1.

Алтарник Марк смотрел на оцинкованную трубу крематория, с густым, неподвижным, будто застывшим над ней, расплавленным весенним воздухом. Сжигалось чье-то тело, по каким-то причинам не пожелавшее при жизни его хозяина упокоиться в земле и, лежать там, дожидаясь Господа своего – славного Его пришествия.

Служитель алтаря завернул за колумбарий и пошел вдоль кладбищенской ограды: высокие памятники, низенькие покосившиеся кресты, провалившиеся холмики, красные ржавые неухоженные надгробия. Фамилии, имена, даты рождения и отхода в вечность…

«Так и бродил бы здесь до конца своей жизни, – мечтал он. – Устроился бы сторожем или дворником. Сиди ночью да молись. Или подметай мусор с Иисусовой молитвой».

Двое рабочих похожих на китайцев устанавливали широкий приземистый памятник.

– Не стой там робко у дороги, поди-ка лучше помоги, – крикнул ему один из них почти без акцента.

«Похоже, я схожу с ума, – решил Марк. – По всему видно, что китайцы, а слог, как при дворе Александра первого. Изъясняются возвышенно, но видно, что для них такая лексика привычна».

Поработали – познакомились. Марк по просьбе китайцев поддерживал памятник, не переставая думать о чудаковатых гастарбайтерах. Одного из них звали Спиридоном, другого – Елисеем.

– Мой святой покровитель Спиридон Тримифунтский, – увлеченно рассказывал Спиридон о своем святом покровителе, не замечая удивлений Марка.

– Епископ города Тримифунта. Принимал участие в Никейском соборе и обличал ересь Ария. Пас овец, творил чудеса, воскрешал мертвых. Скончался в возрасте семидесяти восьми лет во время молитвы, – продолжил за Спиридона Марк. – А Елисей – ученик и помощник пророка Илии. После вознесения пророка Илии, стал его приемником – пророком богоизбранного народа. Миссионерствовал среди язычников. Возвещал людям волю Божию о них.

Спиридон и Елисей быстро закивали головами, восторженно улыбаясь тому обстоятельству, что их новый знакомый так хорошо знал жития их святых покровителей.

– Как ваши фамилии?

– Спиридон Лю и Елисей У, – ответил за обоих все тот же Спиридон, а Елисей опять часто закивал.

«Фамилии все же китайские», – успокоился Марк. Он слушал Спиридона с тем жадным интересом, с которым выслушивали историю братьев-китайцев, принявших православную веру их соотечественники в провинции Сань-Мэнься, русские тести с тещами, духовниками и прочими другими соседствующими.

Спиридона до крещения звали – Лю Фухуа, а Елисея – У Ксиаобо. Лю Фухуа был очень веселым и общительным. Его любимой поговоркой была: «Хижина, где смеются – богаче дворца, где скучают». Он всегда повторял эти слова своим родителям, когда те пытались усовестить его за искажение принципов конфуцианства, перекрученных им в искрометные насмешки. У Ксиаобо тоже был веселым, но немного замкнутым. Был всеяден и в религии, и в работе. Учение Конфуция он успешно совмещал с язычеством. Читал гороскопы, и находил в них бесконечно повторяющиеся противоречия – будто прогноз его знака зодиака изо дня в день переписывали в течение многих лет.

Узнали они друг о друге, когда в их туристической компании, где они работали, стали активно развивать российское направление. До их личного знакомства – общими у Лю Фухуа и У Ксиаобо были только альма-матер и сочетания из разнообразий религиозных систем. Точнее – прелестнейшая и безнадежная этих систем путаница.

Университет Лю Фухуа окончил двумя годами ранее, чем У Ксиаобо. Занимаясь «русскими областями» Лю Фухуа, заинтересовался обязательными посещениями культурных мест исторического наследия России – православными храмами, о чем и сказал своему шефу туристической компании – Хе Юну:

– Мы сможем привлечь по новым туристическим маршрутам нашего северного соседа не только соотечественников Чжунго и Хань, но и потомственных верующих эмигрантов из России, которые живут с нами на протяжении веков и верят в своего Бога.

