– Вставай! Сопротивляйся моей руке, ну же, – рука парня напрягалась, когда девушка пыталась подняться. На предплечье Марка проступили синие вены. Его сухожилия на тыльной стороне ладони задвигались, а длинные пальцы, с коротко подстриженными ногтями, словно закаменели, не отпуская спины Кэти.

Сердце надорвалось от гулкого удара. Я не знаю – это из-за пыток над моей одноклассницей или всё дело в голубо-карих глазах Марка, что глядели на затылок Кэти взглядом удовлетворённого кота и одновременно бешеной собаки.

Кэти активно противодействовала руке учителя физкультуры, но так и не смогла подняться, поэтому парень пошёл по другим девочкам. Те, кто подняли себя, заработали плюс.

Когда очередь дошла до меня и его рука оказалась на спине, я чуть не исчезла из мира от поразительных, внутренних чувств, растапливающих злость и ненависть. Болезненное давление на спину возвращало в реальность, но его касания вновь вводили в пространство, которого здесь не существовало. Оно было приятнее, опаснее, полностью погружающее в волнующее тепло от пальцев Марка.

Я не могла подняться, как не пыхтела и не старалась, всё равно падала лицом, утыкаясь в колючую, ненастоящую траву.

– Ангелина, минус.

Он оставил меня, и я рухнула, стремясь отдышаться и впустить в лёгкие свежесть летнего воздуха.

Что означал минус от Марка, пока никто не знал, но волнение уже заполнило тела девушек. Нормально выдохнуть смогли немногие, лишь четыре ученицы.

Первый учебный день прошёл, осталось подождать совсем немного – Разве двадцать девять дней в таком рабстве, это долго?

Обед был радостным событием и самым спокойным. Мы ели молча, пробуя не шуметь даже вилками об тарелку. За нами не прекращая следили неприятными взглядами, возвышающимися над нами, устранявшими в нас – НАС.

В свободное время я собиралась прогуляться по территории, спокойно подышать и почувствовать маленькую свободу, но около выхода стоял Марк, пропуская на улицу лишь избранных, тех, кто смог подняться на отжимание. А другие, и я вместе с ними, поплелись в библиотеку. Парень заставил читать нас литературу о спорте, и не отпускал даже в туалет.

Четыре девушки сидели рядом друг с другом, вчитываясь в книжный текст. Марк сидел за столом вместе с нами, и слушал музыку через наушники. Доволен ли он тем, что ему приходится сидеть с нами, неизвестно. Но он начал выполнять своё наказание, отняв наше свободное время.

Когда он отворачивался, мы переглядывались с девчонками. У всех в глазах блестели слёзы. Моя грань тоже ослабевала, ещё несколько минут, и я расплачусь.

Марк необычный, он ведёт себя ответственно, но не так, как другие учителя. Две его стороны, видневшиеся в разноцветных глазах – искушали.

– Ладно, валите, – слегка осипшим голосом скомандовал Марк, и мы поторопились удалиться из светлой, пыльной библиотеки.

Я обернулась на Марка, когда он складывал наушники, заметив мой взгляд, брови парня взлетели и я отвернулась, чувствуя парадоксальное огорчение.

Одноклассницы вернулись с прогулки и рассказали, что ничего хорошего нет. За ними следили и не позволяли близко подходить к забору. Лиза сообщила, что на дом часто нападает сопротивление – люди, что против правил, законов, готовые показывать свою ненависть к требованиям принудительных браков.

Я зажглась, во мне прошёл разряд. Я хочу быть сопротивлением.

Но моё желание быстро поутихло, когда я узнала, что таких, как они, прилюдно вешают. Никто не может идти против устава.

День, ещё день. Безнадёжные мечты о будущем. Нас обучали, не давали бороться за себя. Мы пытались стать роботами, но не могли. С каждым днём мы всё больше плакали, сожалели о бывших мужьях.

Новое утро сплошное разочарование. Завтрак проходил никак всегда. Сегодня за нашим столом сидели незнакомцы. На них одинаковые чёрные костюмы, смотрящиеся на каждом по-разному, белые брюки, и такой же галстук, туго завязанный на шее.

