Торпедный отсек поражает своим объемом и размером с баскетбольную площадку. Только вместо корзин - задние крышки торпедных аппаратов, а вместо мячей - округлые "головы" стеллажных (запасных) торпед. Они заполняют все свободное пространство в три яруса. Тяжеленные "сигары" висят над головой, зажатые в струбцины. Так и кажется - рухнут от любого толчка.
- Не рухнут... - усмехается мой провожатый. - А если и рухнут - не взорвутся.
Я ему верил, сам знал случаи, когда при погрузке торпеды падали на причал - и ничего.
- Значит, и те, что были на "Курске", тоже не могли сдетонировать от удара лодки о грунт?
- Что те, что эти - не могли. Однозначно.
С отцом замкомдива, Михаилом Поведёнком, который возглавлял в свое время штаб нашей бригады, мы не раз выходили на этот же самый полигон, где лежит теперь "Курск". Именно поэтому я и спросил его сына:
- Леонид, ты можешь сказать мне, как сказал бы отцу родному, почему там рвануло? Доработчики намудрили?
- Как отцу родному скажу - доработчики ни в чем не виноваты. Военпред и инженер находились на борту вовсе не из-за того, что, как теперь пишут, испытывалась "сверхмощная ракетоторпеда", а потому, что по долгу службы они были обязаны присутствовать при стрельбе модернизированной торпедой, на которой дорогие по нынешним временам серебряно-цинковые аккумуляторы заменены на более дешевые.
- Вот тут-то домохозяйки из Уфы и скажут: "не туда проводочки тыркнули".
- К сведению женщин, занятых домашним хозяйством: все торпеды готовят к применению на береговых торпедно-технических базах, проще говоря, в арсеналах. На кораблях никогда ни ракеты, ни торпеды не вскрывали, не вскрывают и вскрывать не будут. Ни один командир не позволит даже главному конструктору "изделия" копаться в оружии на борту лодки. Все данные для стрельбы вводятся в торпеду или ракету дистанционно, минуя человеческое вмешательство извне.
На учениях боевыми торпедами и ракетами никто не стреляет. Это было накладно даже в советские времена, а сегодня особенно, так как даже самая простенькая торпеда стоит столько, сколько хороший "джип". Поэтому все "стреляные" торпеды вылавливаются специальными кораблями-торпедоловами, переснаряжаются в арсеналах и снова поступают на лодки. Тем более не поставили бы боевое зарядное отделение на экспериментальную торпеду - она нужна для изучения, а не для подрыва.
Даже если в арсенале неправильно приготовили торпеду - "тыркнули проводки не туда", то взрыв бы произошел на берегу, а не в море. И потом рванул бы двигатель торпеды, а не ее заряд. Мощности взрывов несоизмеримо разные. Стенки торпедных аппаратов на "Курске" толще, чем обычные, поскольку рассчитаны на давление полукилометровой глубины. Они ослабили бы взрыв двигателя...
- Так почему же тогда рвануло?
- Если честно - не знаю...
Я не сомневался в искренности слов капитана 1-го ранга Леонида Поведёнка. Если бы он знал что-то сверх того, что "положено говорить", он бы сказал с оговоркой "не для прессы".
В тот же день мне довелось встретиться с начальником минно-торпедного управления Северного флота и я задал ему тот же самый вопрос - могли бы сдетонировать торпеды "Курска" от удара о грунт. Он ответил не сразу, видимо, решая - говорить, не говорить.
- "Морская смесь", которая используется в боевых зарядных отделениях, достаточно устойчива к ударам. Но в боекомплекте "Курска" была одна торпеда, взрыватель которой мог сработать от удара о грунт. Рванула она рванули и все остальные... Отсюда такое мощное разрушение первого отсека.
Глупо возмущаться тем, что на подводный крейсер загрузили какую-то одну особо опасную торпеду. В патронташе охотника не все патроны одинаковы - один с дробью, другой с картечью. Так и на лодке - у разных торпед свое предназначение, свой тип взрывателя. Важно понять, что второй взрыв, который-то и погубил корабль, был следствием первого "сейсмического события", как называют ученые первый удар, записанный самописцами приборов. На норвежской сейсмограмме его отметка так и помечена - "small evеnt" "малое событие". Между ним и мощным взрывом - две минуты 15 секунд. Что инициировало это "малое событие"?
