Маленькая деталь: бутылка с минеральной водой была извлечена из аварийного продовольственного "бачка". Раньше в его комплект входили банки с консервированной питьевой водой. Теперь такие "консервы" на флот не поставляют, как и многое другое. Но без аварийного запаса питьевой воды в море не выпустят. Поэтому офицеры сбрасываются из скромных своих жалований и сами покупают необходимые "расходные материалы". Так пластиковая бутылка попала в девятый отсек...

Итак, на "Курск" был высажен мощный "прокурорский десант". Сорок следователей-криминалистов и десять экспертов из военных прокуратур сутками напролет вели тяжелую и опасную работу внутри искореженного многоярусного лабиринта, порой сильно загазованного, порой забитого илом, хламом, залитого машинным маслом, в котором то тут, то там находят мертвые тела, либо их части...

"Нечеловеческая сила в одной давильне всех калеча..." - будто про "Курск" сказал когда-то поэт. Что вырвало из-под контроля эту нечеловеческую силу и направило внутрь корабля, сказать пока никто не может. Все три версии, выдвинутые Государственной комиссией по расследованию причин и обстоятельств гибели атомной подводной лодки, оставались в силе, меняя лишь места на шкале вероятности. Однако "версия столкновения не исключает версии взрыва" - как справедливо заявил старший следователь Артур Егиев.

На очередной пресс-конференции в Мурманске Главнокомандующий ВМФ России адмирал флота Владимир Куроедов сказал:

- Нам более-менее ясно, как развивались события на "Курске" с первой секунды взрыва. Но нет ничего такого, чтобы вывело нас на события до этой первой секунды.

А в этом и кроется разгадка подводной катастрофы. Сомнительно, что извлеченные самописцы прольют на нее свет. Правда, благодаря этим "регистраторам" удалось установить, что реакторы были заглушены не только автоматикой, но и вручную, благодаря усилиям тех, кто уцелел после огненного урагана, пронесшегося по носовым отсекам.

Неизвестно, что назвали телерепортеры "вахтенным журналом", который обнаружили криминалисты. На подлодке много всевозможных эксплуатационных, аппаратных журналов. Все они регистрируют лишь параметры и режимы работы тех или иных агрегатов. Самый главный вахтенный журнал ведется в центральном посту, именно в него записываются все команды и все доклады с постов, он и есть тот самый "черный ящик" для объективного контроля за действиями экипажа. Но мы все видели, во что превратился второй отсек. Сохранился ли в том аду хоть один бумажный листок? Да и успел ли вахтенный центрального поста внести в журнал хоть какие-то записи? Ведь у него тоже на все про все оставалось 135 секунд... К тому же некоторые эксперты полагают, что первый взрыв был достаточно силен, чтобы оглушить, контузить всех, кто находился в центральном посту.

В те октябрьские дни в Санкт-Петербурге проходила традиционная встреча бывших подводников-северян под эгидой адмирала Аркадия Михайловского, возглавлявшего в годы "холодной войны" Северный флот, и командира некогда гремевшей по морям и океанам 4-й эскадры подводных лодок контр-адмирала в отставке Льва Чернавина. Разумеется, речь на встрече зашла о "Курске". Вороша свой немалый морской опыт, офицеры и адмиралы пытались связать новые факты, сообщенные генеральным прокурором, с тем, что уже было известно. Единства мнений не было. Но именно в жарких спорах возник своего рода "фоторобот" катастрофы. В самых общих чертах выглядит он так: обнаружив в ходе учений иностранную подводную лодку на своем полигоне, капитан 1-го ранга Лячин дал приказ подвсплыть на перископную глубину, чтобы донести об этом по радио. Следившая за "Курском" субмарина, потеряв гидроакустический контакт с подводным крейсером (прогретые за лето верхние слои воды мешали распространению звуковых волн), попыталась восстановить его и тоже начала подвсплытие. В результате непредсказуемого взаимного маневрирования подлодка-разведчица задела "крылом" кормового стабилизатора носовую часть "Курска", деформировала один из торпедных аппаратов и прочертила дальше по обшивке ту борозду, которая прошла ниже ватерлинии до середины второго отсека (излетная часть этого следа была показана в телерепортаже). В корпусе боевой ракетоторпеды, смятом в результате удара, произошло соединение топлива с окислителем: вспышка, пожар - тот самый первый взрыв, который зафиксировался на лентах сейсмографов как "малое событие". Через 135 секунд - второй сверхмощный взрыв...