У Ксиаобо присутствовал на этом совещании и слышал о новой бизнес-идее для компании. Он без труда убедил Хе Юна, что лучше него и Лю Фухуа с задачей первооткрывателей маршрута никто не справится. Потому что: У Ксиаобо давно хотел посмотреть, что делается за пределами страны, но его жалование, несмотря на всю его изобретательность и старания, было весьма скромным. И еще потому, что оба они учили в школе русский язык и знали его, как показал тест, лучше других менеджеров.

– Тему посещений русских святынь и храмов у нас никто не развивал. Поэтому надо просчитать, какая возможна из этого прибыль, – после недельного раздумья ответил Хе Юн.

Хе Юн раздавал задания своим подчиненным очень оригинальным способом, бросая в карту дротик. Лю Фухуа и У Ксиаобо сидели на совещании, конспектируя детали командировочного задания. Шеф бросил при них в карту дротик и попал в какую-то российскую провинцию. Лю Фухуа и У Ксиаобо отправились составлять туристический маршрут: Пекин—Печоры.

На вокзале Печоры они увидели множество красивых, в основном белокожих людей, и отдельно стоящих на перроне двух белоснежно-хрупких девушек в цветных легких косынках и с огромными чемоданами. Девушек звали Люба и Лариса. Они были ровесницами. Их родители и они сами ходили в один храм и возвращались подруги домой из отпуска после паломничества в монастырь, утешенные и переполненные надеждами.

Любе и Ларисе было уже по двадцать шесть, а Господь медлил устраивать их женское счастье. Три недели подруги помогали на монастырских послушаниях и, перед самым отъездом, Лариса все же осмелилась подойти со своим сакраментальным вопросом к старцу.

– Лариса, может не будем праздно любопытничать? – Опасливо пыталась помешать подруге Люба. – Батюшка на приходе говорил, что мы вошли не только в демографическую яму, но и в период культивирования алчности. Надо молиться и доверять Богу. Потерпеть. Подождать. И все вернется к традиционным русским вековым обычаям: замуж в шестнадцать-восемнадцать лет. К сорока – уже счастливые бабушки и дедушки. Муж – надежная опора семьи. Жена – полноправный его помощник, советник, правая рука, нога. Голова и тело мужа.

– Это он говорил не нам с тобой, а на общей проповеди, на день Петра и Февронии, – перечила маловерная Лариса.

Подошли к старцу под благословение на дальний путь. «Подруга должна преумножать радости и делить скорби», – вздохнула, подумав о Ларисе, Люба.

– Любови держись! Она верно тебе все сказала, – поразил благословением старец, вычерпав до капли маловерие Ларисы. – Будут вам мужья! Иностранцы…

– Батюшка, – снова заперечила Лариса, – мы не хотим уезжать из России, не нужны нам иностранцы! Мы хотим семью, чтобы – на всю жизнь и после гробовой доски.

                                                                        2.

Китайские бизнес-туристы, как два намагниченных фрагмента, стали перемещаться следом за Ларисой и Любой, намеренно вклиниваясь в совершенно другой туристический маршрут – в город, где родились и жили Люба, Лариса, их родители, духовники и друзья.

У Ксиаобо и Лю Фухуа своей врожденной непосредственностью и деловым напором, покорили всех пассажиров вагона, включая двух всегда трезвых проводников, и даже – всегда осмотрительных и осторожных Любу и Ларису.

– У вас такая харизма! – Наперебой говорили гостям из поднебесной пассажиры вагона.

– Что такое харизма? – Спросил Лю Фухуа, о непереводимом для себя слове, у бабушки, сидевшей рядом на боковом месте, которая возвращалась с удачного базара, продав своего откормленного кабанчика.

– Так говорят, если у парня красивая харя! – Ответила баба Тута, в воздухе очертив возле своего лица овал. – Красивое лицо! Вы оба красавцы!

Для У Ксиаобо и Лю Фухуа слова бабы Туты подействовали, как сигнал!

– Мне в России нравится – я остаюсь насовсем, – сказал У Ксиаобо своему компаньону.