Капитан-лейтенант В.В. Марченко:

- Я настольно был уверен, что у нас в погребах все нормально, и первое, о чем подумал, - бензоцистерна. Она взорвалась... Однако для бензина взрыв слишком сильный. Бросился в первую башню. Она ближе всех к месту взрыва и потому вся была облеплена илом. Прямо перед дульными срезами орудий - кратер развороченной палубы, шпили* - на сторону...

Решил осмотреть погреба и башни носовой группы. Вызвал старшину команды подачи 1-й башни Захарова и дежурного по башне, спустился с ними на броневую палубу к люкам снарядного и зарядного погребов. Люки были целы, но вода уже переливала через комингс и затопила их крышки. Открывать нельзя. Тогда мы взбежали на верхнюю палубу и влезли в башню, спустились в перегрузочные отделения-"этажи" и через специальные жаропрочные иллюминаторы заглянули в погреба. Там горело аварийное освещение, и мы увидели, что снаряды и заряды - слава богу! - спокойно лежат в стеллажах, в погребах чисто и сухо. Надо ли говорить, какой камень отвалил от сердца?..

Почему я так подробно об этом говорю? Да потому, что первое, что всем приходило в голову, - взрыв боезапаса. Накануне мы выгружали часть боекомплекта, и потому у всех, наверное, осталась в памяти опасность этой работы. Тем более что взрывчатые вещества в снарядах были старые, еще итальянские... Тут и аналогия с "Императрицей Марией" сработала (там ведь именно погреба рванули). В общем, так начальству и доложили, так и в Москву пошло, так и Хрущеву сообщили... Тот распорядился: "Виновных - под суд!"

Самое страшное на флоте - это передоклад. Начальство не любит, когда подчиненные берут свои слова обратно: "Ах, извините, мы ошиблись!"

Короче говоря, меня "назначили" виновником взрыва, и следователи - это были еще те ребята, не забывайте, после смерти Сталина не прошло и трех лет, - повели дело к взрыву погребов...

Положение Марченко было преотчаянным: из огня взрыва он попал в полымя допросов. Ему не верили, его не хотели слушать, ему подсовывали протоколы с его переиначенными показаниями. Марченко их не подписывал. В десятый, а может, в сотый раз его спрашивали:

"Как вы могли допустить взрыв боезапаса?" - "Боезапас цел!" - "Ну, это еще надо доказать..."

Доказать это можно было, лишь подняв корабль. На подъем должно было уйти не меньше года. Следователи не могли столько ждать. Виновник сидел перед ними. Да и что могло так взорваться, как не артпогреба главного калибра?!

Капитан-лейтенант В.В. Марченко:

- Мне пришлось побывать почти во всех подкомиссиях, образованных по версиям взрыва (боезапас, диверсия, мина, торпеда...) В каждой из них беседу со мной начинали с одного и того же предложения: "Расскажите о причине взрыва боезапаса главного калибра". И каждый раз приходилось рассказывать и доказывать, что с боезапасом все в порядке. На мое счастье (да и на свое, конечно, тоже), остались в живых старшины башен, с которыми я осматривал погреба. Однако нам не хотели верить. Опрокинутый корабль скрылся под водой, признаков наружного взрыва еще не обнаружили. Меня просто убивало это упорное желание доказать недоказуемое - взрыв боезапаса.

Вскоре меня доставили на заседание Правительственной комиссии. Я сидел на стуле посреди большой комнаты. Кажется, это был кабинет командующего флотом... Председатель Правительственной комиссии по расследованию причин гибели линкора зампредсовмина СССР генерал-полковник В.А. Малышев начал разговор таким образом:

- Мне доложили председатели подкомиссий, что вы упорно отрицаете взрыв боезапаса главного калибра. Расскажите, на основании каких фактов вы это отрицаете...

Я рассказал все, что видел, и все, что делал в ту страшную ночь. Рассказал, как со старшинами башен обследовал погреба...

Вижу по лицам - не верят... Вдруг на подоконнике зазвонил полевой телефон. Трубку снял Малышев.

- Что? Воронка? Радиус четырнадцать метров? Листы обшивки загнуты внутрь?...

