Вода ударялась о стены набережной, заставляя их темнеть.

Он чувствовал за своей спиной шум листвы, зовущей его в свои объятия, но не двигался.

«Прочь!» – пронеслось в голове.

Сегодня ему это было не нужно.

Сегодня он был спокоен и по-настоящему умиротворен. К легкой тревоге, что гнездилась где-то под ребрами, он уже привык. Но теперь она не возьмет над ним верх. Теперь она стала слабее. Пусть даже только на этот вечер. Но он утолил ее жажду, и снова может наслаждаться жизнью.

«А жизнь ли это?» – подумал он и тут же сам себе усмехнулся.

В его родном городе он точно бы не смог жить так, на широкую ногу, как он это называл.

Он развернулся и зашагал дальше, разбрызгивая воду носами своих ботинок.

Нет, сегодня все было хорошо.

Он сбежал по каменным ступенькам, оглянулся по сторонам на «зебре» и перебежал через дорогу, ругая власти за недостаток светофоров.

Взбежав на тротуар, он снова оглянулся на лес. Тот закончился, под прямым углом убегая вглубь улицы. И тянулся вперед еще на несколько километров. В заборе, окаймляющем его, зияла дыра.

«Варвары, – подумал он. – Неужели так сложно пройти квартал до ворот?»

Он презрительно сплюнул себе под ноги и зашагал дальше.

– Шеф! Ну, наконец-то!

Голос ударил его по ушам, стоило ему открыть дверь. А яркий свет, заливающий небольшой офис с дюжиной подпирающих друг друга столов, ослепил, заставляя щуриться.

Привычным движением он снял шляпу и повесил ее на торчащий из стены крюк.

– Что у вас тут? – пробасил он на ходу и направился в свой кабинет.

– У нас убийство в северном Гроссвилле, шеф, – затараторил молодой парень в форме, которая была ему явно велика.

Тот бросился за ним по коридору и остановился в дверях.

Не обращая внимания на нервозность в голосе подчиненного, он уселся за свой стол и закинул на него ноги. Вода, стекающая на лежащие ровными стопками на столе бумаги, была прозрачной.

– Говори, – спокойно сказал он, заглушая учащающееся сердцебиение.

– Нам сообщили, – снова затараторил новенький. – Убийство. В Гроссвилле. В северном Гроссвилле.

Он потер рукой глаза, пытаясь собрать в кулак всю свою волю, чтобы не повысить тон. И, только когда заговорил, понял, что ему этого и не хотелось. Сегодня он был счастлив.

– Кто сообщил… Что за убийство… – лениво протянул он.

Этот город отличался от того, из которого он уехал, только ему перевалило за двадцать. Здесь убийства случались чуть не каждый день. Он к этому привык.

Но, наблюдая за дрожащим в нетерпении юнцом, он невольно вспомнил себя в его годы.

– Шеф! Шеф!

В кабинет влетел полицейский, отбросив к стене новенького.

– Дункан, – улыбнулся он. – Ты тоже про убийство?

Дункан, темнокожий рослый парень с татуировкой на массивной шее, оглянулся на дрожащего новенького и снова посмотрел на шефа.

– Да, – сказал он. Его глаза были широко распахнуты, и он все втягивал носом воздух, так шумно и раздражающе, что шеф на какой-то миг забыл, почему взял его на работу.

«Потому что он раскрывает дела», – напомнил он себе.

– Шеф, нужно ехать, – серьезно сказал Дункан. – Убийство в северном Гроссвилле. Собираются зеваки.

– Ладно, – ответил он, хлопнув ладонью по столу. – Говори.

Они вдвоем обошли испугано глядящего на них юнца и зашагали по коридору. Шеф шел впереди, но Дункан не отставал от него ни на шаг.

– Убита проститутка, – говорил Дункан.

– Опять? – устало спросил шеф и посмотрел в пол. Его промокшие насквозь ботинки все еще оставляли за собой влажную дорожку. – Их убивают постоянно, – отмахнулся он.

– Шеф, мне позвонила Килли.

– Твой информатор?

– Именно. Она говорит, там кровавая баня. Похоже на работу нашего маньяка.

Шеф остановился и повернулся к напарнику.

– Тот Мясник? – спросил он, подняв брови. И тут же хмыкнул. – Мясник из Оушенсайда работает только в Оушенсайде. Кто бы там ни был – это не он. И не наша забота. Пусть местные копы с ним разбираются.