Корреспондентка популярной газеты задала вопрос старшему следователю по особо важным делам подполковнику юстиции Артуру Егиеву:

- Между первым и вторым взрывами разница около двух минут. Что можно успеть сделать за это время?

- Единственное, что некоторые успели сделать, - это натянуть на себя "идашки" (индивидуальный дыхательный аппарат), а те, кто в последних отсеках, успели перебраться в девятый. Люди в первых отсеках были живы очень недолгое время. Быстрая смерть.

А вот в седьмом отсеке уцелели и стекла на приборах и даже некоторые лампы дневного света. Уцелели люди, которые потом вынуждены были перейти в девятый отсек, отсек-убежище, который оказался дьявольской западней. Судебно-медицинская эскпертиза доказала со всей определенностью: в корме подводники группы капитан-лейтенанта Колесникова жили не более восьми часов. За это время трое из них успели написать свои прощальные записки: сам Колесников, капитан-лейтенант Аряпов и старший мичман Борисов.

"...В четвертом отсеке моряки были одеты в средства индивидуальной защиты, в подводные костюмы, которые позволяют некоторое время дышать автономно, - сообщали следователи. - Все тела располагались головой в сторону пятого отсека, то есть создается впечатление, что они пытались перейти туда".

Здесь нужно внести уточнения. В те последние две минуты никто из носовых отсеков не устремлялся в кормовые. Все действовали так, как предписывает главный подводницкий закон: никто не имеет права покинуть аварийный отсек без команды. Скорее всего, сразу же после первого взрыва в отсеках стали вспыхивать короткие замыкания. Ведь электросети "Курска" были под напряжением. Эти "пожарчики" начали тушить так, как предписывают в таких случаях корабельные расписания. Люди первым делом натягивают индивидуальные дыхательные маски.

Пока непонятно, каким образом в четвертом оказалось восемнадцать человек - на шесть больше, чем положено по боевой тревоге. Быть может, "нештатная ситуация" в первом отсеке застала экипаж по "готовности-два, подводная", и тогда моряки бежали в носовые отсеки из пятого-бис, но не успели преодолеть четвертый? Второй взрыв накрыл их всех своей чудовищной мощью, избавив от тех мук, которые выпали тем, кто уцелел в корме. Возможно, именно взрывная волна и швырнула обитателей четвертого отсека головой к пятому.

С большим трудом приоткрываются детали подводной трагедии... Споры вокруг нее не утихают и вряд ли когда-нибудь стихнут.

"А были ли стуки из отсеков?" - все еще сомневаются многие читатели газет.

- Наверняка были, - отвечает мичман запаса Василий Перелевченко, оказавшийся однажды сам в подобной же стальной западне на затонувшей атомной подводной лодке К-429. - Я сам выстукивал в корпус морзянку, пока рука не онемела...

В одной из газет приведен такой "аргумент": "Статистика показывает: за тридцать лет в мире зафиксировано двадцать столкновений атомных подводных лодок. И ни одна из них не погибла при этом, боезапас от столкновений не взрывался, все лодки своим ходом возвращались на базу..." Замечательное суждение: эка невидаль - сталкивались атомоходы и будут сталкиваться, делов-то... Ничего страшного. Но есть не менее замечательная пословица раз на раз не приходится. И есть убийственный факт, приведенный другой столичной газетой: житель Подмосковья тридцать лет использовал в качестве наковальни старую авиабомбу времен войны. А на тридцать первый год под ударом его молотка она рванула...

После подъема "Курска" и визуального изучения повреждений легкого корпуса версия столкновения снова вышла на первый план. О том, что она наиболее вероятна, сообщил во всеуслышание человек, на которого в большей степени, чем на других членов Комиссии, был наложен обет молчания начальник Экспедиции Особого Назначения Герой России вице-адмирал Михаил Моцак: