Но я не мог ощущать, мое тело полностью оцепенело и было невосприимчиво к боли. Так почему же? Если бы на его месте был я, мне бы хотелось, чтобы пытка ощущалась. Я заставил бы его чувствовать. Я причинил бы ему больше боли. Гораздо больше.

Я закрыл глаза, но послышавшийся хруст заставил меня снова их открыть. И тогда я понял, что он делал. Робби вырывал мне ногти, один за другим. Выдергивал ногтевые пластины из лунок с громким хрустом, выдирая с корнем, и бросал их в меня так, что они собирались на моей груди. Звук получался просто тошнотворный. На третьем пальце Робби остановился. Выпрямился, подошел к камере и заговорил. А затем красный огонек погас.

Мы оставались на месте, как мне показалось, уже несколько часов. Робби начал уходить в себя — его глаза затуманились, а лоб снова прорезали складки — он думал, пытаясь разобраться в ситуации. В конце концов мне удалось начать двигать пальцами ног. Всего слегка, но теперь я знал, что та дрянь, которую он дал мне ранее, переставала действовать.

Он развернулся, пока я смотрел на собственные ноги, и подошел ближе, сорвав скотч с моего лица. Я выплюнул шарик и, наконец, смог закрыть рот, ощущая себя так хорошо, как никогда в жизни.

— Он скоро будет здесь.

Не знаю, шептал он это мне или себе.

— Звучит так, словно он уже тут, — сказал я с той же ухмылкой, что и раньше.

Робби метнул взгляд на меня, а потом на дверь. Он совершенно точно пока не слышал того же, что и я. А я привык к тому, какие звуки сопровождают присутствие Блэка. И знал, что Робби тоже услышит — это только вопрос времени.

Каждый шаг Блэка, обутого в тяжелые ботинки, глухим эхом отдавался вдоль пустых стен. Как только Робби встал, я понял, что он, наконец-то, услышал и чертовски разозлился. Блэк ничего не делал наполовину. Все или ничего — вот что делало его лучшим. И потому люди платили за его услуги тысячи и тысячи долларов.

Поэтому у него и не было больше друзей, только я.

Но даже тогда я думал: кого он видит во мне, друга или скорее жертву?

До нее. Это было до нее. Потом в его броне появилась брешь. Для нее он был готов на все — и делал все, что мог.

Робби возился с пистолетом. На меня даже не смотрел. Потому что… я раскололся, разбился, сломался.

Шаги в тяжелых ботинках раздавались все ближе. Я не думал, что он придет. Блэк пытался быть нормальным, не правильным, а просто нормальным — для нее. Ради нее он был способен на все. Такая любовь, ради которой можно умереть. Такая, которая тронет тебя, даже если ты уже влюблен.

— Блядь! — выругался Робби.

Он заряжал пистолет по одной пуле, раз за разом направляя его обратно на дверь. В конце концов, он посмотрел вниз и направил второй пистолет — в левой руке — на меня. По одной пушке в каждую сторону — на дверь и на меня.

Джейк

Когда чувствительность вернулась, первое, что я почувствовал — боль. В пальцы словно впились тысячи игл, которые вонзались вновь и вновь, с каждым новым ударом сердца. Порезы на теле были легкими — бывало и хуже, но, тем не менее, они тоже болели, пусть и не так сильно. С другой стороны, их пульсация оказалась довольно ощутима. Вытекшая кровь окрасила бетонный пол темным — изначально ярко-алый теперь превратился в темно-красный цвет.

Я с увлечением наблюдал за Робби. Он знал, что Блэк идет, и дрожал от одного этого понимания. Шаг. Всего только шаг. Должно быть, Робби осознавал, что скоро умрет. И что, в конечном счете, Блэк будет тем, кто принесет ему смерть.

— Следи за дверью, — сказал я ему.

Робби опустил взгляд вниз, на меня, а затем поднял обратно на дверь. Никогда не видел человека одновременно настолько храброго и оцепеневшего. Он хотел убить Блэка, но, думаю, прекрасно понимал, что тем, кто умрет сегодня, окажется он сам.

— Надеюсь, ты попрощался со всеми, с кем хотел, — снова сказал я.

Дыхание Робби ускорилось, а дверь дернулась, открываясь.

