Яр удивительно ловко распутывает узел и приподнимается, царапнув его колено; тянет на себя за воротник рубашки, стоя на коленях у его ног. Саша пальцами путается в его всклокоченных волосах и чувствует холодные руки на груди, почти судорожно расправляющиеся с пуговицами рубашки. Разводит невольно колени; Яр ближе притирается и ведёт по груди и бокам ладонями, выгибаясь всем телом. Саша наклоняется ниже, прикусывая его доверчиво подставленную шею; тянет с него толстовку — Яр выпутывается торопливо из рукавов и снова приникает вплотную, кожа к коже, впиваясь губами в губы и кусаясь отчаянно. Саша его спину сжимает до синяков — под кожей бурлят, отдаваясь в голову, эмоции прошедшего дня, в голове засевшее «на йоту вперёд» и привязчивый мотив; Яр царапает его плечи и, по напряжённому животу скользнув, тянется к ремню сашиных брюк.

Горящий взгляд снизу вверх разламывает к херам все барьеры. Саша дёргает его с пола на свои колени и кусает на стыке шеи и плеча, вжимая в себя до боли.

Ближе.

Под кожу.

Слиться в одно.

Гортанный стон над ухом его добивает.

========== Собака ==========

Донат приходит от интригующего «Ты знаешь кто» и заключается в содержательнейшем (и, кажется, бесконечном) «я@ты@я@ты@…» на все доступные триста символов. Саша обречённо стонет, выразительно глядя в камеру. «Я-собака-ты-собака-я-собака-ты-собака», — радостно затягивает бот.

— Я не знаю, кто, — почти угрожающе тянет Саша, — но будете так делать — поставлю порог озвучки рублей в пятьсот.

Тянется, ставя игру на паузу, чтобы затянувшаяся песенка не мешала дослушать диалог персонажей.

Взгляд падает на требовательно горящий экран телефона. Саша виновато поджимает губы и, извинившись перед зрителями, отключает звук микрофона, оставив их наедине с «собаками».

— Ну наконец-то! — радуются с того конца провода.

— Ты мне стрим руинишь? — невольно улыбается Саша и прикрывает кепкой нижнюю часть лица. Из висящих на шее наушников продолжаются бесконечные «собаки».

— Во-о-от, — голос звучит чрезвычайно довольно, — угадал же, а то начинаешь сразу — «не знаю» да «не знаю»… а как мне ещё тебя вытащить, ты играешь пятый час и игнорируешь все сообщения. Я соскучился, может.

— Извини, — фыркает Саша.

— Я-собака-ты-собака, — монотонно бормочет бот. Саша сдвигает наушники подальше от динамика телефона.

— Спасибо, — смеётся Ярик, — я, конечно, собак люблю, но тебя как-то больше. Открой личико?

— Подглядываешь? — хмыкает Саша, убирая кепку и скашивая глаза на камеру.

— Любуюсь! Почти видеозвонок.

Повисает пауза. Саша не замечает, как начинает покачивать головой в такт «собакам».

— Я соскучился, — бубнит Ярик. — Хочу обнаглеть. Можно обнаглеть?

— Ты уже, — улыбается Саша. Привычно запускает в волосы руку, растрёпывая пряди. Закрывает глаза — устали от линз, жечь начинает под веками — сжимает переносицу, пытаясь проморгаться. — Наглей.

— Тогда можно я билет к тебе… уже купил? И… ну, приехал уже, на самом деле. И буду через полчаса, если пустишь, конечно.

— Я-собака-ты-собака-я-собака…

Саша сдёргивает наушники с шеи.

— Ты серьёзно?

— Гав, — смеётся Ярик. — Не психуй ты так из-за этих собак.

— Я не…

— И надень очки, у тебя глаза же устали, — ворчливо перебивает тот. — Щуришься. Так пустишь?

Саша кивает, глянув в камеру.

— Тогда я сейчас сворачиваю стрим и…

— Не смей! Мне ещё полчаса ехать, что ещё делать в метро? — Ярик смеётся. — Не отлынивай.

— Ну и подглядывай, — пожимает плечами Саша. Рассеянно проводит пальцами по губам и облизывается, прикусив костяшку указательного.

— Прекрати так делать, — давится воздухом Ярик. — Я же в метро.

— Это месть за собак! — откровенно ржёт Саша. — Страдай теперь. Жду, — и звонок сбрасывает.

Подумав, меняет линзы на очки.

