Джизас тихо надеется, что Джудас смог, наконец, поверить, что имеет право находиться рядом с ним. Джизасу кажется, что это так и есть.

Они даже кошмары победили — когда Джудас решился всё-таки перебраться к Джизасу на кровать, когда решился обнять осторожно во сне. Если вечно снится, что теряешь кого-то, лучший способ прогнать наваждение — проснуться в его объятиях. Джизас льнёт к широкой груди, ладонями ласково скользит по сильным плечам и чувствует себя в безопасности, засыпая в надёжных руках.

Джизас машинально вслушивается в стук его сердца.

Джудас, он знает, прислушивается к дыханию.

Они оба не так уж привычны к человеческим ласкам — но Джизас выцеловывает застарелый шрам на гордой шее, а Джудас касается губами центра его ладоней и порой долго гладит по спине, отслеживая пальцами невидимые сейчас рубцы от бича.

Джудас часто засыпает на его коленях. Джизас может часами смотреть, как он мирно спит, кончиками пальцев разглаживая складку меж его бровей и ласково перебирая вечно встопорщенные волосы.

Джизас иногда засыпает на его груди под какой-нибудь особенно скучный фильм или после особенно тяжёлого дня. Джизас, право, не виноват, что объятия Джудаса успокаивают лучше любого медицинского средства и греют надёжнее любого одеяла.

Джизас не виноват, что нигде больше не спится так хорошо.

Когда каким-то вечером Джудас вдруг, осторожно его отстранив, сползает с дивана на пол и встаёт на колени, Джизас пугается страшно. Джизас думает, что всё слишком долго было хорошо, и вот снова вернулись призраки прошлого. Джизас думает, что Джудасу, наверное, что-то приснилось или прибредилось, что он снова хочет о прощении умолять. Джизас испуганно к нему тянется, судорожно подбирая слова, но мысли слишком быстро мечутся в голове, чтобы собрать их так легко.

Джизасу с т р а ш н о.

— Не надо, — перебивает он, видя, что Джудас собирается что-то сказать. — Пожалуйста, тебе не нужно извиняться, мы ведь говорили обо всём этом, ты не виноват, я тебя люблю, пожалуйста, просто встань и…

— Я всегда говорил, что ты меня не слышишь, — притворно хмурится Джудас. — И не слушаешь. Может, хоть шанс мне дашь высказаться?

— Тебе не нужно… — Джизас мотает головой. — Пожалуйста, встань.

— Джей.

Джудас стоит, глядя на него удивительно терпеливо, — и в его голосе, глазах, в этом человеческом прозвище столько нежности и любви, что Джизас теряется.

Слишком привык когда-то видеть вину и страх, чтобы сейчас не пытаться их высмотреть.

— Джей, — повторяет Джудас. — Могу я всё-таки сказать?

Джизас осторожно кивает, не понимая, что происходит, и складывает на коленях руки, садясь ровнее. Джудас хмыкает, касаясь его запястья:

— Не переживай так. Я… не прощения просить.

Джизас напряжённо качает головой. Коленопреклонённый Джудас — совсем не то зрелище, которое он хотел бы видеть спокойным уютным вечером.

Джудас вдруг касается губами тыльной стороны его ладони. Просит тихо:

— Улыбнись? Мне и так страшно.

Джизасу легче от этого не становится — но он улыбается всё-таки уголками губ. Джудас вздыхает, собираясь с силами.

— Ты… невероятный, — говорит негромко. — И я до сих пор не могу поверить, что из всех людей на земле ты выбрал меня, но… я счастлив рядом с тобой. И ты, я надеюсь, счастлив тоже.

Джизас осторожно кивает. Джудас рассеянно гладит его руку, собираясь с мыслями.

— Я просто хотел… — он головой качает; Джизас с дрожью замечает слёзы в его глазах. — Это так сложно. Прости мою сумбурность, я… теряю слова. Я клянусь, — он голову поднимает, решительно вздёргивая подбородок, — клянусь быть с тобой, беречь тебя и не оставлять… ни до смерти, ни после. Никогда. И, — у него голос сбивается почти на шёпот, — любить. Всегда. Примешь ли ты?..

Джизас вздрагивает, когда Джудас протягивает ему кольцо. Простое золото без украшений, ничего необычного, но…

…сейчас оно кажется самым ценным, что в мире есть.

