Саша тёплый. Жалко, что ругается. Его бы лучше замолчать и рядом уронить, чтобы тоже Вселенную чувствовал — Яр этим ощущением поделиться очень-очень хочет.

— Чудовище, руина, блин, как знал, что надо билет менять и раньше ехать, где болит? Ноги чувствуешь? Стой давай, не падай!.. Шевели конечностями, господи, ты же даже не пьяный, как ты всегда умудряешься… Ярик! Ярик, посмотри на меня, болит что-то? Мне нужно в неотложку звонить?

Яр качает головой. Хрипит:

— Я о тебе как раз думал.

— Это прекрасно, — Саша, обрадовавшись реакции, тащит его куда-то в два раза активнее, — но ты мог бы, пожалуйста, думать обо мне не лёжа в сугробе, а?

— …и о Вселенной… Саш, она большая такая!.. А ты нашёл…

Его затаскивают куда-то… куда-то в тепло. Родные руки вытряхивают из куртки.

— Что я нашёл?

— Меня нашёл. Значит… — Яр кашляет, — значит, меня… тебе Вселенная…

— Значит, ты заболеешь и я заебусь тебя лечить, — ворчат над ухом.

Яр улыбается. Яру от того, что его будут лечить и заботиться, хорошо очень.

Тепло.

У Саши глаза ярче, чем те звёзды.

Яр тыкается губами куда-то в его щёку — хотел в губы, но уж куда попал — и думает, что он в этой огромной Вселенной самый счастливый и удачливый человек, раз его нашёл кто-то настолько хороший.

(Саша, пока его лечит ближайшие две недели, ворчит нон-стопом.)

(Яр всё равно остаётся при этой мысли — действия важнее слов.)

========== Гроза ==========

Саша бар закрывать собирается — уже так поздно, что скорее рано, и явно никто уже не зайдёт, и девочки уже давно, отпросившись, убежали, оставив его в гордом (нет) одиночестве.

До дождя успели, везёт им — Саша мрачно смотрит на ударивший по окнам ливень явно магического происхождения и всё больше склоняется к мысли заночевать в кабинете на диванчике.

Саша думает — ещё чуть-чуть подождёт, и если в ближайшие пять минут в дверь никто не постучится, можно спокойно всё запереть и идти спать. Кто вообще может прийти в такую погоду?..

Никто, действительно, не стучится — просто снаружи, прямо на пороге, что-то звучно падает. Саша сомневается, стоит ли проверять — признаться, теории в голове роятся не самые весёлые — но всё-таки высовывает нос наружу.

— Приве-е-ет, — слабо-радостно тянет лежащее у его ног тело. — Как круто, что вы ещё не закрылись. Ты на улицу лучше не… не надо…

Его слова тонут в сильнейшем раскате грома, от которого стёкла в двери звенят. Тело болезненно морщится, приподнимаясь на дрожащих руках.

У него по запястью струится кровь и рукав от неё весь тёмный. Саша, вскрикнув от неожиданности, тянет его, пытаясь поднять.

Ливень усиливается.

Саша только сейчас постоянного посетителя признаёт — тот из-под всклокоченных падающих на лицо волос выглядывает и улыбается залитыми кровью губами, с сашиной помощью вскарабкиваясь на ноги.

— Нет времени объяснять! — заявляет радостно. — Надо защиту…

— Какую защиту? — почти стонет Саша. — Над баром есть защита, и если ты опять начнёшь, что она «слабая»…

— Да не хватит её, на грозу смотри! — человек, резко перешедший из категории «надо срочно помочь» в «надо, конечно, помочь, но господи помилуй, он опять», пытается ткнуть пальцем в небо, но едва не падает и снова цепляется за Сашу. Тот торопливо прижимает ночного гостя к себе, помогая устоять на ногах. — Не меньше двадцатки даёт!

— Не бывает такого, Ярик, не тупи, — Саша тянет его внутрь, категорически помотав головой. — Не потянет никто больше пятнадцати баллов, никакой маг, он же просто помрёт…

В окно врезается тело птицы. От сконцентрированной в воздухе магии становится тяжело дышать; Саша торопливо захлопывает дверь. Над стойкой взрывается один из светильников.

— Двадцать два! — Ярик чертит на двери символ, мазнув пальцами по собственной крови.

— Восемнадцать, не больше, — бурчит Саша и, заставив оторваться от двери, тащит его в более защищённый кабинет.