Бот в наушниках вякает последнее «я-собака-ты-собака» и затыкается. Саша шутит про удачный тайминг и строит глазки камере (кого он обманывает, полторы сотни других зрителей слишком быстро отошли на задний план, глазки он строит вполне конкретному человеку — сам нарвался). Чуть прикусывает нижнюю губу.

Ярик вваливается к нему даже не через полчаса, а через двадцать пять минут — взъерошенный и раскрасневшийся, будто от бега. С порога дёргает к себе за воротник. Саша радуется, что закончил стрим заранее. Собирался, вообще-то, чайник поставить — но, кажется, не судьба и не сейчас.

У Ярика пальцы ледяные, когда он под сашину футболку настойчиво лезет, скользнув по груди и животу, а потом, задев висок, стягивает очки с переносицы. Сашу от этого жеста мурашками пробивает — слишком лично, интимно почти; кому другому чёрта с два бы позволил. Саша прижимается к тонким губам — Ярик его нижнюю кусает требовательно и почти больно.

Саша, чёрт возьми, скучал.

***

«Я@ты@я@ты@» настигает его посреди стрима по хоррору, заставив подскочить и сдёрнуть наушники. Телефон тут же разрывается трелью.

— О, ты отвлёкся! — восторженно орут оттуда. — Слушай, у меня такая идея на концерт появилась, слушай…

Саша смеётся, откидывая голову, и свободной рукой в чат печатает «сейчас вернусь, очень важный звонок». Яр в трубку довольно урчит — «важный, да?» — и разражается длинной тирадой.

Саша старается не улыбаться слишком влюблённо.

Бот умиротворяюще бормочет из наушников про «собак», и Саша, кажется, знает, что задонатит Ярику на ближайшем же его стриме.

========== Подушка ==========

Ярика, натурально, убивают неудобные подушки. Больная спина каждое утро заявляет о себе — Ярик невесело шутит про наступившую раньше срока старость и совершенно не функционирует по утрам, злобно шипя на весь мир и мечтая только, чтобы боль прошла побыстрее.

Дома с энной попытки ещё удаётся подобрать что-то терпимое (спина и шея всё равно болят), а вот в поездах и московских гостиницах с утра хочется повеситься. Спокойного полноценного сна, конечно, в таких условиях не светит. Да и дома тоже — домашняя подушка впитала слишком много ночных кошмаров, чтобы видеть на ней что-то ещё.

А потом в его жизни появляется Казьмин, рядом с которым тепло, уютно и хочется каждый момент ловить жадно, сохраняя в самом надёжном уголке памяти. Когда Саша уезжает в Москву, эти моменты становятся ещё дороже — и плевать, что это стоит зачастую бессонных ночей в поезде. Главное, что потом можно, устроившись рядом на диване, незаметно придвинуться ближе, залипая в какой-то фильм (и немножко на отражение сашиного лица в экране).

Ярик этот несчастный фильм посмотреть пытается, честно. Вникнуть и понять сюжет, пытаясь разгадать загадку вперёд главного героя — только мозг упорно отказывается работать, а глаза — держаться открытыми.

Когда он успевает устроиться головой на сашином плече, он и сам не знает — знает только, что это не особенно удобно, но сил подняться нет, и плевать на боль в шее, которая уже начинает там ворочаться.

А потом тёплые руки, поддерживая его голову и плечи, помогают ему сползти ниже и лечь. Ярик этим рукам даже сквозь сон почему-то очень верит и подчиняется бездумно; к тёплой ладони, на которой он почти лежит виском, очень хочется ластиться, да сил толком нет.

— Давай, — еле слышно бормочет голос над ухом, — не разогнёшься же потом, ляг…

Ладонь заботливо помогает ему устроиться на чём-то таком же тёплом и пропадает. И придерживающая его плечи рука тоже — сначала исчезает вовсе, потом гладит мимолётно по спине, укрывая чем-то приятно тяжёлым.

Дальше Ярик не помнит совсем. Он сам не знает, через сколько времени выбирается из сна — выбираться, впрочем, совсем не хочется, слишком тепло и спокойно. И непривычное чувство защищённости. Ярик, не открывая глаз, среди ощущений торопливо ищет его источник — запомнить и пользоваться потом! — и, к своему удивлению, осознаёт лежащую на своём боку чужую ладонь. Ярик от неожиданности немного дёргается — ладонь от этого движения съезжает, оказываясь чуть ниже солнечного сплетения, прижимается успокаивающе, будто удержать пытаясь и сберечь. Теплом греет.