Мы идем в корму через все десять отсеков - туда, где расположен аварийно-спасательный люк, точно такой же, над которым бились и наши, и норвежские спасатели. Пробираемся сквозь бесконечные межпереборочные лазы, коридоры, трапы, шлюзовые камеры, проходы... Пришли. Вот он самый маленький из всех отсеков. Над головой - нижний обрез выходной шахты. Под ним вертикальный приставной трап. Поднимаюсь по нему, влезаю в тесную - в рост человека - стальную трубу. Фактически это шлюз. Чтобы выйти в снаряжении на поверхность, надо задраить нижний люк, затопить замкнутое пространство, сравняв в нем давление с забортным, и только тогда откроется верхний люк, если он не заклинен и если не поврежден запор. При стоянке в базе нижний люк всегда открыт и вертикальный трап к нему не пристыкован. В море нижний люк закрыт и трап снят. Если водолазы обнаружат в кормовом отсеке трап пристыкованным, значит, в корме оставались живые люди, которые пытались выйти наверх...
Возвращаемся обратно - через жилой, турбинный, реакторный отсеки. Шарю глазами по подволоку - вот здесь и там могли бы быть воздушные подушки, в которых укрывались уцелевшие после взрыва подводники. Вот посверкивают "нержавейкой" бачки с аварийным запасом продуктов и пресной воды. Но, похоже, "курянам" не пригодились ни шоколад, ни галеты...
Заглядываем в зону отдыха. Тут сауна, небольшой бассейн, гостиная с успокаивающими душу сельскими пейзажами на фотослайдах. Птичьи клетки... Здесь птицы не поют.
- Почему птиц нет? - спрашиваю матроса, отвечающего за зону отдыха.
- Сдохли... Хотя по нормам Министерства обороны птицы на подводных лодках должны жить не менее двух лет.
- Наверное, они об этом не знают, потому и дохнут...
Не любят птицы жить под водой. Это только человек на все способен.
В кают-компании "Воронежа" на полке стояла стопка "шила", прикрытая ржаным ломтиком - в память о товарищах по опустевшему причалу.
Выбираемся на палубу. Боже, как блаженно дышится под небом Заполярья.
Общее впечатление о корабле: ладно скроен и крепко сшит. Надежен. Комфортабелен. Не могу представить его беспомощно лежащим на грунте. Но он лежит именно так...
Почему?
Глава четвертая
"Я НИКОГДА НЕ ВОЗВРАЩАЛСЯ С ПРИСПУЩЕННЫМ ФЛАГОМ!"
Есть только один человек, который знает о трагедии "Курска" больше всех, - это командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов. Еще до всех этих печальных событий я встречался с ним не один раз. Мы с ним полные ровесники - даже родились в один месяц - в ноябре. К тому же земляки по Вологде, куда уходит один из корней моей отцовской линии.
Командовать самым мощным флотом России - Северным - адмирала Попова назначил Президент и благословил Патриарх Всея Руси. Сюда, на север, Попов пришел еще курсантом и все свои офицерские, адмиральские звезды "срывал" здесь: то в Атлантике, то подо льдом, то под хмурым небом русской Лапландии. Он родился под Ленинградом - в Луге осенью первого послевоенного года в семье офицера-артиллериста, прошедшего с боями всю войну.
25 дальних плаваний совершил Вячеслав Попов на подводных лодках. Последние 15 в качестве командира корабля и старшего на борту. В общей сложности - восемь лет под водой. Оба его младших брата - Владимир и Алексей - тоже моряки-подводники, каждый откомандовал атомным подводным крейсером. Такой династии на Северном флоте и не припомнится: три брата, три командира, три подводника. Старший - Вячеслав - старший и по званию: трехзвездный адмирал.
Лучшие годы своей жизни адмирал Попов отдал Северному флоту, он подводник - до мозга костей. Один только штрих из его командирской биографии: подводный крейсер вышел на ракетные стрельбы. Вдруг во время предстартовой подготовки в прочный корпус стала поступать забортная вода. Сорвать ракетную атаку и объявлять аварийную тревогу? Кто-нибудь другой так бы и поступил. Капитан 1-го ранга Попов принял решение сначала дать залп, а потом бороться за живучесть. Именно так бы пришлось действовать на войне. Он успел выпустить ракету и спасти корабль. В память о той "интересной стрельбе в нестандартных условиях" - один из орденов на его черной тужурке.