В призовой конюшне Г.Н. Бутовича было шесть-семь лошадей. Из них, кроме Смерча, я запомнил серую кобылу Этну, которой тогда исполнилось два года. Она была дочерью Мужика 2-го и в его типе, то есть крупна, костиста и дельна. Она очень нравилась Г.Н. Бутовичу, Черневский же находил, что она не в призовом типе. Однако он ошибся, так как впоследствии Этна с хорошим успехом бежала в Москве у Гирни.
Заводские матки были в блестящем порядке, но мне не понравились. Хотя я тогда и был еще очень юным, однако видел уже три завода – отца, нашего соседа Аркаса и Дубровский великого князя Дмитрия Константиновича. Матки Г.Н. Бутовича были хуже по себе в сравнении не только с дубровскими матками, но и с кобылами моего отца и теми, что я видел у Аркаса. Три кобылы завода Варшавских были сыры и просты; кобылы Башкирцева, то есть основная группа, составлявшая завод, очень пестры и неровны; остальных я просто не помню. Хотя я тогда о своем впечатлении умолчал, но Черневский его угадал и пояснил мне, что однородности в матках быть не может, так как здесь собраны представительницы разных линий. Тогда я с этим не согласился, но теперь считаю это верным, в особенности потому, что завод Г.Н. Бутовича был собран всего за несколько лет до моего приезда.
Заводское дело у Г.Н. Бутовича велось по охоте: лошадей кормили, тренировали и хорошо воспитывали, был недурной наездник. В заводе был большой порядок, и не только хозяин, но и его жена любили лошадей. Этот завод в качестве призового существовал недолго, но из него все-таки вышло немало хороших лошадей, например Смерч 2.16, Строгий 2.16, Этна 2.22, Риск 4.50, Бойкая, Зной 5.7, Комета 2.23, Эвкалипт 2.27.1.
Когда мы с Черневским возвращались в Полтаву, мы все время говорили о лошадях. Но вот показались вдали огни города, все ярче и ярче стали они светить, и поезд медленно подошел к перрону, положив конец нашей интересной беседе.
С Г.Н. Бутовичем и К.П. Черневским я встречался еще несколько раз, но в милую, уютную и гостеприимную Николку попасть больше не довелось.
Прошло два года. Я был тогда в Николаевском кавалерийском училище, кончал курс и вскоре должен был выйти в полк. Неожиданно я получил в Дудергофе, где мы стояли тогда лагерем, большой пакет. Я вскрыл его и увидел опись завода Г.Н. Бутовича, изданную в Полтаве, с родословными таблицами лошадей, входивших в состав завода, с небольшим, но интересным послесловием. В нем неизвестный автор, дав краткую характеристику лучших линий в орловском коннозаводстве, переходил затем к характеристике по кровям всего наличного материала завода Г.Н. Бутовича и в популярной форме излагал довольно интересные сведения. Нетрудно было догадаться, что автором этого труда был Черневский.
На этом я мог бы закончить свои воспоминания о заводе Г.Н. Бутовича, но для тех, кто интересуется судьбами рысистого коннозаводства, добавлю, что этот завод был ликвидирован лет через восемь-десять после того, как я его посетил, из-за катастрофы, постигшей его владельца. Я уже упоминал о том, что Г.Н. Бутович был чрезвычайно доверчивый человек. Черневский, которому он слепо верил, невольно стал его злым гением и погубил всю эту патриархальную семью. Григорий Николаевич был очень богатый человек и имел не только превосходное незаложенное имение, но и свободные деньги. Ни в какие аферы он не пускался, винокуренных и других заводов не строил и жил на свои, правда большие, доходы от имения и капитала. Те, кто знал юг России того времени, конечно, прекрасно помнят, что тучи разных комиссионеров разъезжали по поместьям и предлагали хозяевам всевозможные, подчас самые соблазнительные в смысле быстрого обогащения дела. Г.Н. Бутович не шел на эти приманки, и тогда один хитрый и недобросовестный еврей нашел путь к его доверию и кошельку. Он стал действовать через Черневского, а тот влиял на Григория Николаевича. Дело заключалось в следующем: якобы можно было купить за миллион рублей угольные копи, которые стоили несколько миллионов, затем их быстро перепродать и нажить чуть ли не миллион. Черневский уговорил Бутовича пойти на риск. Николка была заложена, и копи куплены. Однако продать их не удалось, и миллион рублей был потерян. Григорию Николаевичу следовало бросить этот миллион, но он стал вкладывать в дело дополнительные деньги и вскоре совершенно разорился. Все пошло с молотка, и Николка, где столько поколений его предков мирно жили, работали и вели хозяйство, перешла в другие руки. Для Г.Н. Бутовича это была ужасная трагедия, он не выдержал разорения и скоропостижно скончался. Семья осталась буквально без всяких средств, и Мария Цезаревна с детьми перебралась в Полтаву. Там она зарабатывала средства к жизни, давая уроки французского и английского языков.
