Надо сказать, что Татьяна с детства была такая мямля, каких свет и не видывал и о которых не слыхивал. Когда Татьяна Константиновна – Танюша была ребенком и с нею случалась неприятность она, будто выдавливала из последних сил свое проникновенно-писклявое – «Ви-и-и-и-и-и…»

В школе на экзамене четверку получит – «Ви-и-и-и-и-и…»

С подругой Аней поссорится – «Ви-и-и-и-и-и…»

С первого раза не поступила в институт – «Ви-и-и-и-и-и…»

Казалось, что только «Ввви-и-и-и-и-и-и-и» ее и спасало. Но теперь…

– Мне, батюшка?! Христианке! Православной! Секту охранять?! – Возмущенно рубила воздух речевыми конструкциями Татьяна Константиновна.

Отец Диомид молчал, молился и внимательно слушал горделивое свое чадо.

– Пойду! – Неожиданно успокоилась она. Духовник ее благословил, передал благословение Марку и Анне с Михаилом.

Татьяна собрала рабочий рюкзак для «ничего не делания», как назидала ей Инна Николаевна, и спанья на новой работе – с восьми утра до девяти вечера. Пять раз в неделю: со среды по воскресенье.

– У нас новый охранник? А не хотите ли поговорить о Боге? – Обрадовались пятидесятники.

– Что же давайте поговорим о Боге, – ответила Татьяна Константиновна двум сестрам-пятидесятницам, вызвавшимся провести ее с работы до троллейбусной остановки.

Поговорить сестрички даже воздуха в легкие не успели набрать. Татьяна Константиновна подробно рассказала им о христианском православном вероучении. Следом – о католическом. Затем – о протестантском. Почти дошла до пятидесятников, но как известно – урок для нормального восприятия учеников, должен длиться не более получаса, чтобы знания этим учеником усваивались – Татьяна предложила своим слушательницам сделать перерыв на сон грядущий.

– В православной церкви идолопоклонство! Вы покланяетесь иконам, как идолам! – Одна из провожатых Светлана Львовна попыталась заклеймить недалекость Татьяны Константиновны.

– Покажите, пожалуйста, свой кошелек, коллега, – попросила Татьяна Константиновна.

– Кошелек? – Переспросили сестрички-пятидесятницы, а подруга Светланы Львовны – Елена Алексеевна, на всякий случай пощупала дно своей сумки. – Зачем вам наши кошельки ?

– Хочу посмотреть на ваших внуков, на зятьев, на дочерей, – спокойно ответила Татьяна.

– Внуков?! – Расцвели сестры-пятидесятницы и стали показывать в кошельках и в паспортах своих пухлых младенцев с голыми ягодицами, дочерей в купальниках под пальмами, зятьев с дырками на растянутых трениках, но – за штурвалом катера и в капитанской фуражке, словом – всех и во всей красе.

– Поняла, – говорит вдруг Татьяна, – вам дороги эти фотографии потому, что сделаны на дорогой итальянской бумаге!

Сестры-пятидесятницы посмотрели сначала друг на друга, потом на нового охранника.

– Вы хотите сказать, что покланяются не краске, которой изображалась икона. Не доске, на которой написана, а тому лицу, которое? Которое? – Спросила Светлана Львовна у Татьяны.

– Которое? – Повторила за подругой Елена Алексеевна.

– Совершенно верно! Мы покланяемся Богу. А почитаем образ того святого, который изображен на иконе. Поклоняемся и почитаем личность, а не технику и способ изображения. Все очень просто!

Инспектор Инна Николаевна совсем не зря предупреждала безработную Татьяну Константиновну о том, что на новой работе ей «может не понравиться». Татьяна Константиновна самоотверженно выполняла свои функции охранника и – в соответствии с должностными обязанностями, но вела духовно-подрывную деятельность среди пятидесятников.

Ну, конечно, Татьяна делала это не умышленно. Пятидесятники шли к ней сами. Сами и предлагали поговорить о Боге. Татьяна честно предупреждала, что просвещать ее не надо – потому, как она давно просвещена князем Владимиром и апостолом Андреем Первозванным. А уж пророков, учителей и богословов: начиная с ветхозаветных времен, со времен апостольских, далее – с Иоанна Дамаскина и, заканчивая Игнатием Брянчаниновым – сядь и перечисляй от сотворения мира по век девятнадцатый. С восьми утра до девяти вечера. Пять дней в неделю.