– Но, шеф! – снова заговорил Дункан нагоняя его. – Это его почерк. Неужели отдадим его этим простофилям? Они же там ничего не найдут!

Шеф подошел к кофеварке, клацнул кнопкой включения и повернулся к Дункану.

– Шеф, я точно вам говорю: это он. Что мешает нам просто взглянуть?

Шеф недовольно поджал губы, уронил на стол только выуженную из завалов в шкафу чашку и направился к выходу.

– Ладно, – сказал он. – Посмотрим, что сегодня дают.

Не останавливаясь, он сорвал с крюка шляпу, а после бросил ее на заднее сидение полицейского джипа.

Джип выехал на дорогу, и шеф крутанул руль, сворачивая вправо, его взгляд выхватил в темноте сосредоточенное лицо Дункана, вена у его виска пульсировала.

– Сегодня мы что-нибудь найдем, – сказал Дункан. – Я чувствую. Мы найдем.

Шеф покачал головой и глубже вдавил в пол педаль газа. Джип мчался вдоль деревьев, пролетающих в окне все быстрее. Шум реки остался только в ощущениях.

– Сомневаюсь, дружище, – сказал шеф. – Если это он… Он слишком хорош. Он не оставляет следов.

– Однажды он ошибется, – уверено сказал Дункан.

Шеф посмотрел на него. Носатый профиль теперь казался единственной постоянной на фоне улетающих вдаль деревьев. Дункан шумно втянул носом воздух и прокашлялся.

Шеф откинулся на спинку, его руки покоились на руле, взгляд был сосредоточен на дороге. Машина будто заглатывала капотом почерневший от дождя асфальт, проглатывала одну за другой белые разделительные полосы. Но никак не могла насытиться. Он надавил на педаль еще сильнее.

Колеса завизжали, оставив на подъездной дорожке две черные полосы.

Дункан выскочил из машины прежде, чем шеф успел отстегнуть ремень безопасности.

Шеф еще раз устало вздохнул, откинулся назад, потянувшись за шляпой, и спустя минуту уже шел по подъездной дорожке, отмахиваясь от снующих кругом зевак и набежавших репортеров. Он нацепил на голову шляпу и нагнулся, пролезая под желтой ограждающей лентой.

Он знал, что этим вечером покоя ему не будет. Теперь он мысленно возвращался к почти безлюдной набережной и каплям дождя на своих пальцах. Пожалуй, ради этих моментов он и жил.

Но, переступив порог низенького дома, он прогнал прочь блаженные мысли, его лицо вмиг сделалось сосредоточенным, и нос не морщился от смрадного запаха. Он обежал взглядом неубранную комнату, выхватывая в ней каждую деталь, вдыхал пропитанный вонью воздух, разделяя его на запахи. Теперь он снова был полицейским. Не человеком, умиротворенно бредущим по тихой мостовой.

В гостиной уже работали люди, не меньше пяти. Тот, что был с фотоаппаратом, шикнул на него, прогоняя в сторону, но, стоило шефу на него глянуть, как фотограф тут же потупился, пролепетал, что еще не снял другую часть комнаты и убежал туда. Эксперты в перчатках искали улики, которых, как знал шеф, они не найдут. Высокий человек в сером костюме вертелся вокруг изуродованного трупа женщины, что-то рассказывая своему напарнику и указывая пальцем на раны. Напарник быстро бегал пальцами по кнопкам раскрытого перед ним старенького ноутбука, стоящего на столе напротив. На экране мерцали, сменяясь, таблицы и программы, которых шеф не понимал, но он точно знал, что под этими таблицами окажется скучный морской пейзаж. Он ненавидел пейзажи. Скучные люди почему-то всегда ставят именно их на рабочий стол своих компьютеров. Человек был сосредоточен на своей работе, но кивал после каждой реплики напарника. А тот переступал с ноги на ногу, исследуя словно окаменевшее тело.

Легкое зеленое платье обвисло лоскутами, открывая обнаженную грудь, ноги были неестественно разбросаны по дивану, будто больше не имели никакого отношения к туловищу. Красные волосы висли сосульками, закрывая лицо. Они были настолько пропитаны кровью, что не верилось, что прежде женщина была блондинкой. Она завалилась набок, под углом неровно стоящего дивана, и кровь из раны под горлом заливала зеленую ткань обивки.