Прошло много лет, вспыхнула война. Судьба опять забросила меня в Полтаву, но на сей раз не юным кадетиком, а офицером и членом полтавской ремонтной комиссии. Воспоминания молодости охватили меня, а когда я проходил мимо дома, где когда-то жил Черневский, то вспомнил наши беседы, милую Николку, а также трагическую судьбу ее прежних хозяев. Меня невыразимо потянуло к этой семье, и, узнав адрес жены Г.Н. Бутовича, я поехал к ней. Она жила на окраине города, в скромном, но уютном домике, перед которым росли старые тополя, наверное в долгие зимние вечера шумевшие точно так же, как и в Николке. Мария Цезаревна постарела, но выглядела бодро и хорошо; она с удивительным достоинством держала себя и с большим мужеством приняла и перенесла постигший ее семью удар. Дочери уже окончили институт и давали, как и мать, уроки; сын блестяще учился в Полтавском кадетском корпусе на стипендию харьковского дворянства и обещал стать образованным и дельным офицером. Зная, что никакая материальная помощь не будет принята, я думал о том, как помочь этой достойной женщине. В разговоре выяснилось, что уцелела вся коннозаводская библиотека Григория Николаевича, и я ее купил, заплатив довольно значительные деньги. Как часто теперь, взяв в руки какой-нибудь томик, ранее принадлежавший Г.Н. Бутовичу или его отцу, я вспоминаю эту семью и думаю, где, когда и при каких обстоятельствах эта же книжка станет собственностью другого человека. Когда библиотека Г.Н. Бутовича прибыла в Прилепы, я с ней подробно ознакомился и был приятно поражен, увидев, что вместе с книгами в ней оказался архив Полтавского бегового общества, а также серия фотографий лошадей, бежавших на ипподроме в Полтаве. Среди них – иконография таких интересных заводов, как заводы Сухотина и Остроградского, и это немаловажно для истории нашего коннозаводства.
Завод Н.Н. Аркаса
Первый рысистый завод, с которым я познакомился, был завод нашего соседа Н.Н. Аркаса. До того я не был ни на одном заводе, кроме завода моего отца, а потому осмотр завода Аркаса доставил мне большое удовольствие и принес известную пользу. Завод находился в пятнадцати верстах от Касперовки, в селе Христофоровка Херсонской губернии, где было имение Аркаса, недалеко от станции Доброе Херсонско-Николаевской железной дороги, в сорока верстах от города Николаева. Аркас был очень богатый человек, и его имение считалось вторым после Касперовки в нашем уезде. Там было не менее десяти тысяч десятин земли, хороший дом, великолепные конюшни, манеж, много жилых построек, сады, искусственные пруды, образцовое хозяйство. Все было поставлено хорошо и велось на широкую ногу. Как и большинство имений Херсонской губернии, это не было старым дворянским гнездом, какие мы привыкли видеть в Центральной России и Малороссии. Это было сравнительно новое, недавно насиженное гнездо, так как Новороссийский край относительно недавно был заселен и класс землевладельцев в этом крае был молодой, не так давно образовавшийся. Поэтому в доме не было предметов старины и различных семейных реликвий, на всем лежал отпечаток современности. Тем не менее все было прекрасно устроено.
Отец Аркаса был известным адмиралом и, если не ошибаюсь, строителем Николаевского порта. Предок их был выходцем из-за границы – скорее всего, из Франции, а возможно, из Греции. Возвышение и богатство этой семьи в Новороссийском крае началась недавно, со времен адмирала Аркаса, прослужившего в Николаеве почти всю жизнь. Именно он создал большое состояние, после чего семья стала известна на юге, особенно в Херсонской губернии. Кроме Христофоровки, у них было большое имение между Николаевом и Одессой, а также превосходный дом в Николаеве, служивший адмиралу резиденцией. Этот дом и Христофоровка достались старшему сыну адмирала Н.Н. Аркасу, а другое имение перешло ко второму его сыну – К.Н. Аркасу. Тот скончался в сравнительно ранних годах, и его сын, В.К. Аркас, переехал в Харьковскую губернию и имел там рысистый завод.
