У Саши замирает сердце. Человек останавливается на пороге комнаты — Саша почти физически чувствует его взгляд. Лежать неподвижно больше не выходит — Саша разворачивается, наверное, слишком поспешно.

— Это я, — торопливо говорит невнятный силуэт. — Прости… что рано и без предупреждения.

Саша тихо угукает, мучительно щурясь. На кровати садится, проводит рукой по встрёпанным волосам. Запрещает себе тянуться за очками и хвататься за надежду. Если он просто забрать вещи, пусть лучше остаётся силуэтом. Не так больно.

— Я просто… — продолжает тот. — Саш, всё глупо так. Можно?..

Саша кивает. Силуэт приближается и неуверенно садится на край кровати. Саша подтягивает ноги к груди, чтобы дать ему место сесть нормально, но Яр не пытается даже — так и остаётся, едва не падая и нервно перебирая в воздухе пальцами.

— Я не хотел, ладно? — выдыхает он, решившись. — Я… столько нагородил, ты прав, я руина, я всё порчу, только… я очень не хочу тебя терять. Я… я вижу, у тебя там в коридоре уже и коробка с моими вещами, но… если ты вдруг… если можешь — прости, а? Я так загнусь нафиг, Саш…

Тот неловко лохматит волосы. Горло вдруг пересыхает; он, впрочем, ухитряется выдавить хрипло:

— Я… тоже. Не хотел. И руина. И загнусь. — И, совсем сипло: — Прости меня.

Яр глаза трёт тыльной стороной ладони. Саша не выдерживает первым: придвигается, обнимая. Яр разворачивается к нему, утыкаясь в шею.

Худые пальцы в спину впиваются почти больно. Саша стискивает его плечи и смотрит слепо в темноту комнаты за его спиной. Сжимает руки крепче.

Дико даже думать о том, что он мысль себе такую позволил — человека потерять. Невозможно же. Дышать ведь как-то надо.

На ресницах сырость. Саша жмурится и прижимается губами к его виску.

— Не отпущу, — шепчет, чуть покачиваясь.

— А коробка?.. — шмыгает носом Яр.

— Разберём утром. Психанул. Херню сделал. И наговорил всякого…

— Это хорошо, — у Яра чуть плечи расслабляются. — А то я… реально испугался, Саш. Больше, чем ссоры. Что ты уже… всё, и…

Саша торопливо мотает головой и вжимается подбородком в костлявое плечо.

— Нет. Нет. Я… ну какое с тобой «всё». Ты сам моё «всё». Я сейчас это осознал очень ясно, я… не хочу вот так, как было эту неделю.

— Девять дней.

— И кто после этого зануда.

Яр тихо фыркает.

Яр очень правильно засыпает в его руках, тепло дыша куда-то в ключицы. Саше спокойно наконец-то.

Саша думает, засыпая, что в следующий раз, если взбредёт в голову паковать то, что Яру в этой квартире принадлежит, начинать надо с собственного сердца.

И им же заканчивать.

Снится мечущееся по дну коробки сердце, заливающее кровью картон, и Яр, запихивающий его обратно Саше под рёбра.

Яр из реальности сквозь сон касается его груди, ласково бормочет что-то над ухом, и наваждение отпускает.

========== Зонтик ==========

Ярик к нему выбегает из-под крыши над входом в театр, накрывая голову какой-то папкой и явно мало что видя из-за пелены дождя. Саша ловит его за локоть, затягивая под зонтик; Ярик трясёт головой, обдав его разлетающимися с мокрых волос брызгами, и протирает залитые дождём глаза. Саша зажмуривается, пытаясь отвернуться, но не успевает — стёкла очков уже в каплях.

— На, подержи, — он вкладывает в худую ладонь ручку зонта, сместив его так, чтобы полностью Ярика от дождя закрыть (рукав собственной куртки промокает почти сразу). — Все очки мне заляпал, ну что за человек!

Ярик фыркает, неловко перехватывая ручку. Саша протирает стёкла краем выбившегося из-под края куртки свитера — а потом, поняв, что что-то не так, на миг накрывает руку Ярика своей, выравнивая купол зонтика.

— Себя-то закрывать не забывай, чучело.

— Я и так уже мокрый! — возражает тот. — А у тебя ещё шанс есть.

— Простудишься, — хмыкает Саша.

Прикосновение к холодной лапке позволяет себе задержать чуть дольше, чем это необходимо, согревая своим теплом. Ярик улыбается и толкает его плечом в плечо:

— Это ты тут дед, а я молод душой и телом. И вообще, я так закаляюсь.

