Ирина лениво оторвала затуманенный взгляд от зеркала и поспешила к двери. Она понимала: ей тоже необходимо быть мудрой. Она должна немедленно поговорить с Андреем. Она обязана сохранить честь компании. Ведь это тоже своего рода ее империя, пусть и маленькая. Выскочив из кабинета, Ирина стремглав понеслась на первый этаж. Ее словно что-то подталкивало, словно что-то тянуло вперед. Во что бы то ни стало она хотела как можно быстрее внести ясность в их отношения и поставить жирную, последнюю точку в этом бесконечном и затянувшемся многоточии ее жизни.
Ирина не заметила, как оказалась возле широкой дубовой двери, на которой красовалась золотистая табличка с надписью «Генеральный директор клиники “Клеопатра” Гриневский Андрей Владимирович». Набрав полную грудь воздуха, она миновала пустую приемную и, изобразив на лице беспечность, смело вошла в кабинет мужа. Но Андрея на месте не оказалось. Удивленно пожав плечами, Ирина оглянулась по сторонам. Окна кабинета были настежь распахнуты. Излучая приглушенный свет, на рабочем столе все еще светился экран монитора. Ровной стопкой рядом лежали договора с поставщиками и чашка недопитого кофе латте. «Значит, генеральный вышел из кабинета недавно», – сделала логическое умозаключение Ирина и лениво упала в мягкое, уютное, словно укутывающее со всех сторон, обволакивающее кожаное кресло. Насупившись, подумала: «Зря Андрей оставляет свой кабинет открытым. К тому же когда в приемной нет секретарши». Затем, от нечего делать, начала внимательно, точно была здесь впервые, рассматривать кабинет мужа. Несмотря на то, что ремонт здесь был закончен чуть больше года назад, она никак не могла привыкнуть к этой роскоши и вычурной обстановке, богатство которой просто резало глаза посетителей. Но Гриневский все время твердил, что так надо, что напыщенный стиль кабинета руководителя подчеркивает их социальную значимость и высокий финансовый статус компании. Не желая ругаться, Ирина предоставила ему в этом вопросе полную свободу. Обрадовавшись, Андрей, не стесняясь в средствах, обклеил стены самыми дорогими итальянскими обоями под «венецианку», заказал эксклюзивную итальянскую мебель из цельных пород дерева, повесил на стены большие, обрамленные в массивные золоченые рамы репродукции картин великих художников-импрессионистов, которые за счет филигранной прорисовки выглядели не хуже, чем оригиналы. Следуя последнему писку моды, диван и кресла Гриневский выбрал в благородной кожаной обивке темно-зеленого цвета. Рабочий стол украсил элегантным, переливающимся на свету, малахитовым набором канцелярских принадлежностей и ярким кожаным глобусом. На навесных полках были расставлены оригинальные, сделанные из натуральной слоновьей кости статуэтки различных хищников и маски, которые он привез из Малайзии. Их Андрей особо любил, как и всю ту роскошь, которой себя окружал. Ирина вяло перевела взгляд на аквариум.
В этот момент со стороны комнаты отдыха послышался странный шум. Это была небольшая комнатушка, точнее, каморка, в которой Андрей иногда позволял себе отдыхать или, когда болела спина, полежать на диване. Порой Гриневский устраивал там посиделки с друзьями. Испугавшись, Ирина взволнованно встала на ноги и, затаив дыхание, прислушалась. Но из комнаты отдыха снова послышался грохот. Словно что-то упало на пол. Сердце Ирины сжалось и, пустившись в пляс, забилось как сумасшедшее. В голове пронеслись самые нездоровые предположения: у Андрея инфаркт, инсульт… Может, у него действительно плохо с сердцем? И это не без ее помощи… Не помня себя, она рванула к двери и не раздумывая потянула ее на себя. То, что Ирина увидела в следующее мгновение, заставило ее сжаться.
Глядя на нее растерянными глазами, напротив застыли Андрей и главный юрист клиники Наталья Юрьевна Модлинская – молодая красивая шатенка, с серыми распахнутыми глазами и пышными женственными формами, воспетыми именитыми художниками эпохи Возрождения. Прижавшись друг к другу, Андрей с юристом, казалось, окаменели. Наверное, эта встреча была неожиданной не только для Ирины, но и для раскрасневшихся от вожделения любовников. Несколько секунд никто из них не мог пошевелиться. Первым из состояния затянувшегося ступора вышел Гриневский. Отстранившись от роскошной юристки, он несколько раз сконфуженно кашлянул и, опустив голову, начал застегивать рубашку.