Я повернулся к ней. Робби выстрелил — раз, другой. Опустошил весь магазин, но ничего не произошло. Он остановился всего на секунду, выпустив последнюю пулю, и потянулся за другим пистолетом, и это стало его последней ошибкой.

Блэк напоминал мрачную тень. Иногда я думал, что он даже не осознает, что именно делает, действуя только на одних инстинктах. Он не смотрел куда или в кого стреляет, словно его глаза остекленели. Я наблюдал за ним раньше, но никогда так пристально. Робби уронил пистолет. Блэк выстрелил, без колебаний, и пуля вошла Робби прямо между глаз. Тело моего тюремщика рухнуло на пол.

Я смотрел, как тот умирает.

— Блэк… — крикнул я.

Его взгляд был затуманен. Так бывало. Недолго, время от времени. Хотя я надеялся, что на этот раз это быстро пройдет. Уж очень мне хотелось в туалет.

— Блэк… — снова позвал я.

Мне было не слышно шагов, я лежал в этой постыдной для любого мужика позе, неспособный двигаться из-за кабельных стяжек, слишком сильно впивающихся в мою плоть. И оставался в ней добрых десять минут, пока снова не услышал тяжелую поступь, приближающуюся ко мне. Он замер в дверях. Взгляд Блэка остановился сначала на Робби, потом переместился на меня, и я вновь услышал приближение шагов. Вытащив из-за ремня нож, он разрезал мои путы, затем сделал шаг назад и вышел, не оглядываясь.

— Идиот долбаный, — бормотал он не глядя на меня.

Я засмеялся. Попробовал встать, опираясь на стену, однако ноги не держали меня, и я снова растянулся на полу.

— Блэк! — еще раз позвал я.

Ни ответа, ни шагов.

— Лиам, блядь, Блэк!

Он снова вошел в комнату, остановив на мне четкий взгляд своих зеленых глаз.

— Помоги, черт возьми, мне встать.

Посмотрев на меня, он отрицательно покачал головой.

— Блэк!

Все тот же ответ.

— Ты, твою мать, голый. Я тебя трогать не буду. Без шансов.

Он смотрел на меня так, будто не знал, что делать.

— Принеси мне гребаные рубашку и штаны. И помоги встать, говнюк. Он мне ноги связал, и я теперь пошевелить ими не могу.

— Ты идиот, что позволил ему себя так поймать. — Блэк скрестил руки на груди, словно в этом был какой-то смысл, известный только ему.

— Одежда, придурок. А потом оттащи меня домой.

Покачав головой, он вышел и появился через пару секунд, бросив в меня черную футболку и штаны. Я подтащил их поближе и попытался подняться. Сначала Блэк не двигался, но когда я снова упал, он забросил мою руку к себе на плечо, подтянул меня вверх и медленно повел к машине.

— Куда? — спросил Блэк, повесив трубку после разговора с Роуз.

Как только я назвал адрес, он завел машину и не разговаривал со мной, пока мы не приехали к маленькой съемной квартире. Посмотрев вверх, он покачал головой.

— Долбаная лестница.

Затем открыл дверь и помог мне вылезти. Мы пошли наверх — одна моя рука покоилась на его плече, а другая на перилах. Мы дошли до двери, и я впустил нас. Блэк осмотрелся. Обстановку квартиры составляли лишь матрас на полу да холодильник, заполненный пивом.

— Завтра приедет Роуз. — Он пнул пустую бутылку. — Она будет в ужасе, когда увидит твою квартиру.

Отпустив его, я рухнул на матрас.

— Пусть не приезжает. Она мне тут не нужна. Ты тоже свободен.

Отмахнувшись от него, я стянул штаны и подтянул к себе бутылку текилы. Блэк остался на месте, глядя на то, как я заливаю раны алкоголем, и слушая мое непроизвольное шипение.

— Я поехал. Жди нас завтра.

Мудак. Он свалил, захлопнув за собой входную дверь.

Мои раны жутко болели и пульсировали ноющей болью, которая не проходила, сколько бы текилы я в себя не вливал. Мне хотелось встать. Хотелось запереть входную дверь на ключ, чтобы они не смогли явиться ко мне завтра. Последнее, чего я желал, это чтобы пришли Блэк и Роуз.

— Вставай, — услышал я, но решил игнорировать. — Последний раз предупреждаю!