 Примерно одного возраста – двадцати лет. Я почти доела и сидела, дожидаясь приказа выйти из-за стола. На меня смотрел парень, что сидел напротив. Он ничего не ел и определённо чего-то ждал от меня. Длинные чёрные волосы до плеч, чёлка, перекрашенная в блонд, спадала на лоб. Карие светлые глаза, что с поддельной добротой осматривали меня.

Я прятала глаза, теребила волосы, дёргала ногой под столом и кусала губы, лишь бы не смотреть на незнакомца.

– Как твоё имя? – заговорил он со мной, голосом писклявой девочки.

– Ангелина.

Я отпила яблочный сок и прокашлялась, чуть не подавившись.

– Ты уже чувствуешь себя женой?

Может, они проверяющие? Ведь каждый парень задавал этот вопрос другим девушкам. Все отвечали: да, готова, чувствую.

Я молчала, потом пожала плечами, и в его взгляде мигом смылась доброта.

– Она, – он встал, показал на меня пальцем.

Одна стороны губы Марка приподнялась.

– Не удивлён, – произнёс он, без явных эмоций.

Наказание?

Взгляд судорожно прошёлся по всем присутствующим. Я почувствовала себя Дашей, с одной целью – сбежать.

Стул упал, когда я встала. Тишина разорвалась громким гулом, и некоторые вздрогнули.

Я смотрю на дверь из столовой, сердце заметалось, оно надеялось, что сможет сбежать, если не смогу я.

Но я попытаюсь.

Сорваться с места было самое простое, а не упасть на трясущихся ногах сложнее. Я понимала, что, если сейчас не выбегу на улицу и не найду выход с территории школы, мне не жить.

– Марк, держи её, – голос директрисы вломился в мозг, за ним хлюпанья резиновой подошвы с кроссовок Марка, преследующего меня.

Ступеньки меня замедляют, невысокие каблуки стучат громко, как и сердце. Должна бежать, в противном случае смерть, или что хуже – пытки за мой поступок.

Способна ли я бежать быстрее? Нет, потому что я поскальзываюсь на ступеньки, что на первом этаже и, размахивая руками, пытаясь схватиться за воздух, падаю на спину и забываю, как кислород до этого поступал в меня.

Марк подбегает, его взгляд взволнован, я точно могу сказать, что он испытывает за меня переживание.

Он на корточках рядом со мной, я слежу за чёрными точками перед глазами, разрываясь в боли по всему телу.

– Что ты наделала? Дура, – закричал он, начиная аккуратно поднимать меня с пола и усаживать на ступеньку.

Хочу сказать ему, почему я так сделала, но говорить не могу, для этого нужно вдохнуть побольше воздуха. Да и сам должен понимать – зачем.

– Я мог бы посчитать твоим наказанием, твою боль. Но не могу.

Марк садится рядом со мной. Он не дышит тяжело, немного пробежаться для него ничего не значит.

– Я не могу так жить, – прохрипела я и сразу почувствовала на руках мокрые капли. Я заплакала, и от боли, и от обиды, и от самого главного – от страха.

– Так говорит каждая. Льёт слёзы, которые терпеть не могут мужчины, и потом счастливо выходит замуж.

– Или умирает, если не может перестать плакать?

– Ты глупая, но бываешь и умной. За тобой следят больше, чем за другими. В тебе много возражений по поводу наших методов. Задумайся.

Марк потихоньку поднял меня и повёл в мою комнату. Я думала, что он может быть добрым, но, зайдя в комнату, потирая пальцами места, что сильнее всего болели, я осознала, как ошиблась.

Парень вытянул из-под моей кровати верёвку и посмотрел на меня.

– Ложись на кровать.

– В смысле? – я громко пискнула, парня перекосило.

– Ложись на кровать, – отрешённо повторил он.

Марк поглаживал толстую, плетёную верёвку. От сильного сердцебиения мозг переставал работать. Кажется, я снова готова сбежать. Но выход закрывает парень, смотрящий то на меня, то на кровать.

– Привяжешь меня?

– Убегая от меня, нужно понимать, что я быстрее, – зоркий взгляд остановился на моих глазах. Глаз цвета тёмной вишни потемнел, а на голубом, от солнца, блестела пятиконечная звезда, по ободку расширенного зрачка.