Если же сломать заведенный обычай и сбежать с уроков, жизнь заиграет новыми красками. Ты увидишь мир, который, оказывается, существует и живет своей жизнью, покуда ты сидишь, вычерчивая палочкой занудные иероглифы!
Так и сделали Мойсе с Ааре. Они пошли в самый дальний конец города, по дороге разглядывая девушек и делясь друг с другом короткими замечаниями на их счет.
Слово за словом – и они не заметили, как оказались у винокурни. Характерный запах выдавал течение определенных процессов, с давних пор дарующих людям возможность отрешиться от надоевшей обыденности, погрузиться в мир веселия и грез, увидеть себя изнутри, дать волю словам и слезам.
Мойсе и Ааре переглянулись. Озорно вскинув брови, Ааре потянул Мойсе к себе:
– У тебя есть бутыль, Мойсе?
– Есть, но там еще немного воды.
– Допивай, сейчас посуда нам понадобится.
Мойсе допил воду, и Ааре, взяв бутыль, двинулся вдоль забора, свернул за угол и исчез. Мойсе остался топтаться посреди улицы, чувствуя себя неловко. Вскоре с той стороны, куда ушел Ааре, раздался крик:
– А ну стой, тварь! Догоню – прибью!
У Мойсе тут же во рту стало кисло, словно он откусил от незрелого яблока. Через мгновение из-за угла выскочил Ааре:
– Бежим!
И они побежали. Сердце Мойсе бешено стучало, а дыхание перехватывало.
Вскоре бег закончился. Они встали друг напротив друга, слегка наклонившись вперед, переводя дух.
– Вот, хорошо зачерпнул! – усмехаясь и потряхивая бутылью, сказал довольный Ааре. – Пошли.
Они вышли за город и сели в тени пальмы. Первым глотнул Ааре.
– Ну как? – спросил Мойсе.
– Сам попробуй!
Мойсе понюхал ароматную жидкость и сделал большой глоток – очень уж хотелось пить. Бутыль быстро опустела. Напиток оказался терпким и вкусным. Буквально через пару минут Мойсе почувствовал, как уши у него заложило, словно он нырнул под воду. Так бывало, когда он с мальчишками купался в реке – зажав нос пальцами и надув щеки, он погружался в воду и болтался в ней, как поплавок.
Это ощущение слегка испугало Мойсе, но вскоре накатила волна радости и смыла все страхи. Обнявшись и напевая веселую песенку про орленка, они с Ааре пошли обратно в город. Солнце было уже у горизонта, и поперек дороги легли длинные тени, через которые приходилось перешагивать.
* * *
Вот к этому самому Ааре и отправился Мойсе, обеспокоенный своим кошмарным сном. Дверь открыла сестра Ааре, Мериамон, высокая стройная девица. Волосы ее были прямыми, черными, как воды Хапи ночью, и так же переливались таинственным блеском, когда поводила она своей гордо посаженной головой. Мойсе непременно влюбился бы в нее, не будь его сердце в плену у Меританейт.
– Кто там? – спросила из кухни мать Ааре.
– Это Мойсе, друг Ааре, – откликнулась Мериамон.
– Проходи, Мойсе, – отозвалась мать, – мы сейчас будем завтракать. Мериамон учится стряпать. Вот лепешек напекла, да таких вкусных, какие я только у своей матери ела, – добавила она с тем воодушевлением в голосе, которое появляется, когда твое чадо делает первые успехи в преподаваемой ему науке.
Появился Ааре:
– Привет, Мойсе! Проходи, поешь с нами, – сказал он.
Лепешки действительно оказались очень вкусными. Теплые, ароматные, чуть присыпанные мукой, с множеством наколотых дырочек по поверхности, с молоком они были просто великолепны. Мойсе поблагодарил, когда они закончили есть, и обратился к другу:
– Ааре, у меня к тебе дело. Ты говорил, что у тебя есть ножи. Не мог бы ты мне показать их? Я хочу заказать себе хороший нож.
– Хорошо, Мойсе, я покажу тебе ножи, пойдем, – ответил Ааре, и они прошли к нему в комнату.
Обстановка в комнате Ааре была самая обычная. Тростниковые циновки по глиняному полу; низенькая, грубо сколоченная кровать с одеялом из верблюжьей шерсти и туго набитой травой подушкой, вышитой искусными руками его матери. Был здесь и сундучок, точь-в-точь как дома у Мойсе. В детстве Мойсе любил забираться на него и лежать, свернувшись калачиком, как кот.