Окно вылетает со звоном, засыпав обоих осколками. Саша закрывает дверь кабинета и, схватив со стола нож, полосует себе ладонь, активируя защитную резьбу. Та начинает слабо светиться — напряжение бушующей снаружи магии ослабевает, и дышать становится легче.

— Да взял бы мою, — хихикает обессиленно прислонившийся к стене Ярик, — её тут мно-о-о-ого…

— Идиот, — Саша, оценив уже собравшуюся на полу под ним лужицу крови, лезет в ящик стола за бинтом. — Тебя ранило? Гроза?

— Не совсем, — Ярик жмурится и закатывает промокший рукав.

Саша закрывает лицо ладонью, увидев вырезанные на коже слишком знакомые символы, криво перечёркнутые ещё одним порезом, и дёргает его запястье, заставляя вытянуть руку.

— Хотел зарядить амулет, — объясняет Ярик, как-то потерянно наблюдая, как Саша забинтовывает рану. — Ну и… оно как-то… я знал, что оно сильнее будет, но не настолько же!..

— Идиот, — обречённо выдыхает Саша ещё раз.

— Я перечеркнул, когда понял, что косячу, а оно вон… — Ярик виновато кивает на окно, за которым по небу в истерике мечутся птицы. — Ещё хуже стало. Как рвануло… — он прикрывает глаза, шатаясь. — Мне что-то… нехорошо.

Саше хочется на него заорать. Саше хочется не то его встряхнуть, не то рассмеяться нервно — «дурак, конечно, нехорошо, эта гроза твоей душой питается».

У Саши за него сердце болит — и от мысли, что больше никто не завалится за чашкой кофе за час до закрытия, что-то обрывается в груди. Саше хочется дать себе по лбу, выбивая из головы безумное решение.

Саша вместо этого заставляет себя глубоко вдохнуть и усадить его на диван. Саша своей распоротой ладонью сжимает его руку, мешая их кровь, и чертит торопливо по бинту. Ярик вскрикивает, дёргаясь в его хватке; Саша на него шипит. Саша знает, что у него рана сейчас огнём горит; Саша знает, что, если остановиться, будет хуже.

Молния вышибает окно — молния в Ярика целится, и Саша едва успевает закрыть его магическим щитом и немного собой. Ярик к нему жмётся инстинктивно; на ковре от разлетевшихся искр остаются выжженные пятна. Саша встряхивает обожжённой рукой.

Дождь пропадает так резко, будто его выключили — не стихает постепенно, как нормальный ливень, а прекращается разом. Саша, зашатавшись и с трудом разжав стиснутые на чужих плечах руки, опускается на пол.

— Ладно, — бормочет, — возможно, девятнадцать баллов там было.

— Не меньше двадцатки, — слабым голосом упрямо возражает Ярик. — Всё ещё ставлю на двадцать два.

— Не пережили бы мы двадцать два.

— Пережили же.

— Потому что там было девятнадцать.

Ярик пихает его в плечо.

— Спасибо? — говорит осторожно.

— Идиот ты, — выдыхает Саша. — Не говори мне, что не знал.

— Не знал, что я идиот? — Ярик с дивана сползает к нему на пол. Саша только глаза закатывает.

— Не знал, что так нельзя. На себе чертить нельзя. И прерывать на середине нельзя, раз призвал — направь… Оно же вразнос пошло, тебя чуть не высосало. Идиот.

— Что прерывать нельзя — знал, — вздыхает Ярик. — Но испугался и…

Саша закрывает лицо ладонью и на ковре сворачивается, не в силах даже сидеть. Ярик осторожно тыкает его в плечо, волосы ворошит — Саша к его бедру лбом прижимается, наслаждаясь тишиной за окном и ощущением живого — выжившего — человека рядом.

— А что ты сделал? Я… не знаю такого. Никогда не видел.

— Глупость я сделал.

Ярик издаёт неуверенный вопросительный звук, смелее вплетаясь пальцами в его волосы.

— Часть своей души вместо твоей отдал, — бурчит Саша. — Иначе ты умер бы, а гроза уничтожила город.

Ярик замирает, вжав голову в плечи — Саша буквально чувствует, как его осознанием накрывает.

— А ещё связал тебя с собой, — добивает его Саша. — Поздравляю. Будем жить долго и счастливо и умрём в один день… буквально. Ура?

Ярик виновато моргает. Саша ободряюще хлопает его по ноге — выше тянуться лень.

— Не парься, прорвёмся. Живы все, и ладно.

На штанине остаётся кровавый след. Ярик, спохватываясь, цепляет бинт с дивана, сашину ладонь заматывает кривовато.