Эту подрывную деятельность Татьяны заметил даже сам глава церкви пятидесятников, когда половина его адептов вдруг «заболела», а потом мимикрировала на православных приходах, поменяв телефонные номера. Заметил и расторг договор с охранным агентством. Агентство – с Татьяной.

                                                                  9.

Конкордия открыла шкаф и взялась перебирать вещи. Вся одежда понемногу стала теснить. Приходилось придумывать разные хитрости – из удлиненных футболок и рубашек-разлетаек со спортивными трикотажными брюками. Требовался специальный костюм для беременной. Конкордия отыскала куски материи и пошла к Татьяне Константиновне, которая была давним другом их семьи, а теперь молочная мама Марка – и подруга свекрови старшей сестры. Совсем родня.

Татьяна Константиновна обрадовалась приходу Конкордии – появился уместный повод побеседовать. Конкордия разговоров о себе избегала и на контакт с семьей не шла. Даже на свадьбе сестры и на хиротонии Марка ее не было.

Когда замеры были сняты, модель совместно утверждена, Татьяна Константиновна стала кроить костюм на полу, а Конкордия вызвалась приготовить ужин.

– Ты уже встала на учет по беременности? – Осторожно спросила Татьяна Константиновна.

– Еще нет.

– Давай вместе сходим?

– Давайте, – тяжко вздохнула Конкордия. Она боялась медицинских манипуляций. Хотела почитать в интернете советы роженицам во время родовой деятельности, но сразу попала на видео урок – и от страха закрыла вкладку. Отдавать себя на растерзание врачу все равно придется, а лучшей провожатой, чем Татьяна-Танюша Конкордии не сыскать.

– И мужа твоего возьмем, – произнесла Татьяна Константиновна совсем тихо, будто бы и не она произнесла, а влетевший в форточку, заблудившийся посторонний глас.

– Он далеко.

– Как его зовут? Чем он занимается? – Осмелела Татьяна Константиновна после успешного предисловия и, решительно зажужжала машинкой, накручивая нить на шпульку, демонстрируя всем своим внешним спокойствием заурядность вопроса.

– Пьер Лататье. У него модельный бизнес.

– Модельный бизнес? А почему Пьер? Поняла, поняла! Пьер – звучит загадочней и романтичней. Оригинальный способ выйти на взыскательный европейский рынок, – быстро догадалась Татьяна Константиновна.

– Он француз!

– Француз?!

– Француз, – растерялась Конкордия от недоверчивой интонации Татьяны Константиновны. – Правда, русского происхождения – у него русская мама. Поэтому он хорошо говорит по-русски.

– А папу этого француза зовут Лататье-старший?

– Не знаю, – еще растерянней ответила Конкордия. – Почему вы спрашиваете о его имени? Вас должно было удивить, если уж удивляться, совсем не имя, а – фамилия. Почему вы иронизируете его именем, Татьяна Константиновна?

– Отнюдь не иронизирую. Просто не сразу догадалась, для чего Петр взял себе имя на французский лад. Теперь понимаю – для того чтобы закрепить в Европе свой модельный или торговый бренд.

– Но он же француз! Он – Лататье! Поэтому – Пьер!

– Лататье – водяной или озерный лапушник. Кувшинка, кубышка, купальница, желтоголовник. Южный диалект слова – «латать, ставить заплату», – Татьяна Константиновна протянула Конкордии «Толковый словарь».

Татьяна Константиновна очень сильно захотела этим Лататьям внести правки в их «бизнес-план». Сыну – за дело, чтобы не сочинял. Отцу – в качестве знакомства. А с их мамой – поговорить. Она, судя по всему, Лататьёнка своего одна растила, причем – от русского «француза».

– Родители Пьера живут в России или во Франции? Можно с ними увидеться реально или виртуально?

Конкордия не знала, что ответить, потому, что Пьер не говорил о своих родителях. Она знала о нем только то, что его сестра Мэй живет с мужем во Франции и тоже занимается модельным бизнесом. А сам Пьер по его же словам – «мотается на две страны». О маме он рассказывал, что она русская, но имени ее не называл. Об отце совсем не говорил, а Конкордия и не настаивала и не расспрашивала. В чем суть модельного бизнеса их семьи: реклама, показ, производство товара, что-либо еще – она не любопытствовала. Она была поглощена своей любовью, а для ее любви не имели значения ни семья возлюбленного, ни социальная ниша этой семьи.