Брут и тому рад, что его ближе подпустили. Брут сейчас чувствует себя наедине с раненым диким зверем — так толком и не прирученным.

Когда дикий зверь, нетерпеливо дождавшись конца перевязки, впивается поцелуем в его губы и урчит, притираясь ближе и дёргая с Брута рубашку, тот кусает его в ответ.

Приручить, может, и не удастся, а вот на равных оказаться — вполне.

Брут, так и быть, сделает скидку на раненую руку.

========== Проблема ==========

Комментарий к Проблема

Что-то вроде АУ на вторую сцену: https://vk.com/@fantasymusical-ya-ne-s-nimi

— Нет, нет, нет, нет!

Бродяга бежит, с кем-то сталкивается, путаясь в своих и чужих конечностях; в Купол врезается всем телом и… не проходит.

— Нет! — он бьёт кулаками по экрану и бессильно рычит; разворачивается, затравленно оглядываясь.

Люди начинают приходить в себя, осматриваться недоумевающе. До Бродяги дела пока никому нет, но скоро, скоро…

Он ныряет в какой-то переулок, натягивая капюшон, — и вздрагивает, увидев браслетника, сидящего у стены. Отступает, собираясь тихо скрыться, — но тот поднимает голову.

Бродяга рычит, узнав друга музиного гения, пару раз приходившего с ним в лагерь. Тот его тоже, кажется, узнаёт — но вместо того, чтобы поднять тревогу, только пожимает плечами и снова опускает взгляд.

Странный.

Бродяга прижимается к стене, прячась в тени. Лучше один знакомый — тьфу! — браслетник, чем толпа.

Чёрт! Он бессильно бьёт кулаком по бетону. Накатывает ощущение, что он заперт в ловушке. В мышеловку попал.

Он и заперт. И скоро его поймают, если прямо сейчас не найти способ выбраться.

— Бродяга, да? — говорит негромкий ровный голос из-за спины. — Брат Музы.

Конечно, ровный. У него же поводок включился, удавка… Ничего, Бродяга знает теперь, как управлять этим. Тьфу, как легко летит к чертям вся их выдержка и ум.

Он молча дёргает плечом, разворачиваясь, чтобы не терять его из виду. Его будет легко вырубить, если дёрнется звать на помощь.

— Это ты сделал? — браслетник кивает в сторону толпы, ещё не разошедшейся и гудящей на улице.

Бродяга щерится, подбираясь для броска. Браслетник окидывает его взглядом.

— Ты застрял, — звучит утверждением, а не вопросом.

Бродяга думает, что приложить его головой об стену — слишком хорошая идея, чтобы от неё отказываться.

А он вдруг… просто кивает:

— Переночуешь у меня, завтра мы с… — он замирает, проглатывая какое-то имя, и поправляется: — завтра я найду способ вывести тебя за Купол. — Оглядывает его снова, фыркает скептически: — Только куртку сними, выдаст. Возьмёшь мой пиджак.

Бродяга крутит пальцем у виска.

— Ты сбрендил, как они. Браслетик забарахлил?

Тот вздрагивает, смотрит в сторону толпы. Говорит тихо, будто себе:

— Я не с ними.

Бродяга фыркает, кивая на его запястье с браслетом:

— А мне кажется, с ними.

Тот рассеянно разглядывает собственные чуть дрожащие руки; Бродяга замечает на его ладонях следы от ногтей. Тот сжимает кулаки, поднимаясь:

— Не с ними. Я себя контролирую сам.

Бродяга скептически хмыкает. Браслетник давит взглядом — кажется на миг, что ударит, — и вдруг расслабляется, выдыхает медленно, передёрнув плечами:

— Я не буду ничего доказывать. И уговаривать не буду — выбирайся сам, если у тебя есть какие-то варианты. Только решай сейчас — когда всё успокоится, будет сложнее. Ты… выделяешься.

Бродяга, смерив его взглядом, складывает на груди руки:

— И что, не боишься даже?

— Себя я боюсь сильнее, — отвечает тот всё так же ровно.

Бродяге думается — под этим ледком всё кипит и вот-вот взорвётся. Бродяге думается — лёд бы разбить; это будет, по крайней мере, красиво.

Бродяга неохотно тянет с плеч куртку:

— Давай свой пиджак.

Пиджак пахнет какими-то духами — наверняка дорогими, ну конечно, — а ещё до обидного велик и раздражающе длинноват в рукавах. Бродяга их подворачивает на ходу, пытаясь закатать до локтей, чтобы не мешали.