Джудас, кажется, забывает дышать, глядя на него в ожидании ответа. Джизас кивает торопливо — и чувствует, как пальца касается сначала прохладный металл, а потом — горячие губы.

Джудас замирает, прижавшись губами к его руке. Джизас чувствует на коже его слёзы и торопливо опускается на пол перед ним, бережно заставляя его посмотреть на себя.

— Ты единственный, — шепчет, — кто исполняет обещания. Даже Он… не исполнил. Поэтому, — Джизас гладит его лицо, стирая слёзы, — я согласен. И клянусь… клянусь быть рядом. Перед Ним и людьми. И…

«Любить» он выдыхает уже в губы. Джудас его целует, отчаянно, как утопающий, прижимаясь; Джизас от облегчения и счастья готов, кажется, взлететь. Джудас чуть отстраняется и вдруг пальцами мажет ласково по его щеке, улыбается кривовато:

— Ладно я, дурак, расчувствовался… ты-то чего?

Джизас прижимается лбом к его лбу. Смеётся вдруг тихо:

— Но венчаться мы, пожалуй, не будем. Папа не одобрит.

Джудас замирает, обдумывая его слова.

И хохочет искренне и счастливо.

========== Уйти ==========

Джудас смотрит на него с таким горящим — с ж и г а ю щ и м — гневом, что Джизасу становится почти страшно.

Джизас знает, что этот человек никогда, ни за что боли ему не причинит — и всё-таки сейчас невольно напрягается, будто готовясь уворачиваться от удара. Джудас настолько злым никогда раньше не был; не в его сторону. Даже когда они ругались, даже когда Джудас на него кричал — он всегда пытался докричаться, мысль донести, а не ранить словами.

Сейчас Джизасу больно. А Джудас не бьёт — притягивает за шиворот к себе. Шипит — выражение лица злое, а интонация умоляющая:

— Беги, я прошу тебя. Беги.

Джизас замирает, глядя на него.

— Пусть все поверят, — продолжает Джудас. За плечи его встряхивает легонько, заглядывает в глаза: — Пусть поверят, что я… а ты мне не верь. Я прошу тебя, не верь. Беги. Никто, обещаю, не пострадает. Сейчас я уйду, а ты беги, спрячься, я очень тебя прошу, уходи…

Джизас собирается было ответить ему что-то, но Джудас отстраняется — у него лицо ещё жёстче становится.

— Я устал смотреть сквозь пальцы!.. — кричит гневно, как хлыстом бьёт.

Апостолы вокруг смотрят, замерев; Джизас видит краем глаза, что Питер готов броситься на защиту, и взмахивает рукой, останавливая.

У Джудаса в глазах боль плещется. Джизасу страшно — Джизас и его, и за него боится.

За него — куда сильнее.

— Ступай прочь, — выдыхает Джизас почти жалобно. — Иди.

«Не мучай».

В глазах Джудаса ответное «уходи» бьётся. Джудас разворачивается резко.

И уходит.

***

Когда Джудас идёт обратно, он правда готов молиться — только вот не господу совсем.

Джизас, пожалуйста, будь благоразумен. Джизас, уйди, спрячься, не высовывайся…

Джизас.

Джудас и умереть за него — в м е с т о — не против. Не страшно.

Когда он не видит родного лица средь спящих апостолов, голову кружит таким облегчением, что он едва удерживается на ногах. Шатается всё-таки — посмотреть со стороны, так случайно. Наступает на ладонь того, кто ближе всех лежит.

Питер. Тем лучше.

Тот поднимается, оглядывается непонимающе; Джудас хлопает его по плечу, приветствуя.

Стража не медлит. Стража Питера скручивает, не дав толком подняться с земли. Джудас только морщится, глядя на это, — и старается не думать, как мог бы точно так же биться в их руках Джизас.

Джизас им в лапы не попадёт. Ни за что.

— Джизас, называющий себя царём иудейским, — начинает стражник, — ты предстанешь перед судом за…

Питер делает огромные глаза и головой мотает:

— Но это не я! Я не он, я…

— Не лги, — его ударом обрывают.

Джудас стискивает зубы.

— Я не он! — пытается Питер снова. — Все подтвердят, я…

Просыпающиеся апостолы отвечают согласным гулом.

— Джудас! — Питер вырваться пытается из рук стражи. — Джудас злобу затаил на нас всех, Джудас виноват, я не при чём, мы не знаем здесь никаких…