Это звонили водолазные специалисты. Они обследовали грунт в районе якорной бочки и пришли к бесспорному выводу - взрыв был внешний...

Малышев подошел ко мне и пожал руку:

- От имени правительства СССР выношу вам благодарность за грамотные действия!

- Служу Советскому Союзу!

Лечу вниз по лестнице как на крыльях.

У выхода меня поджидал капитан-лейтенант, который на машине доставил меня из учебного отряда в штаб флота. Я думал, что теперь он отвезет меня обратно, сел с легким сердцем, но машина остановилась у здания особого отдела флота. Поднялись.

Следователь по особо важным делам - подполковник - кладет передо мной лист бумаги: "Напишите, как вы могли допустить взрыв боезапаса... Взорвался - не взорвался, Никите Сергеевичу уже доложено... Ваше дело сознаться".

И хотя мне уже было объявлена высокая благодарность, я вдруг почувствовал, что пол уходит из-под ног. В который раз стал рассказывать, где был и что видел... Стенографистка исправно строчила за мной, но, когда приносили отпечатанный на машинке текст, я обнаруживал в нем такие фразы, какие не говорил да и не мог говорить... Вдруг на столе следователя зазвонил телефон. Выслушав сообщение, подполковник положил трубку.

- Да, вы правы, - произнес он. - Боезапас здесь ни при чем.....

Однако отпускать меня он не спешил. Стал расспрашивать о поведении моряков на корабле и в воде. Потом рассказал о ходе следствия по другим версиям...

Теперь передо мной сидел совсем другой человек - обаятельный, остроумный, наблюдательный...

"Спокойно, ребятки! Спокойно!.."

В половине второго ночи линкор "Новороссийск" вздрогнул от подводного удара. Взрыв сверхмощной силы пробил восемь палуб - из них три броневые - и огненным форсом взметнулся перед дульными срезами первой - трехорудийной башни главного калибра...

Об этом больно писать... Взрыв пришелся на самую людную часть корабля: на кубрики, где спали матросы электротехнического дивизиона, боцманской команды, музыканты, артиллеристы, а также только что прибывшие новички...

Командир артиллерийской боевой части линкора "Новороссийск" капитан 3-го ранга (ныне капитан 1-го ранга в отставке) Ф.И. Тресковский:

- Как нарочно, за сутки до взрыва на корабль прибыло пополнение двести человек. Это были бывшие солдаты из Киевского военного округа, их перевели к нам в связи с переходом армии и флота на более короткие сроки службы (армия - три года, флот - четыре). Многие из них были еще в армейских сапогах. Конечно, корабля они не знали и сразу же попали в такую переделку, из которой и бывалому моряку не просто выйти...

Мы накормили их ужином, хотя у них и продаттестатов еще не было. Сербулов, помощник, добрая душа, сумел всех накормить... Для многих этот ужин оказался последним. На ночь новичков разместили в шпилевом помещении, это в носовой части корабля... Как раз именно там и рванул взрыв. Полусолдаты-полуматросы, они были в большинстве кавказскими горцами и плавать не умели...

Старшина 1-й статьи Л.И. Бакши:

- Столб взрыва прошелся через наш кубрик, метрах в трех от моей койки... Когда я очнулся - тьма кромешная, рев воды, крики, - первое, что увидел: лунный свет, лившийся через огромную рваную пробоину, которая, как шахта, уходила вверх...

Я собрал все силы и закричал тем, кто остался в живых:

"Покинуть кубрик!" Посмотрел вверх, увидел сквозь пробоину Сербулова. Помощника. Он стоял над проломом, без фуражки, обхватив голову, и повторял:

- Ребятки, спокойно... Спокойно, ребятки!.. Спокойно!..

Мы его любили, звали между собой "Покрышкин". Когда он появлялся на верхней палубе, кто-нибудь давал знать: "Покрышкин в воздухе!" Помощник был весьма строг по части корабельных правил и, если замечал, что кто-то сидит на крашеном железе, на кнехтах или трапе, шлепал по мягкому месту цепочкой от ключей. Он всегда покручивал ее вокруг пальца... У него это так по-домашнему выходило. Никто на него не обижался. Уважали очень за то, что корабль знал, как никто другой...