Браслетник вдруг, оглянувшись, больно хватает его за предплечье, почти грубо дёргая рукав вниз. Бродяга вскинуться не успевает — мимо проходит кто-то, любопытно на них оглянувшись.

Бродяга, кажется, понимает.

— На тебе браслета нет, идиот, — шипит тот ему в лицо. — Проблем захотел?

— Я сам — проблема, — скалится тот в ответ. — Твоя, видимо.

Браслетник неожиданно фыркает, отстраняясь и отпуская его руку:

— Вот уж не знаю, с каких пор ты стал моей проблемой, но предположим. Я Брут, кстати. Не думаю, что ты озадачивался запоминанием имён.

— И сейчас не собираюсь, — кривится тот.

Браслетник — Брут — пожимает плечами и кивает:

— Пошли, проблема.

Бродяга закатывает глаза, но идёт. Бродяга думает, что вывести его на эмоции вполне себе тянет на задачу на ночь — спать в центре Полиса он не собирается точно.

Когда дверь квартиры захлопывается за его спиной и Брут выдыхает с облегчением, Бродяга стаскивает осточертевший пиджак, падает на диван, разыгрывая браваду и всё-таки настороженно оглядываясь, и спрашивает подозрительно:

— И почему ты мне помог?

Брут рассеянно поводит плечами и тоже садится, снова начиная разглядывать свои ладони:

— Не знаю. Потому что… я не с ними. Я… слишком хорошо это понял, когда пытался выйти из той толпы. Я не с ними.

У Бродяги отчётливое ощущение, что Брут говорит это больше себе, чем ему. Бродяге это не нравится — Бродягу это, если честно, бесить начинает.

— А с кем? — фыркает он. — С этим вашим… гением?

— Икаром, — поправляет Брут машинально. Головой качает, помедлив: — Я… не уверен. Не знаю. Нет.

И замолкает, погрузившись в явно невесёлые мысли. Бродяга недоверчиво кривится:

— И с кем же тогда?

Брут только качает головой. Бродяге слишком хорошо видно, как его потихоньку накрывает — начинают мелко дрожать затянутые в белую рубашку плечи, длинные пальцы в воздухе перебирают беспокойно, идеальное лицо кривится.

Бродяге это… не нравится. Не нравится ощущение, что человек здесь же, в одной комнате, с ним — и всё-таки не здесь. Не нравится давешнее «себя я боюсь сильнее» — ладно, это по-настоящему бесит, потому что бояться здесь должны его, Бродягу, нашёлся тоже бессмертный.

— Что с тобой не так? — бормочет он.

— Я не знаю, — почти шепчет Брут и впивается ногтями в мякоть ладоней. — Я не знаю.

— У тебя реально барахлит браслет, — фырчит Бродяга. — И инстинкт самосохранения. Сходи в ремонт.

— Да не в браслете дело! — срывает Брута — он Бродягу за воротник сгребает, встряхивает; тот скалится. — При чём тут браслет, я…

Он, замерев, глубоко вздыхает. Прикрывает глаза. Бормочет тихо совсем:

— И в браслете тоже. Он не заработал.

Руки у него снова начинают дрожать. Он головой трясёт, жмурится, пытаясь собраться и успокоиться — не получается вовсе. Бродяга разглядывает его скептически — и, резко подавшись вперёд, врезается губами в губы, кусаясь до крови.

Ловя чужую истерику. Кайфуя от неё, если совсем честно.

Брут вздрагивает, крепче сжимая на его воротнике пальцы — то ли оттолкнуть, то ли притянуть ближе, не делает в итоге ничего; Брут жмурится сильнее, замирая, забывая дышать — и… больно кусается вдруг в ответ.

Когда он открывает глаза, в них нет больше пелены и отсутствующего выражения. Он будто здесь целиком наконец-то, с Бродягой, и это почему-то заставляет торжествующе улыбнуться.

— Когда ты говорил, что ты моя проблема, — фыркает вдруг Брут, и эмоций в его глазах действительно слишком много, — я не думал, что ты имел в виду это.

— Я тоже, — усмехается Бродяга. Запястья его перехватывает — под рукой браслет, и осознание его бесполезности помогает с этим смириться.

И дёргает его на себя, губами и пальцами чувствуя, как рвёт у (бывшего) браслетника крышу.

========== Шрамы ==========

Бродяга смотрит исподлобья, скалится, сжимает кулаки и, кажется со стороны, по-настоящему его н е н а в и д и т. Они до хрипоты спорят — Бродяга комкает его идеальный воротник в пальцах, Брут хватает его за грудки и рычит что-то ему в лицо.