— Сам ты дед. Простудишься, а мне лечить, — Саша его к метро тянет.

Ярик на его ворчание щурится почти блаженно и жмётся поближе — благо, ситуация позволяет. Саша упрямо наклоняет зонт в его сторону, оставляя под дождём собственную руку до плеча.

А то простудится ещё, действительно.

***

Четыре года спустя ничего толком не меняется, несмотря на то, что Саша уехал в Москву. Ярик — всё то же бестолковое чучело, вечно забывающее шарфы и шапки; Ярик всё так же радостно виснет на его шее при встрече — разве что, может, чуть отчаяннее прижимается после долгой разлуки. Разве что встречи реже. Разве что тоска по нужному человеку чуть сильнее.

В один из вечеров загруженного спектаклями месяца, когда понемногу теряющий счёт времени Саша выглядывает из дверей театра после репетиции и обнаруживает там проливной дождь, он понимает, что забыл дома зонт. Забегался без выходных, поставил вчера сушиться — и забыл.

Смотрит неодобрительно на подкинувшее подлянку небо и натягивает на голову капюшон. Пихает поглубже руки в карманы. Набирает в лёгкие воздуха, будто готовясь нырять…

— Долго стоять-то будешь? — нарисовывается рядом силуэт, так внезапно соткавшийся из теней, будто действительно появился из ниоткуда.

Знакомый такой силуэт. И, что важно, под зонтом.

— Ты откуда? — растерянно моргает Саша. Зевает отчаянно. — Вроде подразумевалось, что ты меня дома ждёшь.

— Да вот… решил встретить.

Саша постепенно осознаёт реальность и из-под козырька подъезда перебирается к нему под зонт, цепляя под локоть. Ярик, коротко ластясь, прижимается к нему на миг. Саша целует его куда-то в висок. Фыркает, указав на зонтик:

— Всё, молодость прошла? Ответственность проснулась?

— Это у тебя уже старость, — пожимает плечами Ярик. — Склероз уже, всё, скоро начнёшь забывать моё имя, и придётся мне каждый день заново с тобой знакомиться. И заставлять тебя в меня влюбляться.

— Это-то несложно… ой, всё! — Саша дёргает головой и привычно возвращает зонтик в ровное положение, закрывая Ярика от дождя, пока они идут к метро. — Я просто забегался. А ты дед.

— Только инсайд, — неловко каламбурит Ярик. Зонт снова наклоняется в сашину сторону. Саша перехватывает ручку поверх яровой руки.

— А перчатки не носишь и руки ледяные.

— У меня ты вместо перчаток, — Ярик гладит его большим пальцем по тыльной стороне ладони. — Тебя-то я точно не забуду. А зонтик ты дома забыл, не бросать же тебя?

Саша улыбается, чувствуя, как краснеют уши.

И, потеряв терпение, отбирает у него ручку зонта совсем — Ярик упорно пытается, закрывая его, промокнуть целиком сам.

Мило, конечно. Но вдруг простудится?

Ярик охотно жмётся к его боку, и Саша с удовлетворением отмечает, что за четыре года действительно не изменилось ничего.

И это, пожалуй, к лучшему.

========== Друг ==========

Саша — хороший друг. Ярик в этом раз за разом убеждается, заставляя себя думать только об этом. Очень хороший друг. Всегда поддержит. Поможет с очередной безумной идеей. Просто, в конце концов, будет рядом.

Ярик честно пытается соответствовать, но получается, кажется, немножечко хуже.

Ярик в свои двадцать, наверное, счастлив. Ярик играет Иисуса и с Сашей в видеоигры, днями зависая в его квартире; Ярик почти ухитряется себя убедить, что тепло под рёбрами, когда они сидят рядом и Сашка смеётся чему-то, показывая на щеках ямочки, — это просто потому, что они друзья. Ну… друзьям же хорошо быть рядом, правда? Иначе зачем?

Не самые христианские и не самые дружеские мысли вроде «боже, его р у к и» и «какого чёрта у него глаза такие яркие, когда он улыбается» и не самое невинное залипание на полные губы Ярик старается игнорировать. Ну ерунда же. Сашка — просто друг. Друг. Друг.

Когда друг уезжает в Москву, Ярик помогает ему с вещами и почти безупречно держится, чтобы не завыть забытой на даче собакой. Только в какой-то момент чуть не роняет джойстик, который надо было упаковать — от вдруг накатившего понимания, что тёплых вечеров за играми больше не будет.