Ааре открыл сундучок и достал оттуда несколько кинжалов. Глаза у Мойсе сразу загорелись, «разбежались и не сбежались», как он потом в шутку говорил. Один из ножей отличался серым, тускло поблескивающим лезвием длиной от кончика большого пальца до кончика мизинца полностью раскрытой ладони. Ручка была наборная, из искусно подогнанных деревянных и костяных колец, обильно украшенная резьбой. Ножны – из кожи с тиснением. Заметив горящий взгляд Мойсе, Ааре сказал:
– Хочешь, я его тебе подарю? Отец со строителями работал в каменоломнях неподалеку от Города Мертвых, и в подземельях они много разного добра нашли. Это оттуда.
– Конечно хочу, Ааре.
– Дарю, брат. Ты же мне как брат, правда?
– Воистину, Ааре, – сказал Мойсе. – Я слышал, есть такой ритуал: если мы сделаем надрез на ладони и пожмем друг другу руки, то точно станем кровными братьями.
Так они и сделали. В этот день Мойсе обрел кровного брата и хороший нож.
Побег
Прошло более месяца с того дня, как Мойсе стал встречаться с Меританейт в доме на берегу реки, и это был поистине медовый месяц. В один из дней Меританейт задержалась дольше обычного. Уже начало темнеть, а любовники все никак не могли расстаться. Наконец Меританейт сказала:
– Мне пора, любимый…
Она встала, быстро оделась; Мойсе оделся следом. Он взял со стола свой нож и хотел было повесить его на пояс. В этот момент снаружи раздались шаги, дверь в дом распахнулась, и в комнату ворвались какие-то люди. Мойсе оцепенел.
– Вяжите его, – скомандовал один из вошедших.
Двое шагнули к Мойсе, и он, выхватив нож, со страху полоснул им перед собой. Удар пришелся по уху и шее одного из нападавших. Тот схватился за шею и крикнул:
– У него нож!
Мойсе тем временем опрокинул стул под ноги второму и бросился к дверям-окнам, выходящим на реку. Выскочив на берег, он что было сил бросился бежать вдоль реки.
Мойсе бежал так, как не бегал никогда в жизни. Сердце бешено колотилось – больше от страха, чем от бега, дыхание стало шумным, таким, что на вдохе он издавал стон, похожий на рыдание вдовы над мертвым телом мужа. Поняв наконец, что погони нет, Мойсе остановился – и долго и трудно гонял воздух наполнявшейся до предела грудью.
Отдышавшись, он побрел вдоль берега, пока не наткнулся на лодку. Хозяина поблизости видно не было – должно быть, ее унесло течением у незадачливого рыбака. Лодка была примерно в два человеческих роста. На дне лежало единственное весло.
Забравшись в лодку, Мойсе оттолкнулся веслом от берега и быстро стал загребать то с левого, то с правого борта. Лодка шла хорошо. Поначалу, правда, было трудно удержать равновесие, и Мойсе едва не свалился за борт, но потом приноровился и стал разгоняться, как заправский лодочник.
Он выгреб на середину реки, и течение стало ощутимо сносить лодку – это Хапи обнял ее, прижал к могучей груди и повлек к далекому морю. Мойсе лег на дно лодки, все еще сжимая весло.
Только шелест воды и звезды над головой – в другой ситуации он мог бы наслаждаться покоем и красотой природы, но в эту минуту все было иначе. Накатило отчаяние, и глаза резануло слезами.
Мойсе вспомнил, что еще этим вечером он был самым счастливым человеком на свете; вспомнил, как сидел, обнимая Меританейт, вдыхая аромат ее кожи и волос. А что, если он больше не увидит ее? И что будет с ней? Вдруг Патипара убьет ее?
Эта мысль была невыносимой. И всему виной он! Проклятая ведьма Асти! И что стало со слугой Патипара, которого он полоснул ножом? Зачем вообще он выхватил нож? Это было похоже на то, как если бы некто вселился в Мойсе и управлял его телом. Вот до чего доводит колдовство…
Слезы катились из глаз Мойсе, стекая к шее и щекоча кожу за ушами. Но постепенно они высохли. Река убаюкала несчастного юношу. Он лежал и смотрел в звездное небо, а полная Луна сопутствовала его движению. Вспомнился ему урок священной истории, как Солнце-Ра каждый вечер садится в лодку и плывет в ночь, прямо как сейчас Мойсе. Во мраке Ра подстерегают крокодил Гоп и чудовищный змей Аапоп – порождения богини Нейт. В самый темный час они приступают к Ра, готовые напасть, разорвать и проглотить Владыку Света. Аапоп выпивает всю воду из реки, и лодка Ра оказывается на мели, а крокодил Гоп пытается проглотить Ра. Это ему удается. Горе! Горе! Крокодил наше Солнце проглотил!