою клапана.

По скобам трапа люди быстро вскарабкались наверх. Но в этот момент корабль опрокинулся. Только первые успели спастись. Остальные вместе с Игнатьевым остались внутри... Долго ли жили они и чего натерпелись в воздушном колоколе, пока смерть не избавила их от страданий?

Много позже, когда подняли "Марию", нашли кости этих героев долга, разбросанные по кочегарке..."

Всего на линкоре погибло 216 человек.

Жертв могло быть и больше, если бы часть экипажа не творила утреннюю молитву в корме корабля.

Седьмого октября 1916 года город и крепость Севастополь были разбужены взрывами, разнесшимися над притихшей гладью Северной бухты.

Люди бежали к гавани, и их глазам открывалась жуткая, сковывающая холодом сердце картина. Над новейшим линейным кораблем Черноморского флота - над "Императрицей Марией" поднимались султаны черного дыма, разрезаемые молниями чередующихся почти в запрограммированной последовательности взрывов.

В те страшные минуты было не до хронометража событий, но позднее, по записям в вахтенном журнале стоящего неподалеку от "Марии" линкора "Евстафий", можно было проанализировать последовательность происходящего:

"6 часов 20 минут - На линкоре "Императрица Мария" большой взрыв под носовой башней.

6 часов 25 минут - Последовал второй взрыв, малый.

6 часов 27 минут - Последовали два малых взрыва.

6 часов 30 минут - Линкор "Императрица Екатерина" на буксире портовых катеров отошел от "Марии".

6 часов 32 минуты - Три последовательных взрыва.

6 часов 35 минут - Последовал один взрыв. Спустили гребные суда и послали к "Марии".

6 часов 37 минут - Два последовательных взрыва.

6 часов 47 минут - Три последовательных взрыва.

6 часов 49 минут - один взрыв.

7 часов 00 минут - Один взрыв. Портовые катера начали тушить пожар.

7 часов 08 минут - Один взрыв. Форштевень ушел в воду.

7 часов 12 минут - Нос "Марии" сел на дно.

7 часов 16 минут - "Мария" начала крениться и легла на правый борт".

Откроем книгу капитана 2-го ранга А. Лукина "Флот", изданную в Париже в 1931 году на русском языке:

"В 6 ч. 10 м. утра, когда день еще только просыпался, громовой, потрясающий удар грохнул над рейдом.

Черно-огненная туча, словно сверкающая зарницами гроза, низко нависла над рейдом. Стоял гул, точно от канонады...

- По орудиям!! Боевая тревога!! - пронесся над флотом призывный клич.

Думали, что прокравшиеся вслед за кораблями на рейд германские подводные лодки, залегшие на ночь на дно, с рассветом атаковали "Марию" и сейчас атакуют флот.

Быстроходные катера, моторы, буксиры, пожарные и спасательные суда всё бросилось на рейд..."

Телеграмма А.В. Колчака начальнику Генерального морского штаба адмиралу А.И. Русину.

Секретно № 8997

7 октября 1916 г.

"Пока установлено, что взрыву носового погреба предшествовал пожар, продолжавшийся ок. 2 мин. Взрывом была сдвинута носовая башня. Боевая рубка, передняя мачта и труба взлетели на воздух, верхняя палуба до второй башни была вскрыта. Пожар перешел на погреба второй башни, но был потушен. Последовавшим рядом взрывов, числом до 25, вся носовая часть была разрушена. После последнего сильного взрыва, ок. 7 час. 10 мин., корабль начал крениться на правый борт и в 7 час. 17 мин. перевернулся килем вверх на глубине 8,5 сажень. После первого взрыва сразу прекратилось освещение и нельзя было пустить помпы из-за перебитых трубопроводов. Пожар произошел через 20 мин. после побудки команды, никаких работ в погребах не производилось. Установлено, что причиной взрыва было возгорание пороха в носовом 12-дм погребе, взрывы снарядов явились как следствие. Основной причиной может быть только или самовозгорание пороха или злоумышление. Командир спасен, из офицерского состава погиб инженер-механик мичман Игнатьев, нижних чинов погибло 320. Присутствуя лично на корабле свидетельствую, что его личным составом было сделано все возможное для спасения корабля. Расследование производится комиссией.

Колчак".

Телеграмма адмирала А.И. Русина

Д.В. Ненюкову № 12698 11 октября 1916 г.

"Минмор* испрашивает соизволения Его величества выехать в четверг в Севастополь. В этот день возвращается адмирал Муравьев. По дошедшим отзывам, личный состав "Марии" вел себя героически. Не благоугодно ли будет Его величеству соизволить повелеть минмору наградить высочайшим именем по отзыву адмирала Колчака раненых и пострадавших Георгиевскими медалями.

Русин".

Начальник морского управления Царской ставки контр-адмирал А.Д. Бубнов вспоминал:

"Гибель "Императрицы Марии" глубоко потрясла Колчака.

Со свойственным ему возвышенным пониманием своего начальнического долга, он считал себя ответственным за все, что происходило на флоте под его командой, и потому приписывал своему недосмотру гибель этого броненосца, хотя на самом деле тут ни малейшей вины его не было. Он замкнулся в себе, перестал есть, ни с кем не говорил, так что окружающие начали бояться за его рассудок. Об этом начальник его штаба немедленно сообщил по прямому проводу нам в Ставку.

Узнав об этом, государь приказал мне тотчас же отправляться в Севастополь и передать А.В. Колчаку, что он никакой вины за ним в гибели "Императрицы Марии" не видит, относится к нему с неизменным благоволением и повелевает ему спокойно продолжать его командование.

Прибыв в Севастополь, я застал в штабе подавленное настроение и тревогу за состояние адмирала, которое теперь начало выражаться в крайнем раздражении и гневе.

Хотя я и был по прежним нашим отношениям довольно близок к А.В. Колчаку, но, признаюсь, не без опасения пошел в его адмиральское помещение; однако переданные мною ему милостивые слова Государя, возымели на него чрезвычайно благотворное действие, и после продолжительной дружеской беседы он совсем пришел в себя, так что в дальнейшем все вошло в свою колею и командование флотом пошло своим нормальным ходом".

Из письма А.В. Колчака И.K. Григоровичу (не ранее 7 октября 1916 г.)

Ваше высокопревосходительство, глубокоуважаемый Иван Константинович.

Позвольте принести Вам мою глубокую благодарность за внимание и нравственную помощь, которую Вы оказали мне в письме Вашем от 7-го сего октября. Мое личное горе по поводу лучшего корабля Черноморского флота так велико, что временами я сомневался в возможности с ним справиться. Я всегда думал о возможности потери корабля в военное время в море и готов к этому, но обстановка гибели корабля на рейде и в такой окончательной форме действительно ужасна. Самое тяжелое, что теперь осталось и вероятно надолго, если не на всегда, - это то, что действительных причин гибели корабля никто не знает и все сводится к одним предположениям. Самое лучшее было бы, если оказалось возможным установить злой умысел - по крайней мере было бы ясно, что следует предвидеть, но этой уверенности нет и никаких указаний на это не существует. Ваше пожелание относительно личного состава "Императрицы Марии" будет выполнено, но я позволю высказать свое мнение, что суд желателен был бы теперь же, т.к. впоследствии он потеряет значительную долю своего воспитательного значения..."