– Ирина Викторовна, – хриплым отрывистым голосом виновато начал Андрей, – вы все неправильно поняли. Наталья Юрьевна делала мне воротниковый массаж. Понимаете, мне неожиданно стало плохо! Прямо потемнело в глазах. Наверное, проблемы с сердцем у меня все-таки из-за позвоночника. Вы были на операции, и я не стал вас беспокоить. А в это время Наталья Юрьевна как раз принесла мне на подпись документы для аккредитационной комиссии. Увидев, как я мучаюсь, предложила сделать массаж! Вот и все!
– Да, да, Ирина Викторовна, это ужасное недоразумение! Правда! – вспыхнув, тихо обронила Наталья Юрьевна и жеманно улыбнулась.
Изобразив на лице гримасу искреннего раскаяния, она для большей убедительности приложила руку к груди, тем самым прикрыв нагло торчащую вверх рюшу красного бюстгальтера, который с огромным трудом удерживал доверенное ему богатство.
Ирина не шелохнулась. Она едва слышала те нелепые слова, которыми изворотливые любовники старались усыпить ее бдительность. Ее разум и тело были парализованы гнетущим ощущением возрастающей неловкости и даже какого-то беспричинного стыда. Словно это именно она была виновата в том, что увидела их вместе. Как загипнотизированная, Ирина, казалось, утратила и ясность мысли, и чувство реальности. Ухватившись за ручку двери, она попыталась что-то сказать, но не смогла. Лицо ее побледнело, дыхание почти замерло, к горлу подступил неприятный, удушливый ком. Даже в ужасном сне она не могла представить себе такого предательства. Приоткрыв рот, Ирина жадно, как рыба, схватила ртом воздух и слегка отступила назад.
Но уже буквально через минуту ее сознание наполнилось такой неодолимой силой ненависти и злости, что она сама себя не узнавала. В ней словно что-то взорвалось и разлилось по телу. Жаркое, клокочущее, безграничное. Гордо подняв голову, она презрительно глянула на Гриневского и мрачно ухмыльнулась.
– Да, да, я понимаю, – кивнув, со снисходительным презрением ответила Ирина и, оторвав от него ледяные глаза, перевела взгляд на Наталью.
Изящно выпрямив спину, она сама не понимала, что в этот момент с ней происходит. Она даже не подозревала, что внутри нее скрывается такая огромная сила духа и выдержка. Всматриваясь в бегающие глаза своей подчиненной и еще недавно даже приятельницы, она брезгливо скривила губы и безразлично, на удивление спокойно произнесла:
– Спасибо вам, Наталья Юрьевна, за помощь! Если бы вы знали, как я вам благодарна! Правда, спасибо! Но и об аккредитации, пожалуйста, тоже не забудьте! Думаю, учитывая ваш профессионализм в юриспруденции и неожиданно глубокие познания в медицине, в частности в лечебном массаже, теперь наша клиника однозначно получит сертификат высшей категории!
Не дожидаясь ответа, она с высоко поднятой головой и трясущимися коленями прошла между любовниками к запасному выходу из комнаты отдыха и, не закрывая за собой дверь, повернула к пожарной лестнице. Чувство здравого смысла подсказывало ей, что возвращаться через приемную не стоит. Не исключено, что там уже могли быть посетители. А ее хоть и гордый, но все-таки угнетенный вид мог дать лишний повод посудачить о том, что, скорее всего, ни для кого в клинике, кроме нее, глупой, не было тайной…
Хлопнув дверью, Ирина торопливо влетела в свой кабинет. Удивительно, но она совершенно не была расстроена! Наоборот! Она даже радовалась тому, что случилось. Она действительно была благодарна Модлинской. В конце концов, не было бы ее, Гриневский все равно бы нашел для себя жертву. Да, да, жертвой Ирина считала не себя, а ту наивную леди, которая попала бы в его объятия. Холодные, расчетливые и обольстительные. Ирина медленно и глубоко вдохнула, затем с облегчением выпустила из груди воздух и, воинственно уперев руки в бока, остановилась посреди кабинета. Да, ей было бесконечно обидно за потраченные впустую годы своей жизни, которые она прожила не с тем человеком. Ведь что там греха таить: когда-то она надеялась быть с ним счастливой. Без тех театрализованных представлений и фальши, которые так любил демонстрировать для посторонних Гриневский. Но этого не было. Как не было и любви. Той прекрасной, чистой и светлой, которую она бросила в жертву бездушным семейным амбициям.
